Цельсиус

– Да, да, заходите. Я уже освободилась.

Затем мама рассмеялась, сказала несколько фраз по-итальянски, и связь прервалась.

После совещания с ведущими я еще несколько раз набрала Руслана. Глухо.

Нужно было ехать. Теперь уже без вариантов.

В начале пятого я позвонила Евгении Михайловне, домработнице Руслана. Она едва не плакала.

– Вы не представляете, Жанна. Пришла сегодня убираться, а Руслан Константинович меня выгнал. И не просто выгнал – обматюгал да еще и ботинком в меня кинул.

Я не верила своим ушам. Это было слишком даже для Руслана.

– Он был пьян?

– Не то слово, Жанна.

Мы договорились встретиться через час.

Я собралась. Взяла документы на подпись. Веронике решила пока ничего не говорить. Не хотелось пугать ее раньше времени.

В холле бизнес-центра оказалось неожиданно многолюдно. Я посмотрела на часы – так и есть, я очутилась в эпицентре окончания рабочего дня. Мужские взгляды были повсюду. Нужно было, наверное, хотя бы макияж снять. Впрочем, грудь ведь все равно никуда не уберешь. Так что мне оставалось только терпеть. Презрительно, но терпеть. Невозможно идти на каблуках с выпрямленной спиной и смотреть при этом в пол.

Я добралась до дома Руслана быстрее, чем рассчитывала. С трудом втиснулась между двумя внедорожниками у тротуара на Большой Конюшенной. И все десять минут, что я ждала появления Евгении Михайловны, рассматривала дом гендиректора.

Руслан, конечно, не промах. Живет в доме, построенном самим Лидвалем. Этот грубооколотый камень в сочетании с серовато-коричневой, почти оранжевой штукатуркой ни с чем не перепутать. Камнем отделан весь второй этаж и частично цоколь, в камень закованы основания трех эркеров. И даже под самой крышей проходит сплошной пояс из талькохлорита, намеренно уводя центр тяжести здания кверху. Угловой цилиндрический эркер с двойным куполом. Башня скандинавского замка в центре Петербурга. Неодинаковой формы окна, по-разному сгруппированные на каждом этаже. Северный модерн в дистиллированном виде. Какая-никакая, но все же компенсация. За то, что мне сейчас предстоит.

Наконец появилась Евгения Михайловна. Она отдала мне комплект ключей от квартиры. Но подниматься наверх наотрез отказалась. Сумел все-таки Руслан довести и эту свою домработницу. И года не прошло. Жаль, другую такую он вряд ли найдет. Я только спросила, в котором часу она у него была. Евгения Михайловна сказала, что в полдень. На этом мы попрощались.

Я поднялась на третий этаж. Постояла, прислушиваясь, перед дверью. Несколько раз позвонила. И только после этого отыскала на связке нужный ключ и вошла в квартиру.

Тишина и кислый запах блевотины. У меня даже глаза защипало.

Прихожая отделана минималистскими панелями из черного дерева. Очень дорогими. Только для тех, кто в теме. Я положила ладонь на зеркально гладкую поверхность. Благородную и уютную одновременно. Шри-Ланка. Тропический лес. Многодневный ливень. Стопроцентная влажность. Я в теме.

Запах уже не казался таким пронзительным. Я прошла через затемненное помещение к его эпицентру. Приоткрыла дверь в спальню. Мягкий свет струился откуда-то из внутренностей многоуровневого потолка. Руслан лежал на огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. Одетый, в джинсах и пиджаке. С одной туфлей. Ну что, уже неплохо. Похоже, что он вырубился сразу после того, как швырнул обувью в домработницу. Получается, пять часов сна.

Я открыла окно. Впустила в спальню звуки центра города. У кровати стояла полупустая бутылка виски «Blue Label». Еще одна опорожненная бутылка валялась на полу возле кровати. На противоположной стене – мокрое оплывшее пятно. Внизу под ним осколки стекла.

