Цена её любви

Ровно год она не видела никого из прежних знакомых, общаясь лишь с волками, которые почему-то признали в ней своего, приняв в стаю. Ночные хозяева леса и гор совершенно не боялись бывшего человека, позволяли следовать за собой, обучая собственным хитростям и уловкам.

Двенадцать месяцев Изабель взращивала в душе семена ненависти и строила планы мести, настолько продуманные и коварные, что позавидовал бы любой стратег.

Триста шестьдесят пять дней она тосковала по отобранному малышу, воя по ночам вместе с волками на яркие звёзды. Печаль разъедала мёртвое сердце, раздираемое муками неизвестности.

Разлучённая с младенцем мать не знала даже пола рожденного ею ребёнка. Одни и те же вопросы постоянно сверлили мозг, отвлекая от жажды. Каким он был, её малыш? Крепким и черноволосым – в маму – мальчиком? Или рыжей и зеленоглазой – в папу – девочкой?..

Только бы взглянуть на него… если бы услышать её запах… хоть раз прижать к груди, хоть раз… Она, закрывая глаза, снова и снова видела перепачканные кровью руки, протянутые к той, что забрала самое дорогое, самое ценное в жизни. Маленький шевелящийся комочек, девять месяцев росший под сердцем, навсегда переставшим биться…

Тишину ночного воздуха прорезал вой волчицы, оплакивающей гибель волчонка. Вой страшный, протяжный, с лаем и переливами, сотканный из отчаянья и надежды. Рвущий душу тягучий крик матери, никогда не кормившей грудью.

Хищная самка призывала самца, чтоб вместе отомстить убийцам…

Изабель выпрямилась и замолчала – не стоит кликать беду. Её ребёнок жив! Она была уверена в этом. Не настолько графиня кровожадна, чтоб уничтожить малыша – плоть от плоти её сына… Или настолько?

Вампирша снова завыла, но в этот раз вой был больше похож на долгий грозный рык, обещающий мучительную смерть обидчикам. Лай в конце походил на горький плач с истерическим хохотом… Самец не придёт на помощь – он предал её, оставив в руках матери. Позволив ненавидящей Блеров решать судьбу последней представительницы этого рода.

Определять, должен ли увидеть свет его первенец, родившийся вне брака, зачатый в любви бастард…

Ровно год она пряталась, чтобы вернуться…

И теперь готова восстать из мёртвых!

Стражник на главной башне протрубил в рог, возвещая наступление ночи. Мост через ров подняли при первых же громких звуках. Ворота закрылись, но для ночных визитёров это не станет препятствием.

Белошвейка знала, как попасть в замок незаметно. Друг детства заплатил жизнью за спасение названной сестры, воспользовавшись семейной тайной. Прадед Гиона лично рыл подземный ход, ведущий из башни к лесу.

Изабель с легкостью отодвинула огромный плоский камень, прикрывающий вход в подземелье. Она осторожно втянула ноздрями застоявшийся, спёртый воздух, отдающий сырыми стенами, плесенью и насекомыми, населяющими тайный проход.

В памяти всплыл день побега, первый день перехода в новую жизнь.

Вампирша обхватила живот, выгнула шею и зарычала, выставляя вперёд клыки.

Её время пришло.

День мести настал.

Она уверено шагнула в темноту; следом, не раздумывая ни секунды, вошёл Дерик.

Им понадобилось немного времени, чтобы достичь каменной лестницы, ведущей в центральную башню. Изабель толкнула толстую дубовую дверь, преграждавшую путь наверх, та натужно заскрипела, но не поддалась. Она со злостью ударила ногой по обитой железом преграде. Сорванное с проржавевших петель дерево пошатнулось и с грохотом упало внутрь.

Вампирша огляделась, пытаясь определить, в какую сторону двигаться? Она принюхалась.

Запах смерти витал в воздухе, пахло горелой человеческой плотью. В душе что-то шевельнулось. Она удивилась собственной реакции – уж не сострадание ли это? – но тут же откинула глупые мысли. Не может быть в ней никакой жалости – некого жалеть в этом замке. Все, кого когда-то любила, либо предали, либо ушли в небытие.

Изабель вспомнила прощальный взгляд Додсона-младшего. Кровь, тонкой струйкой брызнувшую из уголка открытого рта. Рванувшую наружу живительную жидкость из пробитой острым мечом груди. Его последние слова перед тем, как захлопнуть дверь изнутри:

– Беги…

Верный друг собственным телом преградил преследователям вход в подземелье.

Кровь, боль, смерть, жажда и снова кровь – вот то, что теперь главенствует в её жизни, и даже воспоминания сотканы смертельно-кровавыми нитями боли…

Вампирша почувствовала сладковатый запах, исходящий из подвала, где когда-то сама ожидала казни.

Она, спустившись на три ступеньки, заглянула в приоткрытую дверь, расслышав слабый шёпот и грубый смех в ответ, и вошла внутрь.

Мерцающий свет вставленного в железное крепление факела слегка освещал мрачное пространство помещения.

На протянутой через толстую балку верёвке, за связанные за спиной руки болталась подвешенной молодая женщина. Прикованный к сырой каменной стене мужчина умолял рослого палача пощадить жену, твердя, что та не крала ткань, предназначенную для платья хозяйки.

Перед глазами Изабеллы появилась красная пелена, принёсшая вместе с гневом воспоминания.

Точно так же когда-то она умоляла смилостивиться над собой. Божилась, что никогда не призывала дьявола, потому что не была ведьмой, но никто не хотел слушать. Одна за другой – бывшие подруги называли её колдуньей, присягая в том на кресте. Одна за другой…

Изабель вспомнила довольный взгляд Жаклин; коварный замысел графини удался – ненавистную девку ждал костёр. Только беременность спасала белошвейку от страшных пыток. Пытать женщину на сносях инквизитор не стал, ограничившись побоями с прижиганием, не позволив делать этого и палачу замка. Но после родов её ожидали дыба с костром. Достаточно многие подтвердили факт колдовства. Очень щедро пожертвовала леди Бедфорд на нужды церкви.

Молитвы клеветниц были приняты, мольбы невиновной никто слушать не стал…

* * *

Если бы кто-то сказал девочке Изе, в шесть лет впервые обратившей внимание на сказочно-красивого зеленоглазого мальчика, выряженного в одежду, сшитую из золотистой парчи, что именно он станет причиной её огромного счастья и невероятных страданий…

Она в числе других жителей замка и крестьян из близлежащих деревень давала присягу на верность молодому Ричарду Милтону, графу Бедфорд.

Крёстный Нед, взявший на себя воспитание оставшейся сиротой девочки, всего на год старше его сына – Гиона, крепко держал детей за руки, не позволяя удрать с площади. Нелегко мужчине одному растить двоих малышей, но он отлично справлялся. Мать Гиона умерла в родильной лихорадке, а верный сердцем кузнец так и не смог найти замену любимой. Воспитывать детей помогали сердобольные соседки.

Рыжие волосы маленького графа непокорными прядками торчали из-под большой, отделанной жемчугом и земляничными листьями короны. Столь громоздкое сооружение нелепо смотрелось на небольшой головке ребёнка. Изабель прыснула, заметив, что съехавший набок венец оттопырил и без того не маленькое ухо мальчика.

– Ушастик, – прошептала она, перед тем как прикоснуться губами к протянутой в величественном жесте руке напыщенного лорда.

За что тут же получила подзатыльник от Неда и гневный взгляд от графини.