Цена метафоры или преступление и наказание Синявского и Даниэля
Шрифт:
И мы попрощались.
"Ты ее не знаешь", - сказал я. Это была святая правда: я и сам не знал, кого я имел в виду.
Я перебрал в уме всех своих приятельниц, разумеется, одиноких. Их было немало, но вся беда в том, что такое приглашение они истолковали бы слишком многозначительно, а у меня не было ни малейшего желания заводить новые романы. Может быть, пойти одному? Но мною вдруг овладел бес мальчишеской мстительности: я во что бы то ни стало должен доказать Зое, что мне на нее наплевать. Я решил позвонить Светлане. Светлана - это художница из нашего издательства, ей года двадцать
– Ерунда, Светочка, - сказал я.– Все они очень милые люди, и если вас не смущает, что они перепьются и будут петь блатные песни и, может быть, ругаться при этом, то... В общем, я вас жду завтра в полдесятого на углу Столешникова, там, где книжный магазин.
...Мы пришли, когда все уже давно сидели за столом. Бутылки на треть были опорожнены, мужчины сняли пиджаки, и кто-то уже порывался запеть. Но благолепие праздничного стола не было окончательно разрушено: окурки еще не тыкали в тарелки и не путали рюмок.
При виде нас все радостно загалдели. Они галдели и разглядывали Светлану.
– Это Светлана, прошу любить и жаловать, - сказал я.– Держите бутылки, кормите и поите нас.
– Светланочка, деточка, идите сюда, - пропела Лиля.– Эти мужики совсем отбились от рук, сами едят и пьют и не оказывают нам никакого внимания. Но мы без них обойдемся, правда?
– Без нас не обойдетесь!– захохотал Павлик.– Мы...
– Штрафную, штрафную!– кричал Володька.
– Светлана, вот ваш бокал, - Игорь налил сухого вина.
– А может, вы выпьете коньяку? Водку я не решаюсь предлагать.
– Нет, нет, что вы, спасибо, - Светлана улыбалась несколько напряженно.
– Толя, куда вы пропали, почему не приходите? Мишенька все время спрашивает: "А где дядя Толя? А когда он придет?" - Эмма, Володькина жена, положила бюст на стол и округлила рот и глаза, изображая сына. Одета она была, как всегда, ярко и безвкусно.
– Итак?– Зоя протянула мне рюмку водки.
– Итак?– отозвался я.
– С праздником! С праздником вас, опоздавшие!– Павлик потянулся ко мне через стол - чокаться.– Я уж боялся, что вы не придете. Мы с Зоей...
– Павлик, ты льешь.
– Прости, дорогая... Мы с Зоей...
– Павлик, передай салат, пожалуйста.
– Мы с Зоей... Да что ты мне слова сказать не даешь?!
– Я просто хотела попросить тебя, чтобы ты и мне налил вина.
Шум нарастал. Уже не было общего разговора. Уже Игорь вовсю ухаживал за Светланой, уже Лиля, выскочив из-за стола, повисла на каком-то длинном парне, которого все называли "геолог Юра", уже Володька читал громко стихи модного молодого поэта, плохие стихи с неряшливыми, как болтающиеся шнурки, рифмами. На него наскакивала востроносая девица и кричала, что поэт пошляк, а стихи - бездарные.
– Пошляк - а гражданское мужество?!– орал Володька.
– Бездарные - а "Комсомольская правда"его ругает!
Все веселились. Павлик налаживал
магнитофон. Эмма ела салат. Геолог Юра повторял: "Мы там отвыкли от майонеза". Я выпил три рюмки и невесть чего обозлился.– Слушайте, друзья, - сказал я, покрывая разноцветный шум пирушки, - а вы знаете, что я вас всех чертовски люблю!
– Толенька!
– То-ля!
– Толя, лапонька!
– Ведь это ужасно глупо, что мы так редко встречаемся, - продолжал я.– Когда мы последний раз собирались?
– Последний раз?
– В самом деле - когда?
– А я знаю!– закричала Лиля.– Последний раз мы собирались у нас на даче! Когда объявили про День открытых убийств!
Все разом замолчали. Даже наладившийся было магнитофон скрипнул каким-то своим тормозом и остановился. И только Эмма с разгону продолжала говорить:
– ...а в школе у них организованы горячие завтраки...
Но, оглянувшись на тишину, умолкла и она. Пауза длилась, затягивалась, становилась уже неприличной.
– В самом деле, - сказал Игорь, - столько времени прошло, столько событий. Десятое августа...
– Мы с Зоей, - закричал Павлик, - мы с Зоей пересидели спокойненько... Телевизор, магнитофончик... На другой день меня на работе спрашивают...
И тут всех будто прорвало:
– ...а я ему говорю: "Я тебя первого пристукну! Ты, говорю, падло!" И загнул, знаешь, как я умею!..
– В Одессе блатные поймали начальника милиции. Ну, он, конечно, в форме был. Так что они сделали? Переодели его в какую-то рвань и отпустили. Понимаете, отпустили! А потом догнали и... кончили! Их еще потом судили.
– Ну-у?
– Осудили... за грабеж!
– Слушайте, слушайте, что было в Переделкине! Кочетов нанял себе охрану - из подмосковной шпаны. Кормил, поил, конечно. А другие писатели тоже наняли - понимаете? Чтобы Кочетова прихлопнули!
– Ну и что же было?
– Что было! Драка была - вот что! Шпана между собой дралась!
– Ребята, а кто знает, много жертв было?
– По РСФСР немного: не то восемьсот, не то девятьсот, что-то около тысячи. Мне один человек из ЦСУ говорил.
– Так мало? Не может быть!
– Правильно, правильно. Эти же цифры по радио передавали. По заграничному, конечно.
– Ух, и резня там была! Грузины армян, армяне азербайджанцев...
– Армяне азербайджанцев?
– Ну да, в Нагорном Карабахе. Это же армянская область.
– А в Средней Азии как? Там тоже, небось, передрались?
– Не-ет, там междоусобия не было. Там все русских резали...
– Письмо ЦК читали?
– Читали!
– Не читали! Рассказывай!
– Во-первых, про Украину. Там Указ приняли как директиву. Ну, и наворотили. Молодежные команды из активистов, рекомендательные списки: ну, про списки сразу известно стало - разве такое в секрете удержишь? И пришлось спецкомандам облизнуться; все, кто в списках значился, удрали. Так что это дело у них бортиком вышло. И еще ЦК их приложил - за вульгаризацию идеи, за перегибы. Четырнадцать секретарей райкома и два секретаря обкома фьють!
– Ну да?
– Абсолютно точно. А в Прибалтике никого не убили.