Центурион

Барьерный лес кончился внезапно, словно его кромку скосил удар гигантской мотыги. Равнина простиралась во все стороны, местность шла пологими, широкими холмами. Четкими линиями тянулись низкорослые живые изгороди, полотно дороги струной прорезало холмистую равнину. Беглецы шли вдоль дороги до тех пор, пока их не нагнала повозка – облегченный путем съема всего лишнего остов кузова битой машины, в который предприимчивый владелец впряг четверню упитанных пони. В подстриженных длинной щеткой гривах пестрели цветные бантики. Флегматичный фермер кивнул, разрешая попутчикам влезть поверх грудой сваленных мешков. Через час он нехотя обернулся:

– Туле. Приехали.

Контур пологого холма напоминал сутулую спину спящей собаки. С вершины открывался вид на аккуратные квадратики убранных полей, день выдался пасмурным – витые нити ручьев, сливаясь в реку, темнели остывающей на ветру водой. Дома Туле оказались широко разбросанными по склонам – аккуратно расчищенные площадки, стандартные постройки цвета терракоты – из самодельного кирпича, серые – деревянные, цветные – из пластикофанеры.

Единственная улица оказалась пустой, лишь возле придорожного деревца отиралась пегая, со сломанным рогом коза. Животное приподнялось на задних копытах и грудью налегло на растение, с хрустом сломало тонкий ствол и принялось обгладывать сочные листья и гроздья ягод с рухнувшей в грязь кроны. Лиловая раздувшаяся туча закрыла полнеба.

– Это и есть искомое Туле?

Тройка чужаков в одиночестве шла по пустой, неприветливой улице, Джу снова спиной почувствовала взгляд – на этот раз иной, чем в лесу, скорее изучающий, чем враждебный. Она немного приподняла ментальный барьер, встречая волну чужого жгучего, яркими цветами полыхающего любопытства. Эмоция неизвестного существа была детской, непосредственной и столь яркой, что казалась чуть ли не осязаемой, потом медленно угасла, осталась позади.

Они прошли еще немного и остановились. Дочерна загорелый парень стоял перед ними, небрежно облокотившись о забор. Руки его оставались на виду и без оружия, зато за спиной вожака устроились еще двое мужчин, эти откровенно держали излучатели на виду. Стволы, все-таки, чуть опустили.

– Заходите поболтать.

Белочка напряглась, изо всех сил стараясь не выказывать страха – аура места вопила о прямой, грубой и открытой физической опасности. На миг она увидела себя чужими глазами.

Среди пустого двора стояли трое – черноволосый, настороженный, готовый к драке мужчина, его слегка помятый рослый спутник с лицом интеллектуала, и коротко стриженная женщина с заострившимися скулами. В ее видении над ее собственной головой отчетливо сияла аура пси-активности. “Тот, что стоит впереди – сенс. Боевой псионик высшей пробы”, – поняла Джу. Она легко воспринимала настроение загорелого незнакомца: равнодушие – для Майера, чуть презрительное, окрашенное сочувствием внимание к ней самой и холодная, яркая, как блеск клинка, ненависть – для Стрижа.

“Нам нельзя идти с ними…” – она шептала едва слышно, почти не шевеля губами.

“Нельзя, но придется,” – так же беззвучно прошептал в ответ иллирианец.

Загорелый принужденно, как-то деревянно улыбнулся и помахал рукой.

– Меня зовут Ральф. Пошли?

Пришельцы свернули в гостеприимно распахнутую калитку, плотно утоптанная дорожка вела к низкому крыльцу, сбитому из широких деревянных плах. Высокому Майеру пришлось пригнуться, чтобы не удариться лбом о низкую притолоку. Середину просторной комнаты занимал пустой, чисто струганный стол, его обступили табуреты, сложный, витой рисунок неизвестного дерева подчеркивала шлифовка. Комната выглядела странной, через полминуты Джу поняла, в чем дело – на стенах не было светильников – не только пси-управляемых, никаких. На краю стола стояла самая настоящая свеча в медном подсвечнике, рядом валялся коробок спичек. Белочка поймала взгляд иллирианца и молча, взглядом же, показала – на свечу, на табуреты, на Ральфа. Стриж чуть заметно кивнул. “Луддиты”.

