Целительница. Тайна Забытого факультета

– Рэйлар, осторожнее! – крикнула Вита, не сдержавшись. Морковка, как обычно, за меня переживала. Приятно, Забвение побери этого ректора! Кстати, о нем. – Господин Ломм, не могли бы вы точно процитировать пункт устава, который запрещает адептам представляться вымышленным именем?

Мужчина в белом костюме отчетливо что-то прошипел сквозь зубы. Не уверен на все сто процентов, но показалось, что там было нечто оскорбительное о моей матери, отце, и о Виталине тоже. А еще, упоминался медведь, его пропажа и сожаления о неудавшейся смерти последнего. В общем, довольно длинная оскорбительная тирада вышла, жаль, что не содержалось в ней подробностей об уставе. 

– Я жду, господин ректор, - напомнил о моем присутствии, все еще наблюдая как тот, пытается своими слабыми пальцами отодрать мою ладонь от стены. Тщетно. Честно сказать, не думал, что ректор настолько слаб… 

Остальные члены Совета Пяти принялись недоуменно переглядывался. И я знал причину. Ведь в столь почетный круг власти члены отбирались по наиболее очевидному принципу. Силе. Второй ипостаси. Происхождению. С первыми двумя пунктами у него явно имелись проблемы.

– Отстань, сосунок! Можешь взять устав в библиотеке и изучить, если тебе так хочется! Пункт сто сорок три! – он плюнул пытаться пройти так, и решил обогнуть меня с другой стороны. 

По счастью, там вырос, словно из-под земли, лорд Гэртрэн, уполномоченный представитель императорской власти, и по совместительству, член моей семьи. 

– Погоди, Аластар, мне кажется, Рэйлар хочет что-то сказать? – поднял бровь серьезный брюнет, скрестив руки на груди. 

– Точно, - быстро отозвался я, и вытащил из-за пазухи прихваченный впопыхах устав. – Пункт сто сорок три, говорите?

Развернул бумагу, быстро пробежался глазами до роковой строчки. 

Принятые на обучение студент вправе использовать псевдоним только если оповестил куратора о своем реальном имени. Куратором считается тот, кто принял адэпта на обучение либо тот, с кем были заключены и задокументированы деловые отношения. 

– Вот незадача. Здесь ничего не указано о том, что Виталина должна была оповещать господина ректора о своем происхождении, - я пожал плечами. – Более того, у меня имеется договор, в котором фигурирует ее настоящее имя, и он был заключен в первые дни пребывания девушки здесь. 

– Предъявите эту загадочную бумагу, студент, - процедил сквозь зубы ректор, и я понял, что старику удалось меня подловить. 

Ведь по условиям того самого договора, скрепленного магическим поцелуем, я не могу показывать его тем, кто может раскрыть тайну Виталины. О ее одинаковых глазах и силе. Стоп, но ведь Морковка уже отказалась от линзы. Она так заметно выросла с момента подписания бумаги. Да и мы вносили в него изменения. Значит, могу? 

Я молча посмотрел на Виту, надеясь, что она одобрит происходящее. 

И девушка кивнула. Слава Забвению! А то ситуация выходила не очень лицеприятная. 

Она волновалась, тонкие пальцы вцепились в подол форменного платья, порядком измятого. Она что, спала здесь же? У постели этого проводника? Мой взгляд упал и на мужчину тоже, я пока не очень понимал, почему он настолько важен для нее, но мне и не нужно было пояснений. Если обстоятельства обернулись таким образом, то мне останется только принять их… 

Рука нащупала второй договор. И предъявила прямо в лицо худощавого лорда Ломма. 

По мере прочтения, лицо мужчины вытягивалось, а зрачки все больше расходились по радужкам, выдавая бешенство лорда. 

– Пусть обучается, - выплюнул в итоге тот, и быстро обошел нас с Леноксом. Уже уходя, он повернулся и сказал Амишу Рэнту непонятные для меня слова:

– Ты искал ее на Изнанке, а она была тут. Да не твоя. Что скажешь теперь, Болотная Тварь? – ректор отвернулся, так и не получив ответа.

