Центромурцы

– Я воевал со страху.

– А они не испугались и в бой не пошли. Лучший из них был рулевой - хорошо рассуждал. Не помню только, как его звали.

– Семченко?

– Нет, не Семченко. Он крепко говорил, и за то ему крепко бил морду целый английский патруль.

– Мы приводим страну в порядок, Гришки, - на ухо сказал Пирс.

– Налаженность!
– пробормотал Болотов.
– Вот она, ваша налаженность!

– Нет, это не моя налаженность, - ответил мичман.
– Я от такой уехал. Я видел только начало революции, а потому не понимал. Теперь я вижу ее дальше. Этот рулевой здорово держался, когда его разделывали под орех. Теперь я знаю он пойдет в море, когда будет за что идти, и я пойду вместе с ним. Тогда будет моя налаженность.

Болотов закрывал глаза и улыбался, а мичман снова говорил:

– Эскадра, идущая кильватерной колонной, повернув "все вдруг", превращается в строй фронта, но остается эскадрой. Мы пойдем новым строем по новому направлению. Революция - это поворот "все вдруг".

По огромному серому морю шел весь боевой флот Республики. Болотов видел дым из тяжелых труб, а за дымом - сигнал на головном линкоре. По спуске сигнала флот поворачивал "все вдруг" на восемь румбов влево. ,- - Они красиво ворочают, - сказал Болотов, - но почему на корабле так здорово трясет?

– Потому что у вас испанка, и вы не на корабле, в в вагоне.

Тогда Болотов увидел окно вагона и в нем бегущие ряды высоких, до самого неба, елей. На скамье напротив действительно сидел мичман. Тот самый мичман, с которым он встречался в Мурманске. Только теперь было приятно смотреть ему в лицо. Это потому, что он тоже едет в Питер.

– Отчего такие высокие деревья?

– - Выросли.

– Как они могли вырасти? Здесь ничего не растет. Здесь Мурман.

– Здесь не Мурман. Мы подъезжаем к Петербургу. Болотов поднялся и протянул руку. Сделать это было нелегко. Раз все-таки сделал, значит, очень хотел.

– Меня зовут Болотов... Гришка Болотов.

– Шурка Сейберт, - ответил мичман.
– Лежите, испанец, и не двигайтесь.