Цена жизни

«При чём здесь вообще князь Яромир?» — озадаченно подумал Бернар, но говорить ничего не стал, ограничившись согласным кивком.

— Но пойдёмте же, граф, я представлю вас своим друзьям.

Друзья графа Пауля, которые в большинстве своём были штаб-офицерами, приняли Бернара весьма дружелюбно, да и сам он, после многих лет службы, чувствовал себя среди военных достаточно комфортно. Словом, этот час, отведённый этикетом на лёгкие закуски и общение, прошёл вполне приятно.

Наконец, ударил колокол, огромные двустворчатые двери в обеденный зал медленно открылись, и вся порядком уже проголодавшаяся толпа потекла к праздничному столу. Бернар опасался, что его посадят внизу стола с младшими офицерами, но с удовлетворением обнаружил карточку со своим именем не так уж далеко от возвышения со столом герцога — может быть, немного ниже, чем он мог бы рассчитывать, будь он баварским графом, но всё же достаточно высоко, чтобы это не выглядело унижением.

Наконец, все расселись, и шум затих. Напряжённое ожидание длилось недолго; церемониймейстер объявил: «Его высочество принц Оттон Двенадцатый, герцог Баварский». Из боковой двери вышел герцог, одетый в мундир генерал-хойбтмана, и быстрым шагом подошёл к столу. Все немедленно встали, и Бернар, естественно, тоже.

— Господа! — обратился к присутствующим герцог, взяв в руку бокал. — Сегодня мы с вами в пятьсот двадцать седьмой раз прощаемся с нашим сокровищем, нашей милой Брунхильдой, — послышались смешки, и герцог тоже улыбнулся. — Но в этот грустный праздник вспомним, что у нас есть поводы и для радости, а не только для печали. Господа! — воскликнул он, подняв бокал. — За Брунхильду!

— Хох! — рявкнули офицеры.

— За Ландсгут!

— Хох!

— За Баварию!

— Хох! — с каждым разом кричали всё громче и громче.

— Так выпьем же, господа! — и герцог молодецки опрокинул в себя бокал.

Торжественный обед начался и быстро покатился по тому пути, по которому обычно и проходят все офицерские обеды. Постепенно гости становились более раскрепощёнными, а голоса звучали всё громче. Бернар сидел в одиночестве с бокалом рислинга в руке, медленно потягивая вино и с интересом наблюдая за окружающими, некоторые из которых к этому времени уже изрядно раскрепостились. В один прекрасный момент, бросив взгляд на подиум, Бернар обнаружил, что герцог куда-то исчез. Почти сразу рядом с ним остановился лакей.

— Ваше сиятельство, следуйте за мной, — произнёс лакей, и не оглядываясь, направился прочь. Бернар сунул бокал ближайшему официанту и двинулся следом. Путь был недолог и окончился в небольшой гостиной, где и обнаружился герцог.

— Ваше высочество, — поклонился Бернар.

— Здравствуйте, граф, — приветливо поздоровался Оттон. — Прошу вас, присаживайтесь. Как вам понравился Регенсбург?

— Чудесный город, ваше высочество, — вполне искренне ответил Бернар. — Очень напомнил мне наш Кохеме, каким он был когда-то.

— Я знаю вашу историю, — кивнул герцог. — Уверен, что вы в самом скором времени наведёте там порядок.

— Во всяком случае, наша семья приложит к этому все силы, ваше высочество.

— А кстати, дорогой граф, удовлетворите моё любопытство — ваши сёстры в самом деле приезжали, или же это было всего лишь блефом? Я полагаю, сейчас это уже не секрет.

— Мне и самому было бы интересно это узнать, ваше высочество, — ответил Бернар. — Я задавал этот вопрос племяннику, но он отказался отвечать. Сказал, что он вполне доверяет моему умению держать язык за зубами, но меня может спросить об этом кто-нибудь, кому я не смогу не ответить.

