Целестина

– Нет, сами придумали. Никто не жаловался пока.

Домой потомок литвинских рыцарей вернулся понурый, и даже его знаменитые усы обвисли.

– Теперь уже на кухне большевизм,– возмущался он за столом ближайшего ужина.

– В каком смысле?– спросила Целестина,– Там вся еда теперь красная?

– Там вся еда теперь партийная!– говорил он.– А это похлеще, чем проверка на кошерность. Никакого начальства, одни советы. Ты просто не понимаешь, насколько важна для большевиков – партия! Партия из большевиков состоит, и она же за них всё решает. Вообще, наш век – это век партий. Это страшно, конечно. Непонятно, с кем бороться, кто виноват. Партия решила – всё, будет делать и никак ты этот холодец ползучий не остановишь. Она тянет к тебе руки и сколько их ни руби, голову не отрубишь. Просто не власть, а холодец! И в этом холодце кто угодно завязнет. Ох, горе нам, что с ними будет. Понаставят фабрик-кухонь и пустят нас всех на гуляш!

– Может быть, они так защищаются?– предположила Целестина, невольно косясь на бабушку.

Пани генеральша смотрела всё так же невозмутимо, без тени испуга – но было заметно, что она стремится не пропустить ни слова в рассуждениях шляхетного повара.

– Раз у партии нет головы – то ей и отрубить нечего,– продолжила Целестина,– Хитрая стратегия, очень эффективная,– на этом месте у неё в памяти всплыли воспоминания с урока истории,– Коммунисты научились, я думаю, у казаков. Козаки тоже нарочно гетманов из разных семей выбирали, чтобы с правящей династией никто не мог ни расправиться, ни породниться.

– А если они сюда придут?– продолжал возмущаться Бзур-Верещака,– В наш дом, на мою кухню. Да, если они сюда придут… то никто и не заметит! Сделают вид,– в его голосе уже звенели слезы,– что ничего не случилось. Будут есть, что дают!

И вот неделю назад в город вошли немцы. Велели сохранять порядок. И порядок был – горожане ели то, что дают.

Когда Бзур-Верещака понял, что его пророчество сбылось, он схватился за голову – но это тоже не помогло.

А потом сбылась и вторая часть пророчества – пришли большевики. И теперь у Бзур-Верещаки был ещё один повод для ворчания и мрачных прогнозов.

– Кончат они нас, вот увидите,– бормотал он, расставляя тарелки,– Скажут, что нечего в красивых домах жить. Это, скажут, раздражает всех рабочих лесопильного завода.

Старая генеральша вместо ответа повернулась к внучке.

– Твой призрак больше не появлялся?– спросила она.

– Нет,– Целестина дула на суповую ложку,– Я думаю, призраки только ночью приходят.

– Призраки – они разные,– со знанием дела произнесла генеральша, а потом показала, чтобы ей подали ещё вишнёвой настойки. Пока сверкающий хрустальный графин путешествовал над столом, она повернулась к Целестине и спросила:– Так что там с твоими призраками?

Девушка нахмурилась.

– Ну, я его раньше видела,– произнесла она,– А теперь не вижу. Собственно, всё. Наверное, если он и появляется, то в то время, когда я не смотрю.

– Призраки просто так не приходят,– сказала бабушка,– Завтра я научу тебя, как можно его поймать.

5

Как ни странно, но молчать о призраке было почти так же интересно, как было бы о нём говорить.

Так что тот учебный день был один из самых интересных в гимназии. Настолько интересным, что она даже не запомнила, о чём говорили на уроках.

К тому же, Цеся увидела призрака только мельком. Так что рассказывать пока было толком нечего, а сочинять не хотелось. Почему-то сочинять о призраке – казалось неуважением к бабушке.

Когда Целестина вернулась домой, дом был погружён в полумрак, а за закрытыми дверями лаборатории слышалось бульканье. Казалось работает насос, огромный и невидимый.

Но когда Целестина вошла, никакого насоса там не было. Бабушка, как и прежде сидела на своём кресле с распахнутым фолиантом на коленях и, прикрыв веки, посасывала кальян.

Конец ознакомительного фрагмента.