Цеховик. Книга 1. Отрицание

– Ты что! – возмущается мама. – Пешком дойдём. Нечего деньги выбрасывать! Мне, всё равно, ещё и на работу сегодня идти.

– Но деньги уже выброшены, – возражаю я, – так что поехали, мотор ждёт.

Дома я требую подробного изложения того, что сказал врач. Рассказывают они неохотно, но, насколько мне удаётся понять, картина вырисовывается следующая. Это действительно диабет. На фоне дисфункции надпочечников или что-то такое. Я в этом не спец, они тоже, получается что-то вроде глухого телефона. Иногда случается, как объяснил доктор, что всё происходит, как гром среди ясного неба.

Картина болезни была незаметна, а такие симптомы, как утомляемость, частая жажда, упадок сил оставались без внимания. В общем, ничего хорошего. Надо лечиться. Если взять болезнь под контроль то можно жить долго и счастливо. Понятно, отцу то же самое сказали. Мда…

Что делать? Инсулин пока на регулярной основе колоть не нужно. Я так понимаю его вкололи для снятия не то гипергликемии, не то гипогликемии. А сейчас нужно пить «Метформин» и ходить на уколы. Было бы неплохо достать импортный «Метгалв». Кажется, французский. У него высокая эффективность, но его нигде нет и стоит он дорого. Дохренища просто.

Блин… Вот такие дела. Мама выглядит измученной. Папа выглядит измученным. И что мне со всем этим делать?

Я всё-таки иду в школу на последние два урока. Сегодня контрольная по истории СССР. Училка придумала что-то вроде того, что делают на ЕГЭ. Вопрос и несколько вариантов ответов. Она их диктует и каждый должен выбрать то, что ему нравится. В общем, идёт по пути дебилизации школьников. Впрочем, здесь у меня нет шансов проиграть.

После урока я подхожу к ней, она ведь наша класснуха.

– Алла Никитична, – начинаю я. – Я хотел бы с вами поговорить.

– Слушаю тебя, Егор.

Все разбегаются и мы остаёмся одни в классе.

– Вы же знаете, что у меня недавно травма была.

Она кивает, внимательно глядя на меня.

– У меня сейчас имеются некоторые проявления амнезии.

– Да, мне мама твоя говорила. Она приходила, когда ты ещё в больнице лежал. Но она сказала, что эти проявления незначительные.

– Ну да, я ей стараюсь не говорить, чтобы не расстраивать. Но я даже имена некоторых одноклассников не помню. Ну, то есть, сейчас я их заново выучил, но ещё не вспомнил. Какие-то вспоминаю, а какие-то нет. Из всех учителей, кстати, я только вас не забыл.

Она смотрит с удивлением.

– И чего же ты хочешь?

– Ну вот смотрите. Исторические события, к примеру, я помню хорошо. А по химии постоянно приходится возвращаться назад и заново учить. Я просто боюсь, что к экзаменам могу всё не вспомнить…

– Хм… – она делается задумчивой. – Да… Ситуация не очень приятная… Вообще, там на подготовку несколько дней даётся, можно успеть повторить. Но надо подумать, что с тобой делать. До экзаменов времени ещё много. Посмотрим, может быть всё восстановится. А если нет, будем решать, как с тобой поступить.

В дверь заглядывает Крикунов.

– Вот ты где, – говорит он. – Алла Никитична, вы не возражаете, если я у вас Брагина похищу?

– Забирайте, – великодушно соглашается она.

И он забирает меня на всю большую перемену. Тащит меня в комсомольскую комнату и выедает мозг какими-то летописями, проверкой из городского комсомольского штаба, подготовкой к школьному собранию и другой фигнёй. Надо срочно составить список членов комитета и загрузить их всех посильнее. Делегировать полномочия.

– А ещё надо нам с тобой будет в горком сходить на следующей неделе, – говорит Крикунов. – Это по подготовке к городскому открытому собранию.

– Блин, Андрей Михайлович, у нас одни собрания. Учиться некогда.

– Ты мне давай заканчивай с этой диссидентской ересью. Партия сказала: «надо», комсомол ответил: «есть». Всё, иди на урок.

– Причём здесь партия-то?

– Притом, что в решениях съезда КПСС совершенно чётко сказано, что первоочередной задачей воспитания комсомольских…

– Всё понял! – перебиваю я. – Мне уже ясно, пожалуйста, не продолжайте.

После школы сразу еду в гастроном, в кои веки без Юльки Бондаренко. Наташка бы порадовалась. Иду со служебного входа и встречаю Лиду. Она стоит на крылечке и курит.

– Лидия Фёдоровна! – восклицаю я. – Ты куришь что ли?

– Балуюсь, – отвечает она сощурившись. – Куда пропал-то? Сорвал девичий цвет и другие цветы опылять полетел?

Ай да Лида, хорошая у тебя смекалка, милицейская.

– Семейные дела навалились, – отвечаю я. – Ну и вынюхивал кое-что, расследовал. Добывал оперативную информацию.

– Продвинулся?

– Да.

– Значит, сегодня явишься и доложишь, – практически приказывает она.

– Экая ты начальница, – качаю я головой. – Ты сначала баньку истопи, накорми, спать уложи, а потом уже пытай.

– Вот «пытай» мне нравится, – отвечает она. – Думаю, можно начать прямо с этого пункта. Нужно, чтобы ты сегодня пришёл.

– Не знаю. У тебя телефон имеется?

Она неохотно кивает.

– Диктуй. Я позвоню. Обещать не буду. Родители болеют, может моё присутствие понадобится.

– Не понадобится, – зло говорит она. – Мы с тобой тут не в игрушки играем. Ты понял меня?

Она называет номер и я шагаю дальше. Я его запоминаю. Вот ведь прямо кайф. Когда такое было? Я в последнее время три цифры-то пока начну записывать уже забуду. Хуже рыбки золотой. А тут вон что. Целый телефонный номер в памяти сохраняю.

В мясном отделе сегодня снова колбасное оживление. Понятно… Процесс идёт. Копыта, обрезь, всякая хня… Ешьте трудящиеся.

– Голодный? – интересуется Гусынина.

Есть не хочется и я отказываюсь.

– Тётя Люба, а можно пару звонков сделать?

Она машет рукой, мол чего спрашиваешь, надо – звони. Я беру телефонный справочник и начинаю обзванивать аптеки.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, есть ли у вас «Метгалв»? Понятно. Спасибо.

После седьмого звонка Гусынина интересуется, что это за «Метгалв», который я разыскиваю. Я объясняю что это и для чего мне нужен.

– Отойди-ка, – говорит она, взмахивая рукой. – Как говоришь называется? «Метгалв»?