— Кто-нибудь вроде меня, — хмыкнул Оттон. — Какой, однако, продуманный юноша. И какое впечатление сложилось у вас о вашем родственнике?

— Если коротко, то он, безусловно, человек чести, — твёрдо сказал Бернар. — Его простому «да» я доверюсь больше, чем письменным обязательством многих знакомых мне дворян.

— И он использует вас для продвижения интересов княжества в империи, не так ли, граф?

— Не совсем так, ваше высочество, — вежливо возразил тот. — Я не продвигаю интересы княжества, а представляю их — это очень разные вещи. Наша семья — верные подданные империи, и продвижение интересов иностранной державы для нас совершенно неприемлемо. Это во-первых, а во-вторых, это взаимно — Кеннер точно так же представляет в княжестве интересы империи. Наше родство просто делает нас удобными посредниками.

— Верные подданные империи, говорите… — задумчиво сказал герцог. — Если мне доложили верно, он помог вам совершенно бескорыстно?

— Именно так, ваше высочество, — подтвердил Бернар.

— Но что вы сделаете, если вам потребуется вернуть услугу? И как это будет сочетаться с вашей вассальной присягой?

Бернар недоумевающе посмотрел на герцога, а потом вспомнил оговорку графа Пауля о князе Яромире, и до него начало медленно доходить.

— Вы имеете в виду… Ваше высочество, но это же совершенно невозможно!

— Отчего же невозможно? — усмехнулся Оттон. — Такой вариант рассматривается. Сказать по правде, мне он тоже не нравится, и я бы предпочёл направить наши силы на муслимов, но у племянника есть довольно веские соображения и в пользу восточного направления.

— Император всерьёз надеется победить? — неверяще спросил Бернар. — Один мой племянник мог доставить вашему высочеству немало хлопот, а ведь у него всего лишь маленькая дворянская дружина. Он, разумеется, не обсуждал со мной военные возможности княжества, но из нескольких крохотных оговорок я сделал вывод, что эти возможности весьма велики и, что важно, гораздо больше, чем кажутся с первого взгляда. Я уверен, что шансы на победу будут крайне малы.

— Я тоже так думаю, — согласно кивнул герцог. — Но дело в том, что императору победа и не нужна.

Он посмотрел на непонимающее лицо Бернара, вздохнул и пояснил:

— Императору важнее зачистить внутреннюю оппозицию, понимаете? Отправить их в крестовый поход, чтобы они никогда не вернулись назад.

До Бернара начала доходить суть проблемы. Императора ни в коем случае не устраивало, чтобы дворянские части победили, а потом, как победители, потребовали себе новых льгот и привилегий. Они ему были нужны в роли позорно проигравших, а ещё лучше — бесславно погибших.

— Первоначальным планом было завоевание Сицилии, — продолжал герцог, — но проблема в том, что муслимы в данный момент слишком слабы. После смерти Нашми Великого у них там чехарда с престолонаследием, они вряд ли смогут оказать действительно серьёзное сопротивление. Император хочет вернуть Сицилию, конечно, но его совершенно не устроит, если войска вернутся назад в целости.

— Ах, вот как! — Бернар, наконец, уловил суть проблемы. — Но этот план всё же основан на допущении, что отсутствие победы не превратится в поражение. Вряд ли императора устроит, если русские княжества в результате захватят какие-то имперские земли.

— Верно, граф, — поощрительно кивнул Оттон. — Однако советники императора уверены, что русские смогут отразить нападение, но на что-то большее сил у них не хватит. После того как они перемелют первую волну, империя подтянет регулярные части, и дело кончится миром. Им придётся пойти на какие-то уступки в плане свободы христианства в княжествах, и в результате всё это будет объявлено победой империи и церкви.

Бернар потрясённо молчал, не зная, что сказать. Ему стало кристально ясно, почему герцог всё это ему рассказывает. Очевидно, войскам Оттона придётся идти в первой волне, и его эта ситуация категорически не устраивает. Дальнейшие слова герцога окончательно развеяли последние сомнения.