Ральф широко, белозубо улыбался, но улыбка получилась чуть асимметричной и не очень искренней (“кривая ухмылка негодяя”). Двое других луддитов топтались у дверей, отрезая отступление во двор.

– Садитесь, гости, – радушно объявил Ральф.

И тут же без обиняков добавил:

– Стволы на стол. Оба ствола.

“Он вытащил информацию из мозгов растяпы Майера.” Белочке мучительно захотелось чуть-чуть сдвинуть пси-барьер и пройтись по Ральфу той самой наводкой, прелести которой в свое время сполна изведал жестоко посрамленный Хастерс Буллиан. Она с сожалением отказалась от идеи – о ментальной расправе над человеком, способным на чтение даже не эмоций – мыслей, не приходилось и мечтать. Стриж медленно выложил на столешницу оба пистолета – свой и Доктора, Ральф тут же прибрал их, спутники Ральфа придвинулись поближе. Джу показалось, что тяжеловатые фигуры напрочь загораживают свет.

– Я приехала издалека, чтобы увидеть мастера Фалиана…

Ральф перевел взгляд на Белочку, жесткие, рубленые черты его лица не дрогнули, только левая бровь удивленно задралась.

– Я не знаю такого.

“Он лжет,” – поняла Джу.

– Зато я точно знаю, что Фалиан уроженец Туле.

– У меня неважная память.

“И к тому же издевается.”

Ральф повернулся к Стрижу.

– Ты пойдешь с нами. Один, прямо сейчас.

– Сначала мы желаем обсудить частные дела, притом без свидетелей, то есть без вас, – вмешалась Белочка.

Спутники Ральфа уставились на нее, как на зачумленную, сам Ральф, напротив, охотно согласился.

– Только недолго. Время – тоже ценность. Пошли, ребята.

Луддиты вывалились во двор, не затворив дверей, это вслед им проделала сама Белочка – невежливым прицельным пинком.

– Что будем делать?

Стриж выглянул в окно – троица ждала во дворе.

– Ничего не будем. Вы, леди, остаетесь здесь. Вы, Майер, тоже. Я ухожу с ними и улаживаю свои дела. Это мои дела. Только мои. Что бы там не произошло, вернусь я или нет, никто из вас не должен вмешиваться – ни под каким видом.

– Они убьют вас, Алекс.

– Это что – такое пожелание удачи? Ну, спасибо. Посмотрим. Во всяком случае, я постараюсь максимально усложнить эту задачу – попросту не дам им повода. Так не портите мои дела, не вмешивайтесь бестолково, пожалуйста, во имя Разума, в который я не верю.

Стриж ушел жестко, не оглядываясь, Джу проводила взглядом одинокий силуэт, опустилась на деревянный табурет, уперевшись в доски стены стриженным затылком. Большая лиловая туча отступила, унесенная вечерним ветром, солнце врывалось в окно, нехотя, лениво бросало прощальные лучи на пустой стол. Так кончился первый день в Туле.

Шли часы, Белочка проводила их на табурете, спиной к щелястой стене. Лилово-золотой закат медленно угасал на стекле, чернели и удлинялись тени предметов. Спустя некоторое время тени плотно сомкнулись и пришла темнота. Джу на ощупь нашла спички, запалила свечу и долго смотрела на пляску вертлявого огонька.

Потом она сняла пси-барьер и не почувствовала ничего, оставалось только слушать тишину. Чуть слышно скрипели деревянные балки старого дома, ночь за окном мертво молчала – ни крика, ни шагов. К утру, близ пасмурного рассвета, в бесцветном сумраке, сменившем пробитую редкими звездами черноту, вернулись блеклые тени. Вместе с ними пришел сон. У сна не было ни имени, ни формы, в безвидной мгле хаоса лениво и хищно шевелились цепкие серые нити.

* * *

Стриж вернулся к полудню следующего дня, когда его перестали ждать. Он чуть нагнулся под низкой притолокой и вошел в комнату, за его спиной тут же заперли дверь. Иллирианец придвинул себе табурет и сел, бессильно облокотившись о стол. Пси-философ потер ладонями помятую физиономию и попытался изобразить улыбку.

– Доброго дня, Алекс. Рад видеть вас живым и веселым.

Мрачный, как смерть, Дезет посмотрел на Майера словно на безумца и промолчал.

– Что с вами? Побили?