Целующиеся с куклой

— Ну чего б тебе по-лёгкому денег не заработать? — выпив, говорила она. — И от арбайтзамта с его дурацкими требованиями и предложениями отвяжешься.

Горбун молчал.

— В конце концов, не захочешь, через год уволишься, и будут тебе ещё год нормальное пособие по безработице платить, а не эти копейки, которые ты сейчас получаешь. Да и за компьютером будешь меньше горбиться и зрение портить.

Горбун молчал, но Раиса чувствовала, что в результате уломает она его, уломает. Как говорится, на свою голову.

17

Действительно, компьютер Горбун использовал как-то по-пятикантропски — только чтобы играть во всякие дурацкие игры. Гонки, стрелялки, «Мортал комбат» и тому подобное «Дум два». А больше ни для чего не использовал. Разве что порно-сайт какой-нибудь под вечер посетит, да заголовки новостей в Интернете прочитает раз в неделю. При его любви к чтению — заголовков вполне, за глаза, то есть Горбуну хватало. Тем более что интересные заголовки попадались в редких случаях. Всё больше про Филю Киркорова что-нибудь эдакое, смехотворное, или про президентов Путина, Буша да Хуссейна.

Но как-то он вычитал среди заголовков такой: «Можно ли уберечься от подставы?». И этот заголовок показался ему интригующим. И потянуло его узнать, что это за подстава такая, и можно ли от неё как-нибудь уберечься. Он сделал шрифт на экране покрупнее и всю статью целиком прочёл. Благо, она оказалась не очень длинной. Если б очень, он бы, наверно, не стал её читать. А так прочёл. И в ней, в статье этой, какой-то чуть ли не генерал московской автоинспекции рассказывал гражданам России, участвующим в дорожном движении, как они должны себя вести, чтобы им специально, с целью наживы, не подставили зад. Помимо того, Горбун из этой статьи уяснил, что целые организованные группировки таким способом в Москве и по всей стране неплохие деньги заколачивают. Подставляют задний бампер какому-нибудь неопытному горе-водителю, тот врезается, а потом из него вытряхивают деньги на ремонт с учётом морального ущерба. Самыми разными способами вытряхивают, включая выбивание посредством прямого физического воздействия.

— А милиция в таких случаях, — говорил генерал, — чаще всего бывает не при делах, поскольку по правилам дорожного движения виноват не тот, в кого врезались, а тот, кто врезался, и кто не блюл безопасной дистанции, как зеницу ока.

Идея такого заработка Горбуну что называется приглянулась. И задела за душу. Тем более здесь, в цивилизованной стране Германии, ничего ни из кого выбивать и вытряхивать не придётся. Тут страховая компания молча заплатит, если в тебя врежутся, всё, что причитается — и никаких выбиваний. А уж подставиться Горбун смог бы так, что ни один комар, будь он сто раз полицейской ищейкой, носа не подточит.

«Да, хорошая идея, — думал Горбун. — Не зря я уродовался, статью эту читая. Попробовать, что ли?»

И он бы, конечно, попробовал — уж очень хотелось ему пересадить этот затейливый плод русского ума в немецкую почву. Только жалко было первую в его жизни машину корёжить. Любил он её, свою чёрную блестящую Хонду. Как будто она была не куском железа на колёсах, а предметом одушевлённым. Он даже разговаривал с нею, мчась по автобану на высоких скоростях. И она его не только слушала, но и слушалась беспрекословно.

Поэтому для начала и пробы пера уговорил он как бы нехотя одного своего знакомого зад под удар подставить. Кстати, того самого дискотечного механизатора, который водил их в дом к жалким фашистам. Этот механизатор ездил на ещё не старом, но сильно барахлившем Форде, и не знал, как от него избавиться, чтоб потом было за что другую тачку купить. Ну, Горбун ему и предложил провернуть операцию. Сказал, мол, возьми, подставься кому-нибудь и получи страховку.

