Целитель. Новый путь

– Постой… – поднял палец шеф ГУР. – Миха? «Хилер»?

– Так точно! – Райнер резко кивнул, словно бодая воздух. – Михе-де и ядерные секреты Тель-Авива ведомы, и будущее он предсказывает с такой погрешностью, что… В общем, ею можно спокойно пренебречь. Ага… Вы тогда еще сказали, что неважной информации не существует. И вот, пожалуйста! Донесение нашего человека с Кляйн-аллее [15] .

Он сообщает, что Миха якобы согласился сотрудничать с американцами, и те его тайно вывезли в Штаты. Ага…

15

На Кляйн-аллее в Западном Берлине находилась штаб-квартира ЦРУ.

– Интересно… – затянул Маркус, просчитывая варианты. – С Карлсхорстом [16] связывались?

– Так точно! Геноссе Лазарефф был краток: «Не комментируется!» Ага…

– Понятно… – Вольф слез со стола и упруго заходил по кабинету, сдерживая горячку мыслей. – Это все?

– Нет-нет! Дальше самое интересное. Вот у меня еще одно донесение – от Ойгена Браммерца…

– О! – оживился Маркус. – «Великолепный монах»! [17] А вы еще не верили, что от бенедиктинца выйдет толк, Райнер!

16

Карлсхорст – район Восточного Берлина, где располагалось представительство КГБ СССР. Вплоть по май 1976 года уполномоченным КГБ по координации и связи с МГБ ГДР являлся генерал-лейтенант А. И. Лазарев.

17

Агент Штази Ойген Браммерц, монах-бенедиктинец, был в 1975 году отправлен трирским аббатством в Ватикан.

– Каюсь, – ухмыльнулся Кёнен.

– Так что Браммерц?

Зам сунул нос в папку.

– Зафиксированы тайные переговоры польского кардинала Кароля Войтылы с генеральным председателем «Опус Деи» Альваро дель Портильо. Ага… Что именно обсуждалось, неизвестно, но в итоге дель Портильо направил в Советский Союз двух «солдат Господа» – нумерариев Томаша Платека и Аглауко Мути. Они уже засылались в СССР раньше – в Белоруссию, на Западную Украину… Ага… У этой парочки приказ: убить Миху!

– Ага… – тихонько выговорил Вольф, будто передразнивая Райнера. – Следовательно, КГБ либо упустило «Хилера», и ЦРУ удалась его эксфильтрация за океан, либо Москва ведет свою игру на чужом поле… Хм. Вот что, Райнер. Новое задание для «Великолепного монаха». Пускай вплотную займется этим Войтылой, а вы проверьте все контакты кардинала. Ну, вас учить – только портить.

– Ага! – ухмыльнулся Кёнен.

– И еще… – Маркус покачался с пяток на носки, соображая. – Вот что. Отправьте… Куда там намылились эти зольдатики?

Райнер сунулся в папку, близоруко водя носом по строчкам.

– Украинская Советская Социалистическая Республика, Николаевская область, город Первомайск.

– Отправьте туда парочку оперативников, можно под видом туристов. Лучше всего Дитриха и Ганса.

– На перехват? – деловито уточнил Райнер.

– Да-а… – сказал Вольф задумчиво. – Если… м-м… нумерарии действительно выйдут на Миху, то почему подобное не удается КГБ? Или уже удалось? Или предиктор в Штатах? Вопросов много, а ответов ни одного… – Он потер подбородок ладонью, смешно сминая губы. – Вот что. Ни в коем случае нельзя допустить ликвидации «Хилера», но и хватать его… чревато. Если нашим сотрудникам повезет и они нападут на след благочестивых убийц… Пусть через них выходят на предиктора. Задание таково: защитить «Хилера»! Ни в коем случае ни умыкать его, ни даже склонять к сотрудничеству или сдавать КГБ! Вообще никаких силовых контактов. Пусть на словах объяснят Михе, что у него появился запасной выход. Случиться может всякое, но на Ленинском проспекте [18] «Хилера» примут без разговоров, без условий и тайно переправят в Берлин. Да, и пусть передадут ему вот это…

18

На Ленинском проспекте в Москве находилось посольство ГДР.

