Целительница будущего короля
Шрифт:
***
Кайдену дважды приходилось слышать о действии возбуждающего зелья. Первый раз – от отца. Тот описывал состояние под ним как опьянение с обострённой остротой желаний и вялостью ума. В его версии это было что-то жуткое и отвратительное, несмотря на удовольствие.
В описании Чигару ситуация выглядела иначе: под винцо тот со смехом рассказывал, как с набухшим органом наперевес убегал от Реи, прятался по шкафам, под кроватями, и в итоге перепачкал ей одежду.
Для Кайдена знакомство с зельем началось с присланного за ним слуги
Неладное Кайден заподозрил, когда Венанция извинилась за резкость и безосновательную ревность. Она никогда не извинялась добровольно, даже если была неправа. Заставить попросить прощения её мог только король.
А тут Венанция была мила, любезна, предложила угоститься сладостями из засахаренных фруктов и вином с пряностями. Благообразия встрече придавали вышивавшая в углу жена ключника, два стражника у дверей и обслуживающие стол слуги, так что ловушку чувственного толка заподозрить было трудно.
«Я никогда не попаду в такую же дурацкую ситуацию, как мой отец», – всю жизнь считал Кайден, поэтому смело отпил вина и принялся обсуждать с Венанцией будущий турнир.
Едва в голове зашумело, что просто не могло случиться после нескольких глотков, Кайден отставил кубок и попытался откланяться.
– Держите его! – приказала принцесса охранникам.
Те замерли в нерешительности: не аристократам нападать на герцога чревато. В голове у Кайдена шумело всё сильнее, но он среагировал быстро: растолкал щитами людей Венанции, нырнул в соседнюю комнату, оттуда выскочил в гардеробную, из гардеробной – в комнату для слуг, уже оттуда в коридор – и бросился бежать.
Главное для него было скрыться из виду хотя бы ненадолго, тогда можно будет спрятаться под иллюзией.
Венанция пустила по его следу слуг, подняла стражу с требованием найти его и доставить к ней.
В уголке зала под иллюзией Кайден пережил первые приступы мучительного желания, первые попытки здравого смысла ускользнуть от сознания, сосредоточенного на жажде обладать. Кайден думал об Эйне. Не как о целительнице, хотя о её помощи просто мечтал, а как… о самой прекрасной девушке, которую видел в жизни. Его руки, всё тело горело от воспоминания, как она лежала на нём, как он её целовал.
В полубреду Кайден добрался до комнат Эйны. Возле них дежурили прикормленные им стражники, но он не верил в их абсолютную верность. А несколько минут спустя к покоям Эйны злым вихрем примчалась Венанция, распахнула двери.
Навстречу ей вышли слуги и отчитались:
– Мы обыскали всё, его там нет.
Венанция прошлась по комнатам сама и так же яростно покинула их, что-то бормоча под нос и стискивая рукоять кнута, мелодично позвякивающего металлическими лезвиями.
Пока слуги провожали её перепуганными взглядами, Кайден, иллюзией сливаясь то с полом, то со стенами, за их спинами проскользнул в покои Эйны.
В горячечном, полном её самых непристойных образов бреду, он добрался до купальни и накачал в ванную холодную воду.
Именно холодная вода, в которую Кайден, сбросив одежду, с шипением погрузился, помогла проясниться мыслям. В воде, постукивая зубами, прикрываясь иллюзиями,
Кайден лежал, когда слуга привёл с выгула Черныша, когда Венанция ещё раз пробежалась по покоям Эйны и даже заглядывала в купальню.Солнце заходило, и покои погружались во мрак. Кайден постоянно добавлял холодную воду, но всё равно сгорал от желания, от исступлённых, неистовых, нежных и яростных фантазий, где была Эйна и только Эйна.
С ужасом Кайден понимал, что были моменты, когда он мог бы спутать её с Венанцией, если бы та влезла к нему и молча начала соблазнять.
Но Кайден был один, и горячечный бред оставался лишь бредом. Кайден даже не сразу заметил, что чернота расползалась по венам быстрее обычного. То ли из-за холода, от которого начало першить в горле, то ли из-за возбуждающего зелья, но рахра бурно его отравляла.
В комнаты Эйны никто не заглядывал, Черныш сторожил дверь, так что Кайден, наконец, выбрался из ванны. «Я смогу с этим справиться», – уверял он себя, натягивая одежду на закоченевшее тело. А потом сидел и просто ждал, согреваясь и ощущая, как его постепенно отпускает. И постоянно думая об Эйне. Об Эйне раздетой в его руках. Об Эйне на свидании с Чигару.
Об Эйне.
Темнота окутывала Кайдена, позволяя тонуть в мечтах, с которыми он отчаянно боролся.
А когда показалось, что разум победит, Черныш завилял хвостом и засучил лапами.
– Лежать, – приказал Кайден.
Пёс затих.
Кайден думал, что справится и с зельем, и с собой, и с порывами. Но просочившееся сквозь дверь едва уловимая фраза «Спокойной ночи, милый» его просто оглушила.
Милый…
Кайден подскочил. Дверь приоткрылась, и тонкая фигурка скользнула в комнату. Кайден понимал, что подходить к Эйне рискованно, но верил в свою силу воли. Он просто должен был спросить об этом «милом», он же её герцог, как-никак.
И только когда Эйна оказалась совсем близко, Кайден понял, какая это роковая ошибка – приближаться к ней сейчас: его желания и фантазии, с таким трудом подавленные и вымоченные в холодной воде, вспыхнули с новой силой.
Кайден не мог её не поцеловать. И в это мгновение Эйна стала центром его мира.
Глава 28. Результаты
Мы пошатнулись. Или это мир вертелся и падал. Звякнула фибула, когда плащ пополз с моих плеч. Кайден прижимал меня к себе, скользил ладонями по спине, плечам. И целовал. Я задыхалась, всё казалось нереальным и упоительным, несмотря на яростное кипение магии во мне, потому что, кипя, она изливалась, выплёскивалась на Кайдена.
Только когда горячие губы стали ласкать шею, а моё сюрко затрещало под пальцами Кайдена, я поняла, что это всё по-настоящему. Запустив пальцы в его густые волосы, послала успокаивающий импульс.
Кайден качнулся и крепче обнял меня за талию.
– Эйна, – прошептал так сладко, что дрогнуло сердце. – Эйна…
Он опять целовал мою шею, и целительская магия свободно перетекала в Кайдена, обратно, скользила между нами, сливала нас в единое целое, от чего у меня кружилась голова и безумно колотилось сердце. Никогда я не испытывала ничего подобного, и я терялась: хотелось ощущать это дальше, посмотреть, что будет, и в то же время я понимала, что поцелуи, объятия – это всё неправильно.