 Шаги его были не ритмичными, перебивающимися. Стук каблуков казался неровным. И его белый строгий костюм, уже не выглядел столь идеальным. 

В лазарете стало тихо. Только удаляющиеся звуки из коридора напоминали о недавней сцене. Пока Амиш не нарушил молчание. 

– Виталина… Как я сразу не понял… Ты ведь так похожа на Мариссу… 

Глава 20. Ошибки прошлого исправляют в будущем

Амиш Рэнт

Возможно ли пережить боль потери? Я задавался этим вопросом на протяжении без малого двадцати лет, и приходил к неутешительному выводу – нет. Невозможно. 

Я не видел ее тела. Ужаснее всего – неведение. Я трезво осознавал: спастись на Тропе невозможно. Но сердце разрывалось в груди, убеждая об обратном. Без доказательств и объективности. Никакой трезвости. Голая интуиция. В каждом походе я искал подтверждения этому нелепому чувству. 

Чья-то малахитовая лента, повязанная на дереве. Забытая детская туфелька в лысых кустах. Черная бусина посреди Тропы. Находки собирались и бережно хранились в небольшом сундуке у меня под кроватью. Мне чудилось, что они имеют отношение к Мариссе. Я ловил на них остатки родного запаха. 

Встать утром, заварить горьких стимулирующих трав, спрятанных от Аластара в очередной экспедиции, переставлять ноги, не забывать двигать руками. Кривить рот в подобии улыбки. С кем-то разговаривать. Ничего не замечать. Такой вот представлялась жизнь последних лет. Тяжелой. Полной тоски… 

Закапывать в себе желание убить этого крылатого ублюдка. Стараться соответствовать званию лорда. Держать лицо. 

Просвет появился только тогда, когда я заметил на Изнанке девушку. Я был уверен, что она – Отворяющая. Мой загнанный мозг рисовал силуэт давно упущенной любви. Выписывал возможный голос незнакомки, ее лицо, пальцы… Взгляд изумрудных глаз с поволокой. Они отличались оттенком от тех, самых любимых, но в них горела надежда на будущее. Так мне казалось. Единственная встреча. Мимолетное видение больного сознания. Верить или нет? Я уверовал. Создал собственную религию имени ее, той девушки. Она же, в свою очередь, заметила меня и скрылась среди деревьев, а я стоял истуканом на Тропе, боясь ступить мимо. Затеряться в этом лесу. Потом жрал себя поедом за трусость. 

Я не сжился с потерей Мариссы. Сложнее было смириться с тем, что я так и не смог ею обладать. В конкуренции столь давних лет победил Сэнс, и принять это… было непросто. Особенно, когда я вспоминал вкус ее губ. Мягкий… С ароматом луговых трав. Запах ее огненных прядей, покорный, домашний характер. Казалось, они с медведем – полные противоположности. Впрочем… Она в принципе, не обладала чертами характера, присущим многим. Уникальная. Такая ЖИВАЯ. 

Отношения в те времена у нас были сложными, и запрет Аластара только подливал масла в огонь. Крепкая дружба с медведем обернулась плохой стороной, когда в Академию поступила Марисса. Деревенская девчонка, наивно утверждавшая, что любит двоих. Никто ей не верил. 

Хотя… оглядываясь назад, Сэнс, хоть и оберегал ее, но никогда не запрещал общаться со мной. Украденные поцелуи доказывают это. Но… ничего больше. За полгода до экспедиции, в которую их отправил Аластар, Марисса призналась мне, что беременна. Потом мы совсем перестали встречаться. Они вроде как купили дом, отделились от Проводников и Совета. Но молодой семье нужны были деньги, а Марисса, гордая душа, никогда бы не обратилась к другим. 

Мучительно было перестать корить себя в их гибели. Я до последнего был уверен, что Сэнс и Марисса сгинули на Изнанке. И беременная женщина, смотрящая на меня грустными глазами, мой лучик… мое солнце в мрачном болоте действительности… мой шанс… оказался… потерян.