Цена ошибки некроманта

Мне было не то чтобы жаль себя, но до слёз обидно. Глупый, банальный, но от того не менее навязчивый вопрос: за что? Я бесчисленное число раз задавала его себе раньше, когда тoлько выслушивала первые обвинения и ещё не верила, что всё это происходит со мной на самом деле. Потом устала, а на смену обиде пришла злость и упрямство — отстоять свою правоту и доброе имя хотя бы даже назло тем, кто устроил эту травлю, назло самой себе — обиженной и растерянной. И вот опять.

Я могла принять, что тот, кто мечтал от меня избавиться, не успокоился на достигнутом: он, видимо, тоже не умеет проигрывать. Я готова была смириться с вынужденным отъездом. Но… Творец! Эта история с непонятным трупом и безумным арестом стала последней каплей.

Я лежала на тонком казённом матрасе, на застиранную наволочку сбегали обиженные, злые слёзы, и повторяла этот вопрос без ответа — за что? За что мне всё это? Что я сделала не так? Всегда старалась быть справедливой, быть честной и тактичной, тщательно взвешивала все свои решения и не позволяла себе идти на поводу у эмоций. Да я ради этого профессию выбрала — чтобы сделать мир чуточку более справедливым, правильным! И что теперь?..

А наплакавшись до опухшего носа и рези в глазах, я провалилась в глубокий сон без сновидений, полная детской решимости «показать им всем». Кому и что, правда, придумать уже не успела.

ГЛАВА ЧТВЁРТАЯ, в которой письмо находит адресата

Адриан чувствовал себя словно с похмелья. Воспоминания о вчерашнем дне смутные и обрывочные, голова тяжёлая и горячая, мысли вязкие, во рту мерзкий привкус, в висках тяжело стучит — самое время зарекаться «больше никогда». Только надо вспомнить, что именно — никогда, и вот тогда уже — больше ни-ни.

Полежав пару минут в постели, мужчина вдруг сообразил, что пару симптомов можно если не отбросить, то существенно ослабить без лекарств и каких-то ещё усилий. Достаточно просто убрать с подушки Гaйку, которая устроилась вокруг его головы меховой шапкой с подогревом и вибрацией. Стучало не в голове, просто кошка урчала, а в черепе гуляло эхо.

Прислушавшись к ощущениям, Адриан обнаружил и Кактус, которая растеклась по его груди, и даже гордая недотрога Вакса лежала рядышком, тёплым клубком грея бедро.

— Выложился я, да? — со смешком спросил он, чуть запрокинув голову.

— Мр! — подтвердила рыжая Гайка, ткнувшись усатой мордой почти в глаз. Если она почти всегда валялась где-то на нём, стоило лечь или хотя бы сесть, то остальные приходили редко, обычно по очереди, изгоняя младшую подлизу. А вот так вот дружно облёживали хозяина, только когда тому случалось добегаться без малого до истощения или банально заболеть.

Кактус встала и бесцеремонно потянулась, не сходя с человека. Вакса, когда он зашевелился, поспешила сбежать, привычно брякнулась об пол с таким звуком, что Адриан первое время удивлялся, как она ничего себе не ломает.

Мужчина сел на постели, опираясь на руки, сгоняя вторую кошку. Гайка невозмутимо стекла в оставшуюся от его головы ямку на подушке. Стук в висках прекратился, голове стало легче, но тело показалось тяжёлым и непослушным, а руки едва не тряслись от слабости.

Тихо ругаясь сквозь зубы, некромант заставил себя встать, открыл окно, впуская в комнату холодный сырой воздух. И по ощущениям в голову тоже — от свежего воздуха в ней заметно прояснилось, хoтя обрывки воспоминаний вчерашнего дня стали еще более жидкими и тусклыми.

Выгнать из тела слабость помогла зарядка под неодобрительным, немигающим взглядом жёлтых глаз Ваксы: кошка не понимала, как можно заниматься какой-то ерундой вместо того, чтобы кормить её. Но орать и путаться под ногами было выше её достоинства, так что оставалось практиковаться в ментальных воздействиях. А её младшие подруги принимали жизненную несправедливость философски: рыжая продолжала дрыхнуть вполглаза, а серая Кактус предпочитала караулить у миски.

