Цена твоего молчания

— А в чем? В чем это дело? — тихо, но отчаянно спросила она, подойдя к тому же окну и встав в двух шагах от меня, обхватив себя руками.

Я бросила на нее быстрый взгляд — слезы уже отступили, и нервное покусывание нижней губы с головой выдавало ее состояние.

— В самом Борщевском, — пожала плечами, вновь начав разглядывать улицу, — он эгоист до мозга костей. И делает лишь то, что хочет сам. Ему совершенно плевать на мнение остальных, их старания или чувства. Он использует их ровно до того момента, пока ему это нужно, выбрасывая из жизни без сожаления и мук совести.

— Но вы же встречались? Значит, чем-то ты его привлекла? Чем? Ведь он до сих пор тебя любит…

— Любит? Енот? — я снова рассмеялась, но на этот раз веселья в том смехе не было ни капли. Только тягомотная такая тоска, от которой впору на стену лезть. — Вероника, пойми, наконец! Енот любит только одного человека — самого себя. И я бы дорого дала за то, чтобы он отстал от меня!

— Но почему тогда он забыть тебя никак не может?

Девушка не особо мне поверила, но, по крайней мере, прислушалась. Да и не надо было быть психологом, чтобы понять — сложившаяся ситуация слишком вымотала ее. И чисто по-женски я ее понимала. Тем более, что сейчас она была совсем не похожа на ту высокомерную фифу, что постоянно сжигала меня ненавидящим взглядом с первого курса.

— Это верно, — кивнула я, еще раз тяжело вздохнув, — забыть не может. И это вовсе не из-за каких-то там романтических чувств. Да и не встречались мы никогда, не знаю, кто тебе это сказал.

— Егор, — выдохнула Вероника, машинально колупая угол подоконника. Не обращая внимания на дорогущий маникюр, — обмолвился как-то, что у вас еще в школе что-то было.

— Что-то, — хмыкнула я в ответ, — именно что-то.

— Расскажи, — внезапно попросила она и тут же осеклась. Кинула на меня быстрый взгляд, а затем вновь перевела его на свои руки. Затем снова на меня. И спустя несколько секунд прозвучало неожиданное, — пожалуйста.

Я удивленно посмотрела на Нику, пытаясь понять, зачем ей это. Но она смотрела на меня без тени смущения или чего-либо еще. Открыто, честно и немного с ожиданием. И почему-то где-то глубоко внутри появилась уверенность, что это не игра и подставы ждать не стоит. Да и не великая там тайна, если уж на то пошло…

— Мы с Енотом учились в одном классе, — медленно начала я рассказывать, подбирая слова и стараясь не вспоминать «по-настоящему», чтобы не всколыхнуть забытые чувства, — до сих пор не понимаю, почему его родители отдали в обычную, даже посредственную, городскую школу, причем в другом районе, когда могли позволить себе любой платный лицей. Но сложилось именно так, что богатый избалованный мальчик учился среди детей «работяг». И отношения эти не складывались. Выросшие по законам обычных дворов ребята не хотели считаться с высокомерным и заносчивым Енотом, частенько по первости его поколачивая. Но, в целом, недолго — Борщевский сменил тактику, начав использовать преимущества своего положения. Шоколадки, конфеты, дорогие школьные принадлежности и прибамбасы, которые легко раздавал в обмен на некоторые услуги и лояльность, стали куда более весомым аргументом в общении, чем физическая сила, воспитание и совесть. И с взрослением все стало еще хуже.

Я сделала паузу, переводя дыхание — в горле пересохло, хотелось пить, но, как назло, с собой воды не оказалось. Покосилась на Веронику, но девушка внимательно слушала, затаив дыхание.

— К классу у Енота уже образовалась своя компания, не из нашей школы, — продолжила я, желая побыстрее закончить, — и он перестал бояться кого бы то ни было. На самых отчаянных одноклассников и не только он натравливал своих дружков, и постепенно класс разделился на тех, кто «за», и тех, кто «не вмешивается». Впрочем, об этой «компании» ты должна знать больше моего — судя по лицам, состав особо не поменялся.

Вероника поморщилась, и я с удивлением поняла, что от этих ребят она тоже не в восторге. Надо же, какие чудные открытия…

— В итоге, деньги и сила сделали свое дело. Парни Борщевского недолюбливали, но побаивались лезть в открытую. А девушки, наоборот, любили — дорогие шмотки, мотоцикл и достаток вкупе со смазливой внешностью сглаживали любые недостатки.

— Но не ты? — прозвучало сбоку, а я пожала плечом.

