Цена на материнство

Пощечина не столько оскорбила меня, сколько завела. И в мыслях не было сопротивляться, пусть бы шлепала меня еще и еще, лишь бы потом раздвинула ножки. Она изменилась. Похудела, выглядела какой-то болезненно уставшей. Но внутри все равно теплился прежний огонек, и наши тела по-прежнему высекали искры. Я хотел ее. Даже спустя столько лет.

Разумеется, когда Алина сбежала, я не стал ее догонять, умолять остаться или просить прощения. Ничего, придет день – и она явится ко мне сама.

Я плеснул себе еще коньяку и вышел на улицу к парням, которые пускали клубы дыма у крыльца. Все, как в детстве. Только теперь я уже не курил, а им не надо было прятаться от учителей. От школы как раз отъезжала «лада», белая и убогая, как сам Витек.

– Нашу принцессу возят теперь не на карете, а на телеге? – с усмешкой поинтересовался я у ребят.

– Удивительно, что Витька и это смог купить, – сказал Мамаев. – Я ему говорил, возьми лучше «тойоту» старенькую или немца… Им сносу нет. Но он уперся рогом, только, мол, в салоне… Вот и купил, идиот. Влез в кредиты, еще и в долг брал на ремонт. Клянусь, недели не отъездил!

– Он что, безработный? – спросил я.

– Да куда там! – влез Кобылкин. – Научный сотрудник, едрить его. Как был ботаником, так и остался.

– Ну ничего, сейчас Алинку в ЗАГС затащит, там, глядишь, и будущий тесть поможет, – съязвил я.

Но почему-то никто не смеялся. Парни переглянулись и посмотрели на меня, как на пришельца.

– Ты что, не в курсе? – удивился Мамаев.

– Насчет чего?

– Насчет батьки ее.

– А что с Пал Ефимычем? – я старался не казаться слишком заинтересованным, но любопытство разбирало.

– Все, того Пал Ефимыч, – Кобылкин выразительно цокнул.

– Помер, что ли?

– Да типун тебе на язык! Посадили его, – Петя для убедительности изобразил пальцами решетку. – Далеко и надолго.

– За что?

– Какие-то денежные махинации, черт его разберет, – вмешался Мамаев. – Алинка, конечно, говорит, что он не виноват, типа взятку кому-то недодал… А по мне проворовался Лебедев в конец, краев не видать. Ну и вот повязали его красным бантиком – и впаяли десятку с конфискацией. Так что наша, как ты говоришь, принцесса теперь и «ладе» радуется.

– Да ладно! – опешил я. – Неужели Лебедев был такой дурак, что все имущество записал на себя, а не на жену, дочку или двоюродную бабку?

– Я в тонкости не вникал, – Петя пожал плечами. – Но у нас тут одно время по всем каналам крутили. Потом вроде мамка ее совсем плоха стала. То ли сердце, то ли еще чего… Ну, а Алинка работать толком не умеет, вот, продает потихоньку старые активы… Но ты лучше у Наташки Сиваевой спроси, они с Лебедевой вроде и общаются лучше, да и вообще Наташка всегда в курсе всего… А то, может, с твоими связями и помог бы Алине по старой памяти. Ты ж по ней, помню, сох в старших классах…

– Может, и помогу… А из наших что, никто не впрягся за нее?

– Ты деловой такой, – хмыкнул Мамаев. – Это ты себе можешь позволить благотворительность, а у нас у самих проблем выше крыши. Вон, Петька хочет взять ее в «Ромашку», только еще поди знай, будет ли она вкалывать, как надо… Избалованная.

– В «Романо», что ли? – я смутно припоминал местную проституточную. Самая злачная дыра в городе. Там всегда можно было достать любые запрещенные вещества, плюс сауна под боком… Излюбленное место у криминала. Чтобы Алина согласилась там работать? Может, и правда у нее полный швах с деньгами? Или она просто не в курсе, на что подписалась? И куда тогда смотрит Витя?

– Ну, там теперь уже все иначе, – ответил Кобылкин на мои немые сомнения. – Культур-мультур. Танцы, диджеи. Братков уже нет особо, пасется в основном молодежь. А нам как раз гоу-гоущица нужна публику разогревать. Может, Алинка со своими балетными фокусами чего и изобразит.

– Лебедева – в гоу-гоу? – Мамаев заржал. – Ты ее видел вообще? Ни сисек, ни задницы. Кого она там зажжет?

– Да ладно тебе! – поморщился Петя. Видно было, что он в глубине души с Мамаевым солидарен, но девчонку ему жалко. – Зато, может, гибкая…

Я отхлебнул коньяка, чтобы не наговорить лишнего. По-хорошему, врезать бы обоим, но тогда будет очевидно, что Алина мне не безразлична, а я не собирался наступать на те же грабли.

– Толку, что гибкая, если фригидная на всю голову! – не унимался Мамаев.

– С чего вдруг? – спросил я, прищурившись. – Ты что, тоже к ней подкатывал?

– Больно надо! У меня жена огонь, двое детей… Куда мне девочку-целочку?

– Слушай, хорош, а? – нахмурился Кобылкин. – Как баба сплетничаешь, честное слово! Мне ее на стойку надо, а не клиентов обрабатывать.

– Погоди, погоди, – я поднял руку. – Что значит «целочку»?

– А то и значит! – Мамаев, судя по всему, уже изрядно налакался, поэтому в откровенности дал бы фору любой обесчещенной малолетке из скандального ток-шоу. – Мне Витька как-то сказал… Год назад, кажется, или около того… Ну да, Пал Ефимыча тогда еще не приняли… В общем, выдал, что они с Алиной не торопятся. Типа до свадьбы решили подождать, прикинь? – Мамаев расхохотался. – За столько лет девку не откупорить! Или она фригидна, или он импотент. Или она ему голову морочит… Вот на хрена, спрашивается, Витьке такое счастье? Говорят, после двадцати лет там уже не пленка, а брезент. Фиг порвешь, короче. А теперь еще и свадьбу отложили… Вот Витька намучается в тридцатник!

Как будто издалека до меня донесся хруст и звон осколков. Я с удивлением посмотрел на собственную руку и обнаружил, что бокал в моей руке, разбился, и теперь кровь темной струйкой капала на асфальт.

– Эй, ну ты чего? – спохватился Кобылкин. – Стекло, конечно, сейчас делают дерьмовое… Иди, промой и спроси у Ксюши. Она медсестра теперь, может, у нее бинты при себе…

– Ты дурак, что ли? – Мамаев фыркнул. – Раз медсестра, значит, бинты таскает? А я, если повар, все время должен носить ножи и половник?..

Я уже не слушал двух идиотов и воспользовался царапиной, чтобы уйти от них, куда подальше. Тем более, что Кобылкин не ошибся. У Ксюши и вправду нашлись при себе хоть и не бинты, но пластыри и перекись в карандаше. Она промыла мне царапину, посмотрела на свет, не остались ли осколки и заклеила.

– Ну вот, Верещагин. Как новенький. Помнишь, как ты тогда, в десятом классе, в какую-то поножовщину влез?

– Ага, до сих пор на ляжке шрам, – улыбнулся я. – Слушай, я тут про Лебедеву узнал… Правда, что у нее отца посадили, а матери с сердцем плохо?