Центр не удержать

Возможно, это будет уроком — Асгард собрался преподать его тщеславным галактикам Млечного пути. Ведь все мы песчинки в Великом положении вещей.

— Вам стоит выспаться. Если нам придется принять вызов машин-убийц подобных тем, что чуть не уничтожили нас сегодня, наш поход не будет легкой прогулкой.

Он вежливо кивнул:

— Боюсь, что вы правы, мистер Руссо. Я желаю вам спокойной ночи.

Я сомневался, что Сюзарма Лир одобрит подкрепление и виде тетракса, даже наименее коварного и опасного, чем покойный, но еще не оплаканный Тульяр-994. Она просто не любила тетраксов и не доверяла им. И имела на то все основания. "Но какого черта, — подумал я. — Это же и их Вселенная. Он имеет право пытаться спасти ее, как и любой другой".

Глава 14

Холодный туман окутывал корабль. Он был настолько густым, что я с трудом видел медлительные полны, плещущие о борт. На мне был плащ, черный как ночь. Когда я заворачивался в него, он надежно ограждал мое тело от ветра, и тогда ветер с удвоенной силой жалил мое лицо.

— Мы ничего не делаем, — сказал я той, что ждала, стоя рядом. У нее все еще не было имени, а я не решался думать о ней как об Афине. — Что происходит?

— Это начало, — отозвалась она. — Силы, собирающиеся против нас, знают, что мы выступили. Они пытаются привести себя в соответствие с компьютерным пространством, которое мы им навязали и сквозь которое мы движемся. Вскоре они начнут мешать нам.

Я взглянул на серый туман, на серые тени, мрачно кружившие над нами. Казалось, проходя над нами, тучи замедляли бег и начинали падать. Если бы этот мир следовало описать как Мидгард, людскую обитель, то наши враги пытались унести нас в Нифлхейм, в царство богини Хель <Hell — ад (англ.).>. Ее именем мы называем место, где мертвые обречены страдать за свои прегрешения.

А в тумане над нами реяли демоны, и я видел их лица, похожие на черепа с пустыми провалами глазниц. И они пытались — правда, пока безуспешно — стать отчетливыми, видимыми, пытались обрести силу, чтобы ринуться на нас и яростно пронзить нас когтями.

Я знал, что создания из скандинавских мифов и Нифлхейм существовали задолго до Земли и были миром туманов на краю бездонной Вселенной. Но я не мог вспомнить, как из этого хаоса возник мир форм, мир человека. И во мне зрело болезненное убеждение, что если этот провал в памяти не был временным, то и мир не должен знать, как он родился и развивался.

Я примеривался к мысли о том, что Бог, создавший Землю, породившую людей, лишь пытался оживить некие смутные воспоминания. А все беды людские коренятся в его забывчивости. Я тешил себя мыслью, что и та бесконечная Вселенная, откуда я пришел, тоже была компьютерным пространством внутри колоссальной машины, что ее непреложные законы — всего лишь уверенность некоего тонко организованного разума, который не сомневается в своих замыслах.

Здесь, однако, игра с идеями может оказаться опасной, и было бы неразумно усиливать собственное беспокойство.

Я поднял воротник плаща повыше и попытался согреть щеки и уши. Время шло, но его ход не отпечатался в моей памяти, и я не мог сказать, сколько часов или дней — мы уже плывем. Это было дремотное время, оно не могло быть измерено ни часами, ни ударами притихшего сердца.

Я снял колчан со стрелами и поставил его рядом с луком. Письмена, вырезанные на балюстраде, не были ни картинами, ни буквами известных мне алфавитов. Я предположил, что это руны, составляющие могущественное охранное заклятие, ведь ничем другим палуба не была защищена.

Вот некая тень — более плотный сгусток темноты — вылетела из тумана и понеслась в нашу сторону, принимая облик огромной хищной птицы. Однако это было всего лишь привидение. Когда оно пролетало над нами, я пригнулся и, не ощутив дыхания ветра, понял: пока не опасно. Но с этого момента туман наполнился хищными тенями, которые кружили над нами, ожидая, пока их тела обретут твердость и можно будет обнаружить себя. Казалось, они пьют черноту из кружащихся клубов тумана, и небо постепенно светлело, словно яркое белое солнце пыталось прорваться сквозь пелену тумана.