— Должны же быть исключения для разнообразия, — чуть заметно улыбнулась я уголками губ, — мы не враждовали, но и не дружили. Скорее не особо общались, да и не нравился он мне. Была уверена, что и я ему — тоже. Но все изменилось к выпускным классам. Он внезапно стал попадаться мне на глаза все чаще — то улыбнется в коридоре, то уступит в буфете очередь, то шоколадкой угостит, то проводить предложит до дома. Поначалу редко, а потом все настойчивее. Я отказывалась — догадывалась, что не от великой любви он это делает, а чтобы просто пополнить свою коллекцию девочек «на одну ночь». Причем все эти знаки внимания он умудрялся оказывать при минимуме свидетелей! Чтобы слухи не поползли…

И снова пауза, но совсем короткая. Осталось совсем немного.

— Переломным моментом стала школьная дискотека, — Вероника вскинула на меня удивленный взгляд, а я усмехнулась, — да, сейчас звучит глупо, а тогда… В общем, Енот пригласил меня на медленный танец. При всех, хотя знал, сколько любопытных взглядов смотрели в тот момент на него и меня. Видимо, надеялся, что не смогу отказать под пристальным вниманием школьников.

— А ты смогла? — грустно, тихо, но без тени недоверия. Ника уже знала ответ на этот вопрос…

— Это было несложно, — пожала я плечами, вдруг поймав себя на мысли, что мне дико хочется закурить, — буквально за четыре дня до этого, отлучившись с факультатива по физике в туалет, я застала там рыдающую девочку. Мы были не знакомы лично, но встречались уже — она училась на год старше меня, во вторую смену. И Борщевский бросил ее как раз накануне, после того, как они переспали. Бездушно и издевательски известив ее о том, что изображал интерес ради банального секса…

Вздохнули на этот раз мы в унисон.

— Я не ожидала, что Енота так заденет мой отказ. Он разозлился и с угрозой бросил, что я еще пожалею. И надеяться, что он забудет и простит не приходилось. О его мстительности и злопамятности можно было легенды складывать. Но другого ответа для него у меня не было… Воплощать свою угрозу Борщевский начал почти сразу. Сначала от меня отдалилось большинство одноклассников. Потом начали косо посматривать другие школьники. А затем началась откровенная травля. С помощью своих подпевал он сделал так, что меня начали считать изгоем — за недорогую одежду, за отличную учебу, за то, что не гуляю с парнями. А потом скатились и до вранья — якобы украла у кого-то побрякушку какую-то из дома…Не сказать, чтобы я особенно переживала по этому поводу, но было неприятно. Но Пашка меня поддерживал, учителя по-прежнему хвалили, а что до друзей и знакомых…хорошо, что они показали свое истинное лицо. Через какое-то время, когда весь «спектакль» развернулся в полную силу, Енот выловил меня около дома. И тет-а-тет открытым текстом сказал, что либо я окажусь в его постели, либо все станет еще хуже. И его даже не остановило то, что в тот день исполнилось ровно семь дней со дня похорон моего отца…

Странно, но с Никой откровенничать было просто и легко. Ведь Вовке я так и не рассказала… а ей — пожалуйста. Может, потому что единственное, что нас связывало, это Енот? Или потому, что мы чужие и я не боюсь увидеть в ее глазах жалость? Не знаю… Но выговориться оказалось неожиданно приятно. Столько лет носила все в себе, а сейчас нахлынуло облегчение. И благодарность Веронике…

— Тогда мне было все равно, поэтому что творилось вокруг я не замечала. Но через два месяца случилось еще одна история, резко изменившая отношение окружающих ко мне. Енот подговорил одну из своих поклонниц, она училась в параллельном классе, видная и наглая девица, чтобы она закатила мне скандал. И, на большой перемене, когда в столовой собралось максимум народа, это дура подлетела ко мне, толкнув и обвинив в том, что я облила ее чаем — чашка вылетела у меня из рук. Дальше — больше, обозвала меня тварью, выродком, заявила, что таких как я нельзя пускать к людям. А затем добавила, что теперь я сирота и должна спиться вместе со своей мамашей…

Изнутри поднялись отголоски той ярости, что я испытала в тот момент. Жгучей, почти нечеловеческой…я закрыла глаза, приходя в себя.

— Я сорвалась, — это признание далось тяжелее всего, — дальше помню смутно. Растащить нас смогли только спустя несколько минут. За это время я разбила той девушке лицо, вырвала несколько клоков волос и повалила на пол. Она потеряла сознание, а я умудрилась еще отпинать ее по ребрам, прежде чем три старшеклассника сумели скрутить меня…

Ошалевший взгляд Ники чувствовала, но поворачиваться не стала, гипнотизируя вид за окном.