Целую, Ларин

Закончив с бритьем, я выпил кофе и отправился в отделение. Возможно в последний раз. Ни в субботу, ни в воскресенье я не дежурил, а в понедельник

– все. Рапорт, обходной. Это уже не работа.

А погодка в кайф. Плевать на все, завтра рванем с Викой за город. Загорать и бездельничать.

«Иномарки» стояли на прежнем месте. Я, разумеется, ничуть не удивился. Точно угадал, Романов – птичка большого полета. А все равно в заднице детство играет, раз с ножичком балуется. Я бы на месте Захара сказал ему пару ласковых.

Мухомор был сегодня в форме. Едет в РУВД на очередное совещание. Слишком их много в последнее время. Но это не мои проблемы. Хотят – пусть совещаются.

– Кирилл, у тебя есть еще материалы? – спросил он на утренней сходке.

– Один по ножевому в ларьке. Парень, кстати, умер прошлой ночью.

Мухомор помолчал немного.

– Отправляй материал сегодня. И лучше задним числом. Что ты раньше думал? Опять из-за тебя проблемы. Уйти по человечески и то не можешь. Это же сто восьмая.

Я не стал оправдываться Мухомор со своей колокольни смотрит, я – со своей. Хотя странно. Он ведь тоже опером когда-то был, не гаишником и не охранником.

Женька незаметно подмигнул мне. Не горюй, Киря, переживем.

После сходки я пошел в дежурку. Телефонограммы о смерти Степана не поступало. Забыли, наверное, дать.

Я вернулся в кабинет и стал писать сопроводиловку в следственный отдел, чтобы отправить материал. Там возбудят очередной «глухарь», нарисуют на белых корочках номер и бросят в бездонный сейф в стопку таких же «глухарей». И никто никогда больше не откроет этих белых корочек.

А того, кто убил Степу, я через сорок минут выпущу. И ничего не могу сделать. Ничего. Разве что, приласкаю напоследок и вышвырну пинком под зад. Хотя не пинком. А вежливо. И еще прощение попрошу. Тьфу, мать их за ногу. Извините, товарищ Романов, перепутали мы что-то, напрасно вас обидели. Так что простите нас, убогих.

Н-да…

Закончив писанину, я отнес материалы в канцелярию. Во, а машинка-то уже под окнами стоит. Черный захаров-ский «Мерс». Педанты. Ровно в одиннадцать нагрянут. Что-то не хочется, мне еще раз на их рожи любоваться. Сейчас выпущу этого, пусть радуются.

Романов сидел в камере, вместе с одним из своих подель-щиков. Откинув щеколду, я с напускной деловитостью произнес:

– Сергей Валентинович, пройдемте со мной.

Романов продрал заспанные глаза. Крепко спит. Не потому что совесть чиста, а потому что знает, что отмажут. Вопрос времени.

Услышав мое обращение, он ухмыльнулся и вышел из камеры.

– Прямо по коридору, дорогу знаешь, – скомандовал я.

Романов вразвалочку покатил к моему кабинету. Там плюхнулся на стул, широко раздвинул ноги и впялился в стену.

– Надеюсь, ночь в камере повлияла на твое мнение относительно вчерашней истории? – поинтересовался я.

– Чего?

– Ножик, спрашиваю, чей?

– Откуда я знаю?

Это самое «Откуда я знаю?» я слышал вчера в течение двух часов. Честно скажу, тяжело. Морально и физически. Слушать дальше никакого желания нет. Да и не имеет смысла. Даже от Алены Алиной устаешь, а от этого солиста и подавно.

– Ну хорошо. А вот чья, интересно, кровь возле ручки? Или, может, это соус «Анкл Бенц»?

– Откуда я знаю?

Заметили? Чертяга языкастый. И вот так постоянно, хоть вешайся.

– Тогда я напомню. Это кровь продавца, которого ты подрезал на рынке несколько дней назад.

Вообще-то крови на ноже не было. Возможно, это даже был не тот нож. Но, как говорят химики, в результате опыта реакция показала… Реакция показала, что господину Романову история со Степой, к сожалению, знакома. К чьему сожалению? К моему, разумеется. Не к его же. Господина Романова ничем не прошибешь, даже помповым гарпуном. Несмотря на явное смущение на его лице, я опять услышал знакомое: «Откуда я знаю?» Мне наш диалог давно напоминает кино про Шурика: «В то время, когда космические корабли бороздят просторы Большого театра…»

– А ты жадный мужик, Сергей Валентинович. Позарился на какие-то «гайки» золотые. Тебе что, Захар низкую ренту платил? Жадность, дружище, жадность… Почему бы не взять, если это так просто сделать. Тылы прикрыты, вперед. Ну давай, тужься, тужься, выдави еще разок: «Откуда я знаю?» Что надулся как помидор?

Нет, плохой из меня лектор. Никакой ответной реакции.

Зашел Евгений.

– Не помешаю?

– Входи, Евгений. Мы уже почти закончили с Сергеем Валентиновичем. Он не такой плохой мужик, между прочим. Ножи не таскает, никого не грабит. Поэтому я его, наверное, отпущу. И даже не буду ломать голову с опознанием в больнице. (Все равно уже опоздали.) Так что, ступайте с Богом, товарищ Романов. А ребятки ваши поедут на пятнадцать суток. Дело принципа. Нечего вчера было сопротивление оказывать.

– А кто оказывал-то?

– Да никто не оказывал! Так же как и ты не нож не таскал. Только есть маленькая разница. Чтобы отправить на зону тебя, моих показаний недостаточно, но чтобы огулять на пятнадцать суток их – вполне хватит. Парочку рапортов и привет. Да ладно, посидят, остынут немного. А может понравится, еще попросятся. Прецеденты были – только выйдут за ворота и давай опять сопротивление оказывать. И так в течение всего года. Нравится жить за государственный счет. Халявщики. Ну что ж, а вас я не держу. Можете идти. Вас ждут. О, кстати, чуть не забыл. Привет Юлечке. Она, наверное, ради вашего освобождения в институт не пошла. И передайте еще, что в следующий раз, когда она будет подслушивать телефонные разговоры своего папашки, пусть выключит кондиционер. У папочки слишком чувствительный «Панасоник».

– Какая Юля?

– Та самая. Или это не она уже полчаса вокруг отделения курсирует, глазки прохожим строит? О, кажется, я догадался! Она пришла меня проведать, узнать, как зубик. Пожалуй, крикну в окно, что зуб уже не болит. Душа, правда, болит. По невинно загубленным жизням. Но это из другой оперы и к нашей беседе касательства не имеет. Все, голубчик. Часы, шнурки и деньги можете получить в дежурной части. Гуд-бай.

На пороге я еще на секунду задержал выходящего Романова.

– Да, слушай… Неудобно как-то…

Я прошептал Сереге два слова на ухо. Его узкие глаза быстро расширились, но потом вернулись в исходную позицию. Произнеся: «Гкхм…», он покинул кабинет.

– Что это ты с этим мудаком на «вы»? Совсем что ли? Дал бы лучше дубинкой по хребту. Для ума.

– Поздно, Евгений, поздно. Период воспитания уже прошел. Прошел мимо цели. Сейчас наступает период расплаты за это самое плохое воспитание.

– Да ты его даже на сутки не отправил! Он же тебя чуть ножом не припорол.

– Не стоит сгущать краски. Чуть-чуть не считается. А что касается дубинкой по хребту, то я, право, тебя не понимаю. И удивлен. Я – дубинкой? А где же чуткое отношение к гражданам? Человек, может, оступился в жизни, с пути, так сказать, сбился, а мы его – дубинкой. Нехорошо.