Поменять на шару свой неудачный автомобиль — об этом механизатор и мечтать не мог. Машиной управлять он умел не хуже, чем трактором или комбайном зерноуборочным. Но сможет ли сделать всё в точности так, как надо, уверен не был. А Горбуну только это и требовалось — неуверенность механизаторская. И он предложил великодушно:

— Ну, давай, я всё сделаю. За определённую, естественно, мзду.

Механизатор сначала колебался, мол, а вдруг разгадают они и докажут, что мы специально аварию подстроили, и не заплатят, а горбун ему говорил:

— Я так подставлю, что и сам водитель не будет в своей вине сомневаться.

В общем, развеял он механизаторские колебания.

И сел Горбун за руль, и выехал на улицы города, и через каких-нибудь полчаса вся задница у Форда была разворочена, будто взрывом. Хотя жизненно важные органы автомобиля задеты не были, и он смог уехать с места происшествия своим собственным ходом. Чего нельзя сказать об Ауди. Чтобы убрать её с проезжей части, подъёмный кран вызывать пришлось и грузовик. Да и краном машину никак не могли зацепить — передок пострадал так, что по правилам не зацепишь. Ауди всё время перевешивало то вперёд, то назад, и она, ненадёжно подвешенная, раскачивалась на ветру.

Наконец, съездили за спецподдоном и на нём осторожно подняли машину в кузов. И ветер вдруг бросил трепать траурную ленточку, привязанную к антенне, потому что вдруг ветер исчез. Совсем исчез. Отчего в воздухе перестало пахнуть весной. И вообще перестало пахнуть.

«Никак умер кто-то у этого „аудитора“»? — подумал Горбун и тут же думать об этом прекратил. Слишком раздражала его манера немцев всё на машины свои вывешивать, на всеобщее обозрение: свадьба — беленькая ленточка на антенне, траур — чёрненькая, чемпионат мира — государственный флаг, проиграла сборная — опять чёрненькая ленточка.

А подставился он и в самом деле красиво. Не правой стороной, чтоб не сказали потом, будто он подрезал, а левой. Показал, то есть настоящий класс вождения и высший, можно сказать, пилотаж.

И водитель «Ауди», как по нотам врезавшийся в них, действительно извинялся, твердил, что, конечно, он сам во всём виноват, и что в таком состоянии духа, как у него, за руль садиться не следовало. И ещё что-то он им говорил, натягивая всем лицом улыбку, и ещё за что-то извинялся, до тех пор извинялся, пока полиция не приехала. А приехав и взглянув на результат бумса, полиция констатировала без всяких сомнений и обиняков, что виноват на сто процентов «аудитор», и:

— Не надо, — сказала, — так близко к едущему впереди транспортному средству подъезжать, если реакция ни к селу ни к городу.

И механизатору насчитали за ремонт его Форда столько, сколько он весь не стоил. Вместе с механизатором. Механизатор страховку получил, расплатился, как договаривались, с Горбуном, а Форд, ясное дело, ремонтировать не стал. Толкнул его хозяину русского автохауса недорого. Тот посмотрел мельком — Форд как Форд, не хуже и не лучше других, а задницу отрихтовать и покрасить — это ему ничего не стоило, у него и рихтовщик был свой, и сварщик, и главное, покрасочно-сушильная камера. А при удачном стечении обстоятельств, Форд этот и битым мог уйти куда-нибудь в Польшу, Россию или Эстонию. Так что хозяин, особо не торгуясь, зачёл стоимость этого битого Форда в цену Мазды, которую механизатор приобрёл у него же.

И все, таким образом, остались довольны друг другом. Кроме, разумеется, «аудитора». Но его как чужого можно в расчёт не принимать. А впрочем, ему этот бумс тоже на пользу пошёл. В определённом смысле. После него стал он гораздо аккуратнее ездить и более внимательно вести себя на дорогах.

А Горбуну ещё долго не пришлось жертвовать задом своей любимой Хонды. Так как стали к нему обращаться знакомые и знакомые знакомых, мол, помоги, земляк, сделай всё, как доктор прописал, в долгу не останемся. И Горбун шёл хорошим людям навстречу. Он только внёс в ход акции некоторые организационные, однако довольно важные, изменения.