Цена нелюбви

— Безнадежно! — с отчаянием воскликнула Шивон. — Когда он сидит за столом в своем высоком стульчике, он так же швыряется колечками, кашей, крекерами... Вся еда оказывается на полу, и, хоть убейте, я не понимаю, откуда он берет силы!

Я коснулась ее руки.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, откуда у тебяберутся силы.

— Ааааа... Ааааа... Ааааааааааааааа...— завелся Кевин, как бензокосилка.

Мы с Шивон переглянулись.

—  Ааааааааа! УУУУУУУ! УУУУУУУУУУ!

Мы не сдвинулись с места.

Шивон вздохнула:

— Наверное, чувствуешь по-другому, когда это твой ребенок.

— Да, — согласилась я. — Совсем по-другому.

— УУааУУУУаа! УУааУУУУаа! УУааУУУУаа! УУааУУ- УУаа I

— Я хотела иметь много детей, — сказала Шивон, отводя глаза. — Теперь я не так в этом уверена.

— На твоем месте я хорошенько бы подумала.

Пока я пыталась побороть нарастающую панику, Кевин заполнял паузу. Я должна была что-то сказать, как-то воспрепятствовать тому, что надвигалось, но не могла придумать ничего убедительного.

— Ева, я измотана. Я не думаю, что нравлюсь Кевину. Я молилась до посинения... о терпении, о любви, о силах. Я думала, Бог испытывает меня...

— Когда Иисус сказал: «Терпите детей малых»,— сухо сказала я, — вряд ли он имел в виду нянь.

— Я не хочу думать, что подвела Его! Или вас, Ева! И все же, может, вы могли бы найти мне место в «На одном крыле»? Вы говорили, что большую часть рутинной работы выполняют студенты. Не могли бы вы... о, пожалуйста, пожалуйста, пошлите меня в Европу или в Азию. Я обещаю, я буду отлично работать.

Я поникла.

— Ты хочешь уйти.

— Вы и Франклин — чудесные люди, вы, наверное, сочтете меня неблагодарной, но, когда вы переедете за город, вы обязательно найдете другую няню, правда? Я хочу жить в Нью-Йорке.

— Я тоже! Кто сказал, что мы переедем за город?

— Франклин, конечно.

— Мы никуда не переезжаем, — твердо сказала я.

Шивон пожала плечами. Она уже настолько отдалилась от нашей маленькой компании, что не считала это недоразумение своим делом.

— Может, ты хочешь больше денег? — заискивающе предложила я. Постоянное пребывание в этой стране начинало съедать значительную часть моих доходов.

— Жалованье отличное, Ева. Просто я больше не могу. Каждое утро я просыпаюсь...

Я точно знала, что она чувствует, просыпаясь, и не могла больше терзать ее. Думаю, я плохая мать, и ты всегда считал меня таковой. Однако где-то глубоко во мне таился материнский инстинкт. Шивон достигла своего предела, и, хотя это шло вразрез с нашими интересами, ее земное спасение было в моей власти.

— Мы пересматриваем и дополняем путеводитель по Нидерландам, — угрюмо сказала я. Мной овладело жуткое предчувствие, что Шивон уйдет прямо сейчас. — Ты хотела бы оценить хостелы Амстердама? Там изумительно вкусные блюда из риса.

Шивон восторженно обняла меня.

— Хотите, я попытаюсь его успокоить? Может, памперс...

— Сомневаюсь; слишком разумное объяснение. Нет, ты отработала целый день. Отдыхай до конца недели. Ты измучена. — Я уже умасливала ее, надеясь удержать, пока мы не найдем замену. Черта с два.

— И еще одно, — сказала Шивон, запихивая в сумку мою записку с именем редактора НОК по Нидерландам. — Конечно, все дети разные, но Кевин уже должен был бы говорить. Хотя бы несколько слов. Может, надо посоветоваться с вашим доктором. Или больше разговаривать с Кевином.

Я пообещала разговаривать, проводила ее к лифту, бросила печальный взгляд на кроватку.

— Знаешь, действительно все иначе, когда он твой. Невозможно уйти домой.

Да, мое желание уйти домойособенно усиливалось, когда я уже была дома.

Мы обменялись тусклыми улыбками. У ворот Шивон оглянулась и помахала мне. Я не отходила от окна, пока она бежала по Хадсон-стрит прочь от нашего лофта и маленького Кевина так быстро, как только могли нести ее некрасивые ноги.

Я вернулась к нашему сыну, к его возмущенным корчам. Я не собиралась брать его на руки. Некому было заставлять меня, а сама я не хотела. Я не стала, как предложила Шивон, проверять его памперс, не стала согревать бутылочку с молоком. Я не стала его успокаивать. Опершись локтями о решетку кроватки, я опустила голову на сплетенные пальцы. Кевин стоял на четвереньках в положении, рекомендованном Новой школой для родов. Большинство детей плачет с закрытыми глазами, но глаза Кевина были чуть-чуть приоткрыты. Когда наши взгляды встретились, я почувствовала, что мы наконец общаемся. Его зрачки еще были почти черными, и я видела в них понимание: мама не собирается выяснять, в чем дело.

— Шивон думает, что я должна с тобой разговаривать, — сказала я насмешливо. — А кто же еще, если ее ты выгнал? Да, да, своими визгами ты вытолкнул ее за дверь. В чем твоя проблема, маленький кусок дерьма? Гордишься, что губишь мамину жизнь? — Я намеренно говорила вялым фальцетом, как советуют эксперты. — Ты обманул папочку, но мамочка тебя раскусила. Ты — маленький кусок дерьма, не правда ли?

Кевин поднялся, ни на мгновение не прервав визга. Схватившись за прутья, он завизжал прямо мне в лицо, да так, что заболели уши. Его искаженное лицо казалось старческим, и именно так я представляла физиономию заключенного, уже начавшего копать тоннель пилкой для ногтей. На чисто зоологическом уровне наша близость была опасной; Шивон не шутила насчет волос.

— Мамочка была счастлива, пока не появился маленький Кевин, ты ведь это знаешь, не так ли? А теперь мамочка каждое утро просыпается с желанием оказаться во Франции. Мамочкина жизнь теперь отвратительна. Правда, мамочкина жизнь стала отвратительной? Ты знаешь, что иногда мамочке хочется сдохнуть? Только бы ни минуты больше не слышать твои визги. А иногда мамочке хочется спрыгнуть с Бруклинского моста...

Я обернулась и побледнела. Никогда еще я не видела такого каменного выражения на твоем лице.

— Они понимают речь задолго до того, как начинают говорить, — сказал ты, протискиваясь мимо меня, чтобы взять его на руки. — Я не понимаю, как ты можешь стоять и равнодушно смотреть, как он плачет.

— Франклин, остынь. Я всего лишь шутила! — Я бросила прощальный взгляд на Кевина. Из-за его криков я не слышала, как поднимается решетка лифта. — Я просто выпускала пар, ясно? Шивон нас бросила. Слышишь? Шивон нас бросила.

— Да. Я слышал. Очень жаль. Найдем другую няню.

— Оказывается, все это время она смотрела на эту работу как на современную версию Книги Иова... Ладно, я сменю ему памперс.