"Смею ли я желать, чтобы лучезарный лик солнца разогнал этот туман, пронеслось и моем мозгу. — Не спеть ли мне магическую песнь, которая заставит мглу исчезнуть?" Но я не стал пытаться — не потому что не был уверен в силе слов, а потому что боялся, как бы заклинание не сработало против нас. Мы шли вперед под грозным и хмурым небом, у нас была своя цель, а я хорошо знал, какую опасность таит в себе колдовство, знал, что глупые заклятия приносят несчастья неумелым магам.

Я слышал плеск невидимых весел, слышал, как они погружались в воду, чтобы нести нас по волнам, и думал — водятся ли рыбы в атом море, рыбы, для которых наш корабль выглядит как диковинное многоногое насекомое, бегущее по поверхности? Но и эта мысль меня не приободрила.

Мирлин стоял у штурвала, лишь слегка придерживая его, а женщина смотрела вперед. Не знаю, так ли было нужно стоять у руля, наверняка им правила та же неведомая сила, что вздымала весла. Видно, Мирлину было легче, когда он хотя бы делал вид, что работает. Я подошел и встал рядом с ним. Забрав с собой лук и стрелы, переставил их к фальшборту.

— Кажется, они становятся четче, — сказал он, глядя вверх на кружившие над нами тени. В голосе его звучала тревога, и ему хотелось, чтобы наша первая встреча с опасностью произошла как можно позже. Я повернулся к нашей спутнице, богине в человеческом обличье, и смотрел на нее, пока она глядела в небо.

— Слишком скоро, — прошептала она и, перехватив мой взгляд, добавила:

— Не беспокойтесь, прошу вас. Вряд ли начнется нападение, они все еще слабы. Наш мир не так легко разрушить.

Словно наперекор словам одна из теней понеслась на нее, вырастая в небе. Исполинский орел вытянул вперед когти, чтобы, вонзившись в жертву, разодрать ее на части. Защищаясь, она выставила вперед руку и увернулась, плащ упал с плеч, с золотистой брони.

Дотронулась ли ее рука до призрачного создания, сказать трудно, но она была невредима, и демон улетел прочь огромной бессильной птицей. Но было ясно, что в следующий раз создание не будет столь бессильным, ибо тени стали чернее черного, а полет их — быстрым и яростным. Я обнажил меч и отбросил плащ, решив больше не прятаться от холода.

Будто радуясь моему вызову, три тени слетели на меня, сложив крылья. Я смотрел на них и видел, как исчезли птичьи головы, а на их месте возникли человеческие лица, а разверстые рты были полны заостренных зубов. Огромные когти на вытянутых лапах, казалось, вырастали по мере их приближения.

Я взмахнул мечом, и он был легок и быстр. На мгновение почудилось, что клинок был только тенью. И подумалось, что я не смогу отразить нападение гарпий. Но легкость меча восполнялась его силой. Взмахнув им лишь единожды, я поразил всех трех демонов в птичьем облике. Он прошел сквозь них, как сквозь туман, разорвав их в клочья. Их тела потеряли форму и растаяли в красном облаке, а затем черно-красные тени, описав дугу, скрылись за бортом беззвучно, без всплеска.

Внезапно я ощутил себя столь могущественным, что голова закружилась. От первой победы душа возликовала, и я внезапно почувствовал себя высшим существом, которое не дрогнет перед ночными чудовищами. Хотя рассудок и нашептывал мне, что то было лишь начало, а сама опасность подстерегает нас дальше, я чувствовал себя непобедимым, словно впервые в жизни понял, что значит быть героем. Я по-прежнему чувствовал себя так, будто слегка выпил, но это было опьянение победой.

Я перегнулся через борт, оперевшись на поручень левой рукой. Я вглядывался в пучины вод, но видел не больше, чем слышал до этого, а создания уже исчезли в глубине. Внезапно что-то длинное и черное возникло из этой мрачной бездны, словно вынырнув из-под днища корабля, и обвилось вокруг запястья моей руки, покоящейся на перилах.