— Какая отвратительная рожа, — пробормотал Адриан, разглядывая опухшую со сна небритую физиономию в зеркале в ванной. Задумчиво поскрёб сизый, с каким-то тёмным налётом подбородок.

— Мря? — возмутилась снизу разговорчивая Гайка.

— Да я не про тебя, не ворчи, — хмыкнул мужчина.

Умыться, побриться, принять душ — всего двадцать минут, но к концу традиционных утренних процедур он окончательно почувствовал себя человеком. Правда, не мешало бы поспать еще часoв восемь, потому что голова всё ещё плохо соображала, пальцы слегка подрагивали, а в груди зияла сосущая пустота — обычное ощущение от перерасхода сил.

— И на что я вчера так выложился? — рассеянно спросил он у трусящей впереди, задрав хвост, Гайки.

Он хорошо помнил, что опять пришлось выходить в море. В Акульей Глотке застрял корабль, да, как назло, с серым грузом, да груз тот еще и повредился… Полтора десятка трупов, два десятка чуть живых от страха членов команды пополам с пассажирами и три озверелых духа. Будь его воля — Адриан бы там их всех и оставил, потому что идиотов он не любил.

И дело совсем не в том, что кто-то решил разжиться левыми душами. Как некромант, знающий их силу и возможности, которые давaло подобное имущество, Блак мог понять и заказчика, и контрабандистов как таковых. Но не тех придурков, которые догадались перевозить подобный груз морем, да ещё без сопровождения толкового некроманта.

Но пассажиров действительно было жаль, да и работа есть работа, поэтому пришлось выходить в море на помощь береговой охране. Некроманты — они, как кошки, воду не любят, так что со своими некромантами у смежников тоскливо. Да и Акулья Глотка — почти территория Клари, потому что в сильный отлив туда можно дойти пешком.

Однако, помимо вполне отчётливых воспоминаний о морских приключениях, занозой в мозгу сидело зыбкое ощущение, что это не всё и вечером случилась ещё какая-то задница. Впрочем, беспокоило это обстоятельство мало: судя по тому, что проснулся он в собственной постели, живым и даже почти здоровым, размеры этой… неприятности не столь уж велики. Поэтому можно не дёргаться, а спокойно покормить кошек и позавтракать — или ближе к полудню это уже можно считать обедом? Но именно в такой последовательности, потому что, во-первых, под их полными укора вечно голодными взглядами кусок в горло не полезет, а во-вторых, надо же поблагодарить зверьё за долготерпение. Даже Гайка обошлась без истошных воплей, а честно ждала, пока человек проснётся. Человек оценил.

А обуваясь в прихожей, Адриан неожиданно обнаружил там предмет, которого в этой самой прихожей быть не могло: на полке для обуви лежала сумка. Обыкновенная женская сумка коричневого цвета, с блестящими металлическими фитюльками и ручками неопределённой длины — вроде и на плечо не закинешь, и в руке держать неудобно.

Если бы к сумке прилагалась женщина — ладно, такое с ним случалось. Обычно не в Клари, здесь он осторожничал, но это хоть как-то можно понять. Еcли бы женщины не было, но была её обувь — это был бы серьёзный повод для паники, потому что вo весь рост встал бы вопрос, куда он эту женщину дел. Каких-то агрессивных наклонностей Адриан за собой прежде не замечал, даже в состoянии близком ко вчерашнему, но всё когда-то случается впервые.

А вот сумка отдельно от остальных частей вызвала растерянность.

— Интересно, я её украл? — поинтересовался он у Кактус, которая старательно утепляла собственной шерстью свежие брюки, вдохновенно отираясь о ноги мужчины.

— Мяу! — укоризненно сообщила Гайка, сидевшая в дверях. Мигнула глазами по очереди и очень по — человечески грустно вздохнула. Мол, дурак ты, хозяин.

Адриан с интересом заглянул в сумку — и вдруг отчётливо, с пугающей ясностью вспомнил её хозяйку. сли точнее, сначала он вспомнил весьма аппетитного вида грудь, к которой хозяйка прижимала это имущество, а потом, по цепочке, и всё остальное. И саму женщину, и другую женщину, уже в форме проводницы, и еще толпу народа.