Цена Империи
Шрифт:
Коршунов, не выдержав, спрыгнул с лошади, намереваясь последовать за Луцием и Хрисом.
— Подожди, — бросил ему Черепанов по-русски. — Пацаны сами справятся.
И точно: на пороге, щурясь от яркого солнца, появилась Анастасия. Увидела Коршунова, просияла…
Алексей тоже расцвел улыбкой…
— Это что такое?! Куда?! Кто разрешил?!
Старший тюремщик, в одной тунике и наспех завязанных сандалиях, бежал через двор.
— Куда? Не пускать!
Толстяк бросился к Анастасии, Коршунов — наперерез, но Луций успел раньше и встал между женщиной и тюремщиком.
— Ты! — начальственно бросил Черепанов. — Подойди сюда!
Старший тюремщик при виде принцепса несколько поостыл.
— Читай! —
Старший тюремщик читать умел. Но содержание таблички ему не понравилось. И легионеров он не испугался. Это его тюрьма! Он здесь хозяин!
Толстяк бросил алчный взгляд на Анастасию. Он не любил, когда его желания не удовлетворяются. С другой стороны, печать эдила — настоящая и приказ недвусмысленный. Но эдил еще не видел ее признания.
— Приходите завтра, — сказал тюремщик. — С утра. Я оформлю все документы…
— Какие еще документы? — процедил Черепанов.
— Признание преступницы! — старший тюремщик самодовольно усмехнулся. — Мы тут тоже, принцепс, не зря жалованье получаем…
— Признание? Хм-м-м… не верю! Покажи!
Через несколько минут ему были вручены исписанные каллиграфическим почерком Анастасии восковые таблички.
За это время в тюремном дворе собралось уже дюжины полторы стражников: поглазеть на скандал.
Черепанов прочитал первую табличку…
— Я это забираю, — сказал он, пряча таблички в седельную сумку. — И заключенную — тоже.
— Нет!
Тюремщик покраснел от возмущения. Что он себе позволяет, этот вояка?
— Вернуть преступницу в камеру! — скомандовал он своим.
Анастасия спряталась за спиной Коршунова. Алексей выхватил меч.
— Ты что же, кентурион, биться с нами будешь? — искренне изумился старший тюремщик.
В следующее мгновение глаза тюремщика вылезли из орбит, а из его спины выглянула заостренная стальная полоска сантимеров пять длиной.
— Никто не смеет протянуть лапы к моей жене — и остаться в живых! — процедил Коршунов.
Привычным движением он провернул меч и выдернул клинок наружу.
Стражники оцепенели. Наступила тишина, которую нарушил лишь звук падения грузного тела, а затем спокойная реплика Луция.
— И впрямь у вас в Готии куют отличную сталь, — заметил Ингенс-младший.
— Это не готская работа, — сказал Коршунов, вытирая клинок и возвращая его в ножны. — Боспорская. Хочешь такой же?
— Лучше — покороче.
— Будет. Весной привезу.
— Заранее благодарен.
— Доложите эдилу, — сказал Черепанов ошеломленным стражникам. — Аласейа, великий германский рикс на службе Рима, убил вашего старшего за то, что тот покушался на его жену. О сумме выкупа, которую рикс потребует с курии города за покушение на свою честь, будет сообщено позже. Так, рикс?
Коршунов величественно кивнул, подхватил Анастасию, усадил на коня, оттолкнулся от земли и, мягко спружинив, опустился в седло.
— Хрис, — сказал Черепанов бывшему легионеру. — Не хочешь вернуться в легион? У меня есть право вербовать пополнение…
— Прямо сейчас?
— Не обязательно. Собирай вещи и приезжай в лагерь, скажем, недели через две. К этому времени я все оформлю. Не возражаешь?
— Еще бы! Служить у тебя, принцепс, — это честь!
— У него. — Геннадий кивнул на Коршунова, выезжающего из ворот.
— Годится!
— Вале [56] , легионер!
— Вале, принцепс!
— Марш!
Посланные в гостиницу легионеры встретили их за воротами: с запасными лошадьми и вещами.
56
Vale — до свидания (лат.).
— Слушай,
Генка, мне что, и впрямь потребовать у них выкуп? — спросил Коршунов по-русски.— С ума сошел! Какой еще выкуп?
— Ну ты же сам сказал…
— Надо же мне было чем-то загрузить стражников! Еще чуть-чуть — и они полезли бы в драку. Не хотелось устраивать мясорубку.
— Понял. И куда мы теперь, в лагерь?
— Нет. В Маркионополь.
— Это еще зачем?
— Разве ты забыл? — Черепанов усмехнулся. — У меня же поручение эдила Том: доставить Анастасию Фока в столицу. Наместнику Мезии…
Глава двенадцатая
Наместник Нижней Мезии сенатор Туллий Менофил
— Геннадий Павел, принцепс одиннадцатого легиона? Немедленно веди сюда!
Наместник Нижней Мезии Туллий Менофил поднялся навстречу гостю:
— Приветствую тебя, победитель скифов!
— Приветствие и тебе, благородный Туллий! — Черепанов снял с головы шлем и приложил кулак к груди. — Благодарю, что согласился меня принять!
— Всегда рад видеть тебя, славный принцепс! — наместник хлопнул в ладоши. — Накройте стол в красном триклинии [57] . Мой скромный дом всегда открыт для тебя.
57
Триклиний — столовая.
«Скромным домом» наместника был четырехэтажный дворец, вместе с зимним садом и внутренним двором занимавший полгектара.
— Что привело тебя в Маркионополь? Дело или развлечения? Надеюсь, ты не покинешь нас до послезавтрашнего дня и украсишь своим присутствием мой пир, который я дам в честь дня Меркурия [58] ?
— Благодарю за честь! — еще раз поклонился Черепанов.
Тут в дверях появился слуга и дал знать, что в триклинии все готово.
— Пойдем, доблестный Павел! — ухоженная ладонь наместника, консуляра и сенатора в шестом поколении опустилась на прикрытое золоченой кирасой плечо принцепса. — Время прандия [59] : пора и нам немного подкрепиться…
58
День Меркурия — 12 августа. Бог Меркурий — покровитель путешественников и торговцев — весьма почитался в Риме. В хорошие времена римские коммерсанты в этот день отстегивали десятину от своих доходов святилищу хитрого бога и на эти средства в день праздника устраивалась официальная всенародная пирушка.
59
Прандий — второй завтрак.
«Немного подкрепиться», по понятиям благородного Туллия, — это стол размером с двуспальную кровать, плотно уставленный дорогущими яствами и напитками. И меняли [60] этот стол четырежды. При том, что за трапезой они с Черепановым возлежали вдвоем. Слуги и музыканты в расчет, разумеется, не шли.
Правда, большая часть кушаний и напитков так и была унесена неопробованной. Нужно было обладать прожорливостью Максимина, чтобы съесть хотя бы двадцатую часть предложенного.
60
По римским застольным правилам (для богатых) смена блюд проводилась не как у нас, поштучно, а оптом: то есть стол с опробоваными кушаньями уносили, а на его место ставили другой, со следующим набором яств.