Я зашла в отделанную микроцементом ванную комнату с безрамными зеркалами, внимательно ее осмотрела. Чисто. Вернулась в спальню. Взяла бутылку с остатками виски. Прошла на кухню. Вернее, в огромную гостиную с кухонной нишей в стиле хай-тек. Простые и четкие геометрические формы. Глянцевое покрытие, отсутствие выступающих деталей и ручек. Спрятанная от глаз бытовая техника. Рабочие поверхности из стали и алюминия. Плюс видимый лишь посвященным налет иронии – Руслан почти всегда питался вне дома.

Я вылила виски в раковину. Залезла в холодильник. Удовлетворенно кивнула, не обнаружив там спиртного. Достала телефон. Отыскала номер, который с удовольствием удалила бы раз и навсегда из списка контактов.

– Герман Николаевич? Жанна Борген. Да, снова Руслан. Сможете сейчас подъехать? Нет, нужно прямо сейчас – и чем раньше, тем лучше. Да хоть тройной тариф, вы же знаете. Спасибо.

Я вернулась в спальню. Не могло быть и речи, чтобы приводить сюда посторонних. Я вытащила из встроенного шкафа чистый комплект белья, одеяло, подушку. Застелила диван в кабинете. Подумала, уменьшила температуру кондиционера на пару градусов. И только после этого растолкала Руслана.

Он ничего не мог. Совсем ничего. Даже говорить. По стеночке я отвела его в ванную. Принесла из кухни стакан холодной минеральной воды. Заставила выпить. Затем еще один стакан. Деликатно подождала за дверью, пока он блевал. Мучительно, долго и жидко. Проследила, чтобы он умылся. Уложила на диван в кабинете, предварительно сняв с него пиджак.

Герман Николаевич был пунктуален. Именно поэтому его номер до сих пор у меня в телефоне. Хороших наркологов в городе не так уж мало.

Совместными усилиями мы восстановили события последних суток из жизни Руслана. Было важно, что он ничего не употреблял, кроме алкоголя. И не пил последние несколько часов. Герман Николаевич измерил Руслану давление, уровень сахара в крови, снял ЭКГ. И долго колдовал над составом капельницы.

Было уже почти девять часов вечера, когда Герман Николаевич уехал. Оставил номер, по которому можно звонить. Если понадобится – круглосуточно. Под конец он добавил в капельницу седативное. Так что у Руслана начали слипаться глаза. Он даже попытался незаметно уснуть. Но я ему не позволила.

Я поставила рядом с диваном одно из находившихся в кабинете имзовских кресел. И заставила Руслана подписать документы, привезенные мной из бюро. А когда с формальностями было покончено, сказала:

– Руслан, тебе нужно извиниться перед Евгенией Михайловной.

Руслан посмотрел на меня. Потом куда-то мимо меня. Кивнул. И снова попытался заснуть.

– Ты не понял. После вчерашнего она, скорее всего, уйдет. А домработница, которая месяцами терпит твои похождения и пьянки и при этом не ворует, – очень большая редкость.

– Так ведь не бесплатно, – Руслан неохотно снова открыл глаза.

– Но и на то, что на нее будут орать матом и кидать в лицо ботинком, она тоже не подписывалась.

Руслан уставился на меня.

– Только не говори, что ты ничего не помнишь.

Руслан отвел взгляд и ничего не ответил. Мы помолчали.

– Жанн, почему каждый раз одно и то же? Объясни мне, – наконец проговорил он, – почему они меня постоянно бросают?

Я посмотрела на небритое лицо Руслана, на круги под глазами, на проступившие на лбу морщины. В который раз отметила, что его сорокалетний возраст можно увидеть, только когда он с похмелья. Причем с очень тяжелого похмелья.

– А сам-то ты как думаешь?

– Ничего я не думаю. Тут думай не думай…

– Ты хоть их считаешь?