Целительница будущего короля

Кайден позволил вепрю с яростно скалящимся всадником приблизиться и, прикрывая движение иллюзией, выхватил метательный кинжал. Агенор использовал шлем в виде головы вепря с открытым подбородком, и это приоткрывало для атаки уязвимую зону.

Повинуясь Кайдену, Таран отскочил в последний момент – позволил метнуть нож прицельно. И хотя Кайден спрятал нож иллюзией, не давая Агенору возможности уклониться, тот рванул на поворот, и лезвие лишь шаркнуло по коже.

Вепрь резво повернулся, снова целя бивнями в брюхо Тарана. Агенор выцеливал Кайдена копьём.

Виски Кайдена заломило от напряжения: управлять иллюзией и вести бой труднее, чем могло показаться. Усилием он сместил иллюзию на метр в сторону, укрывая себя и Тарана от чужих взоров.

Всего метр иллюзорного смещения – но почти непосильный труд в пылу боя на ярком свету, и взгляд Агенора тоже сместился, и острие копья. Лишь вепрь из-за своих габаритов при атаке ещё должен был задеть Тарана бивнем.

От напряжения при создании объёмной, реалистичной в свете солнца и маскирующей его истинное положение иллюзии у Кайдена носом хлынула кровь. На этот раз метательный нож не выискивал прорехи в защите, он просто ударил по шлему, толчком и звоном отвлекая Агенора. Кайден направил усиленное магией копьё чуть выше его руки и прицельно ударил в открытую нижнюю часть лица – между зубов, в одно из самых уязвимых у золотых магов мест, хотя об этом часто не задумывались из-за трудности прицеливания.

Послушный Таран, плечом скользнув по бивню, налетел на шею вепря. Копьё Кайдена пробило череп Агенора, сшибая того с седла. Вепрь понёсся дальше. Кайден влил магию в защитные чары, покрывая себя и пса золотисто-жёлтым сиянием и совмещая иллюзию с их реальным положением. Всплеск света помог замаскировать неточности.

Кайден надеялся, что свет скрыл неточности между его иллюзорным положением, настоящим и тем углом, под которым Агенор слетел с седла, прежде чем соскользнуть с копья.

Вепрь на полном ходу врезался в стену ограждения и пронзительно заверещал, забился в конвульсиях, хотя не был ранен.

Когда сияние исчезло, иллюзии создавали только образ брони на Таране и Кайдене, а скрывали лишь текущую из его носа кровь.

Оставшийся без хозяина и главы магического рода вепрь визжал печально. Кайден жалел животное, но не сожалел о победе с помощью запрещённого приёма: это требовало не меньшего напряжения сил, чем обычный поединок, а он всегда считал глупым ограничивать свои возможности, когда речь шла о жизни и смерти.

Поднявшийся гвалт заглушил трагичный визг вепря. Кайден вскинул голову. В последний момент опомнился и иллюзией создал впечатление, что смотрит на королевскую ложу, но на самом деле он смотрел на ложу целителей, на Эйну: бледная, с прокушенной до крови губой, она перегибалась через край окружавшей арену стены и так пронзительно смотрела на него, с такой тревогой и нежностью, что Кайдену захотелось посвятить эту священную победу именно ей.

И он, повинуясь порыву, указал на неё окровавленным копьём с алой лентой. Иллюзия заставила всех поверить, что победа посвящается Венанции, но Кайден знал, что посвятил её Эйне, хотя она не любила кровь с убийствами: просто увидел, что этой победе она рада.

Глава 39. После боя

Схеней, милостью Агенора именовавшийся Апрумом, смотрел на его распростёртое на арене тело и не мог осознать происходящее.

Обычно он не отличался тугодумием, но сейчас… Сначала брат, потом дядя Оксинт, теперь дед ушли на другой берег. Нельзя сказать, что Схеней их любил: с братом Ликосом была слишком яростная борьба за одобрение родных, чтобы сохранить тёплые отношения, Оксинт вечно был Схенеем недоволен, Агенор был недоволен всеми в принципе. Но их внезапная кончина в столь короткий промежуток времени обескураживала совершенно.

