Цемент

— Совнархоз здесь ни при чем: это дело крайтопа.

— Ну, так вот что, Шрамм. Город, предместья и транспорт должны быть насыщены топливом до зимы. Необходимо немедленно пустить электростанцию завода и соорудить бремсберг на перевал.

— Это дело не мое, а промбюро. Прикажет промбюро — приступим к выполнению.

— Это дело наше, а не промбюро, и мы его выполним без санкции промбюро.

Впервые по лицу Шрамма легкой тенью прошла судорога, но глаза по-прежнему оставались стеклянными.

— Каковы наряды на жидкое топливо на долю завода?

— Наряды поступают неправильно. По отчетным данным — до тридцати процентов утечки. Из заводских запасов по нарядам, находящимся в резервуарах нефтеперегона, с разрешения промбюро приходится уделять некоторую часть паровым мельницам дополнительно к их нормам. Что касается электрификации завода и сооружения бремсберга, то это не входит в план настоящего года, утвержденный промбюро. Вопрос этот нужно предварительно передать в Госстрой и промышленный отдел для разработки и составления надлежащих смет.

Бадьин положил сжатые кулаки на стол.

— На предстоящем заседании экосо — твой доклад, Шрамм. Ты представишь план мероприятий насчет пуска завода по циклу подготовительных работ и по доставке дров.

Шрамм вздрогнул, но по-прежнему был непроницаем.

— Я должен снестись с промбюро и ждать директив.

Бадьин улыбнулся так же, как улыбнулся Борщию.

— А мы, товарищ Шрамм, сумеем оживить тебя и без чудесного вмешательства промбюро. Ты это имей в виду.

Глаза Шрамма налились злобой. Он молча ткнул пальцами в пенсне. Глеб выбил в пепельницу пепел из трубки, встал и переглянулся с Бадьиным. В этот момент они сразу сблизились. Улыбнувшись друг другу. Бледнея от острой вражды к Шрамму, Глеб прошелся раза два около него и крикнул запальчиво:

— Это ваше промбюро я посылаю к черту в затылок. Вы тут здорово развели волокиту и плесень. До чего завод докатили!.. И какой завод! Рабочих ворами сделали… Разлагали их систематически…

Шрамм смотрел на Глеба с испуганным удивлением. Этот военный слишком рьяно и не по праву покушается на его авторитет. Что ему нужно? Какие могут быть у него претензии к совнархозу? Их, крикливых прожектеров и демагогов, встречает Шрамм каждый день и привык ставить в рамки приличия. Неужели у этого нового, очевидно прибывшего откуда-то издалека, есть какие-то данные для удара по совнархозу?

Стараясь сохранить прежнюю непроницаемость, Шрамм сухо прервал Глеба:

— Я не имею чести вас знать и прошу не вмешиваться в дела учреждения, которое я возглавляю.

Глеб засмеялся.

— Вы — коммунист, товарищ Шрамм, а не имеете рабочей политики. Вы не нюхали ни пороху, ни рабочего пота. Начхать мне на вашу машину! У вас там целые полки крыс. Они здорово наточили зубы на советских хлебах. Но мы, уверяю вас, переловим их и передавим этих грызунов. Да и вам не поздоровится.

Шрамм встал и величественно вытянулся.

— Товарищ Бадьин, я требую призвать товарища к порядку.

Но Глеб, козырнув Бадьину, быстро пошел к двери.

…К Чибису! Никто так не нужен теперь, как товарищ Чибис.

2. Глаза, которые видят по ночам

В маленьком кабинете с открытым окном Глеб сел у стола напротив Чибиса. Лицо у Чибиса было бледное, но молодое и свежее. Он был хорошо выбрит.

— Ты можешь, товарищ Чумалов, говорить сразу, если спешное дело, а можешь немного спустя. Я как раз имею сейчас свободную минуту. Ну, как у тебя с заводом?

— Пока что — мозгуем, а до дела далеко.

Чибис щурился от солнца.

— А я вот смотрю на море. Отсюда оно — воздушно, и краски этакие такие… Видишь? Покупаться хочется или побыть на берегу. Так просто: выскочить и камешки побросать. И в лесу тоже — хорошо. Море!.. Видишь, как оно зыбится и цветет? Это немножко пахнет психологией. Ты как насчет психологии?

— Я вот уже сколько дней, товарищ Чибис, переживаю здесь эту психологию, черт бы ее побрал. Тут одной психологией врага не сломишь — нужны хорошие мускулы и крепкий напор. Если охота купаться, пойдем вместе. В чем дело?

Чибис щурился улыбаясь. И когда открывал ресницы, смотрел на Глеба ясным ребячьим взглядом. Но в глубине зрачков искрились жгучие капельки. Такие глаза не спят по ночам, они видят сквозь стены.

— Приеду к тебе на завод и — покупаемся… прямо с мола… люблю глубину… волны люблю… А тебе — как? Ничего в волнах не видно?

— Я с удовольствием бы взял на мушку кое-кого из наших хозяйственников… например, предсовнархоза… Вот тип, этот Щрамм! Я его сейчас крыл у предисполкома. И хоть бы что… Истукан! Я его жарю, а он бубнит: промбюро, промбюро… Даже Бадьину стало совестно.

— Даже Бадьину… У тебя — опытный глаз, Чумалов… Это гнездо — совнархоз — голыми руками не возьмешь. Бюрократизм, как система, — это крепкий блиндаж и очень тонкое и часто неотразимое оружие в руках врага. Он — над массами, над живой жизнью, он умерщвляет творческую мысль. Мы хватаем по одному, мы хватаем группами и саботажников и заговорщиков, но этого мало. Надо взять эту крепость и разрушить стены.

Чибис смотрел на море, на горы, на облака, реющие над морем снежными сугробами, и лицо его вдруг постарело от переутомления.

— Ты кого предлагаешь в охотники за совнархозом? Имей в виду, что самые умные и исполнительные работники — это дураки. Они умеют видеть и брать…

Чибис опять улыбнулся и прикрыл глаза ресницами.

— Шрамм — механический коммунист, а за свой аппарат может умереть, как деревяшка. Но дураки умеют мутить чистую воду… Ты знаешь, что такое необходимость, Чумалов? Чувствовать ее — это одно, а знать — другое. Но необходимость как знание, слитое с чувством, — это уже свобода. Сумей необходимость обратить в собственную мысль, и ночи не будут пугать тебя призраками.

Глеб со смутной тревогой смотрел на Чибиса, и ему чудилось, что голова Чибиса растет, раздается в костях, трещит под напором мозгов.

— Товарищ Чибис, что ты будешь возражать против Жука? Он лодырничает. Надо запрячь его в работу. По-моему, он самый подходящий дурак. Пусть партком командирует его в райлес.

— Вот. Пришли его завтра ко мне. Возьми себе постоянный пропуск.

У двери Глеб обернулся.

— Товарищ Чибис, ты видел Ленина?

— Ну видел… пусть видел… Что же из этого следует?.. А если не видел?..