Шеф ГУР отпер сейф и достал маленький, плотно запечатанный пакет.

– Держите, Райнер. Это мое личное… м-м… скажем так – приглашение. Его получали немногие. Внутри – карточка с берлинским адресом, телефоном, паролем и отзывом. Всё вписано особыми чернилами, на свету они исчезнут за минуту – хватит, чтобы запомнить. Пусть Миха знает, что всегда сможет найти в ГДР надежное убежище. Вот так… Начинайте операцию без промедления!

– Ага! – боднул головой Кёнен.

Сложив папку, он сунул ее под мышку и торопливо удалился.

Маркус Вольф, покусывая губу, вернулся к окну. Машины, как жучки, по-прежнему ползали внизу, соблюдая правила дорожного движения.

«Миха… Миша? – подумал шеф ГУР. – Да мы почти тезки! Посидеть бы с тобой, Миха, поговорить… Только не в камере и не в кабинете, а где-нибудь… Можно в том кафе, напротив Красной ратуши. Нет, нет, там прослушка… Лучше всего – махнуть в Варнемюнде! Чтобы синее небо, зеленое море и белый песок… Кто же ты, Миха?»

Тот же день, позже

Первомайск, площадь Ленина

Дом Советов выглядел очень солидно, с оттенком монументальной державности, как старинное присутствие – тут тебе и фронтоны с колоннами, и купол со шпилем, и широкие лестницы. А вот если посмотреть сверху, то станет ясно – возводили здание под пение «Интернационала», а никак не «Боже, царя храни». В плане Дом Советов смахивает на скрещенье серпа и молота.

В огромное сооружение впихнули все разом – дворец культуры, библиотеку, загс, райком партии. Нашелся тут и закуток для горотдела КГБ.

Поднявшись на второй этаж, мы с Ромуальдычем зашагали по ковровой дорожке, в междурядье отделанных шпоном дверей. Сквозняки разносили по гулкому темноватому коридору невнятные отголоски из высоких кабинетов, стрекот пишмашинок и шелест бумаг. Со сводчатого потолка лился тусклый свет ламп, спрятанных под фигурными колпаками молочного стекла, засиженного мухами. Пахло куревом и почему-то сырой штукатуркой.

У нужной нам двери покоился стол, двумя толстыми тумбами попиравший ковер. Дубовую столешницу, размером с односпальную кровать, обтягивала черная кожа, пробитая по периметру гвоздиками с медными шляпками. Включенная настольная лампа бросала свет на телефоны и молоденького сержанта в новенькой форме.

Независимо сунув под мышку папочку с суровым оттиском «Дело №…», я вопросительно глянул на Арсения Ромуальдовича. Тот подмигнул мне – не робей, мол, прорвемся!

– Вам назначено, товарищи? – строго спросил сержант.

– Мы к Василию Федоровичу, – сказал Вайткус со значением.

– Товарищ Олейник занят, и…

Директор Центра НТТМ оперся руками о стол и холодно улыбнулся.

– Так позвоните товарищу Олейнику, – проговорил он с оттенком нетерпения, – и сообщите, что товарищ Вайткус желает его видеть лично.

Я даже головой покачал в восхищении, столько властности прозвучало в голосе простецкого Ромуальдыча.

– Секундочку… – прижух сержант и снял трубку.

После короткого доклада он выпрямился, словно по стойке «смирно», и отрапортовал:

– Слушаюсь, товарищ полковник! – Клацнув трубкой, страж нажал кнопку, отпирая дверной замок. – Проходите, вас ждут.

Вайткус кивнул и пропустил вперед меня, небрежно обронив:

– Етто со мной.

За дверью пряталась огромная комната, показавшаяся мне очень светлой после коридорной сутеми. Вся обстановка – ряд стульев, большой стол для заседаний, пара застекленных книжных шкафов, сейфы – расположилась вдоль стен или между широких окон. Большой портрет Дзержинского висел над письменным столом, за которым трудился невысокий плотный мужчина в возрасте, но без седины в густой черной шевелюре.