Из семьи Схеней был близок только с другим своим дядей Никоном, – вот они были похожи, Никон научил Схенея всему, именно от Никона Схенею перешли многие верные люди, – но тот погиб на войне. И был близок с кормилицей. Она была всего лишь служанкой низкого происхождения. Но она заменила Схенею мать, которой он никогда не знал, и никогда не говорила, что Ликос лучше, наоборот, для неё Схеней был лучшим из братьев. Может потому, что заменил её рано умершего младшего сына. Но и она ушла на другой берег.

И сейчас Схеней, державшийся особняком от большей части семьи, вдруг почувствовал себя очень одиноким. И невероятно уязвимым.

Он оглядел трибуны в поиске своих людей, которые должны были улучить момент и отвлечь Кайдена выстрелами из арбалетов, но не увидел их: то ли мешала буйствующая толпа, то ли они не успели занять позиции из-за приспешников Кайдена Каниса. Да и в любом случае было уже поздно думать о поединке.

К Схенею как-то внезапно пришло осознание, что он хоть и незаконнорождённый, но самый близкий по крови к основной ветви рода мужчина. У него самая чистая кровь Апрумов из всех возможных претендентов на герцогство…

А ещё он должен озаботиться похоронами.

***

Чигару пришлось удерживать меня за локоть, чтобы я не мчалась вперёд, не разбирая дороги. У меня не было моральных сил спорить с ним или спрашивать встречающихся людей с гербом Канисов на одежде, где Кайден. Я просто шла мимо них, как мимо путеводных указателей: ведь они же Кайдена охраняют, ему служат и помогают, значит, находятся неподалёку от него.

И я оказалась права: так мы дошли до закрытых дверей, охраняемых Борво и ещё одним воином из свиты Кайдена.

– Он просил никого не пускать, – вскинулся Борво.

– Я его придворный целитель, – напомнила я, но это не поколебало его уверенность.

– Сказал никого не пускать – значит, никого, – нахмурился Борво. – Его не ранили, даже не ударили ни разу, потребности в целителе нет.

– Но… – попыталась возразить я и поняла, что нечем.

– Трунь! – звякнули струны лютни.

Чуть в стороне, прислонившись к каменной стене, скучал Дэйти с лютней в руках.

– Даже перед красивыми девушками открываются не все двери, – глубокомысленно выдал он и ещё раз дёрнул струны, выбивая из них жалобное «Трунь!» – Ах, какая неожиданность. Надо будет сложить об этом песню. Как считаешь, Борво?

Дэйти хитро глянул на Борво, но и ему вояка не ответил, только отвернулся.

– А вдруг Кайден скрывает ранение иллюзией? – предположила я. – Вдруг его задело?

– На арене запрещено использовать иллюзии, – резко ответил Борво.

– Эйна, – позвал Чигару. – Давай вернёмся к остальным придворным целителям.

На меня накатило раздражение: вот именно, я придворный целитель! И я лучше знаю, когда мне нужно общаться со своим пациентом.

– Нет! – я выдернула локоть из пальцев Чигару и подступила к Борво. Он возвышался надо мной на полголовы, но это меня не смущало. – Я придворный целитель Кайдена. Мне нужно его осмотреть. Пропусти.

Получилось чеканно-чётко. Борво дрогнул – не физически, но я прочитала сомнение по его лицу, остро ощутила его во взгляде.

Пользуясь замешательством Борво, я обошла его и толкнула массивную створку двери.

За ней оказалась просторная конюшня. Огромный пёс держал в пасти пластины брони. Кайден стоял возле него со своим куском форменного железа в руках. Улыбнулся:

– А, Эйна, проходи.

Я попыталась закрыть дверь, но за мной втиснулся Чигару, и тогда я поспешила к Кайдену. Он прошёл ещё несколько шагов и сгрузил пластину брони на стойло, развернулся ко мне всем телом.