Цепи судьбы

Эми выскоблила залы ожидания, украсила каминные полки вазами с цветами и ни одному человеку не проговорилась о том, что творилось у нее в душе. Девушка почувствовала себя в десять раз хуже после того, как однажды поздно вечером, когда она уже легла спать, позвонил Барни и сообщил, что его отправляют во Францию.

— Кто знает, может быть, я встречу Хэрри, — вздохнул он.

— Но мы не виделись целую вечность, — запротестовала Эми. Она в одной ночной рубашке сидела на стульчике у телефона и изо всех сил старалась не расплакаться. В последний раз она видела мужа из окна. Темная фигура прошла по залитой лунным светом дороге и исчезла во мраке. Вдруг она больше никогда его не увидит? Что, если в тот вечер она поцеловала его в последний раз в жизни?

— Я знаю, дорогая, — угрюмо ответил Барни.

— Береги себя, Барни. — Эми почти пожалела о существовании такого чуда техники как телефон. Было что-то ужасное в звуке голоса ее мужа, в то время как она знала, что он находится очень далеко и она не может ни видеть, ни касаться его. Все, что ей оставалось, это вспоминать, как его карие глаза смотрели на нее, а его губы ее целовали.

Они даже не успели попрощаться, потому что связь внезапно оборвалась. Барни предупреждал ее, что у него мало мелочи, но все равно это стало для нее шоком. Эми несколько раз крикнула «Барни! Барни!», но это не помогло.

В апреле Гитлер вторгся в Норвегию и Данию. Спустя месяц его армия промаршировала через Голландию и Бельгию, двигаясь по направлению к Франции. В это же время премьер-министр Невилл Чемберлен утратил доверие своего правительства, и его сменил Уинстон Черчилль.

До отъезда Барни Эми никогда не интересовалась газетами, но теперь она каждый день покупала на вокзале газету и читала ее по дороге в Понд-Вуд. Вечером, готовясь ко сну, девушка включала радиоприемник и слушала девятичасовые новости. Прежде она не слушала ничего, кроме музыки.

Она с ужасом внимала отчетам о триумфальном шествии гитлеровских войск по Франции. Она слышала первое обращение Черчилля к населению. В нем говорилось о том, что британский и французский народ выступил не только в защиту Европы, но и в защиту всего человечества от самой жестокой тирании, которая когда-либо омрачала страницы истории.

Эми показалось, что скоро наступит конец света. Что, если Германия победит в этой войне? Прежде Эми не допускала такой возможности.

К концу мая германский блицкриг вынудил тысячи английских солдат бросить технику и оружие и отступить в Дюнкерк, город на французском побережье, где собрались сотни судов, больших и малых, готовых перевезти их назад, в Англию.

Спасательная операция продолжалась много дней. Эми радостно подпрыгивала каждый раз, когда дома или в билетной кассе звонил телефон, убежденная, что это Барни хочет сообщить, что он вернулся, целый и невредимый, что скоро он будет дома, чтобы поздравить ее с днем рождения, ведь через несколько дней ей должно было исполниться девятнадцать лет.

Однажды утром, когда Эми проводила поезд на Виган и вернулась в кассу, телефон зазвонил снова. Это был Лео Паттерсон. На какую-то долю секунды ей показалось, что это Барни, так похожи были их голоса. Но у Барни не было такого сильного ирландского акцента, как у его отца.

— Хэрри вернулся, — сказал Лео. — Он только что звонил из Дувра, целый и невредимый.

Эми сказала, что она очень рада, и это было правдой, но в глубине души она не могла не сожалеть, что домой вернулся не ее муж, а его брат.

— Вряд ли он видел Барни, — с надеждой в голосе добавила она.

Наступило молчание.

— Вообще-то видел, — после паузы ответил ее свекор. По этой паузе и по тому, как были произнесены эти слова, Эми сделала вывод, что новости неутешительные. — Они встретились на дороге в Дюнкерк. Хэрри направлялся к спасательным судам, а Барни возвращался в свою часть. Его подразделение осталось, чтобы попытаться помешать немцам достичь побережья… Ты в порядке, Эми? Эми! — закричал мистер Паттерсон, когда она не ответила.

Она обрела дар речи.

— Спасибо, что позвонили, Лео, — вежливо ответила Эми. — Мне нужно идти. Кто-то хочет купить билет.

Позже она была рада тому, что получила это известие, находясь на работе. Было очень важно продолжать двигаться и что-то делать, вместо того, чтобы лечь на кровать и уставиться в потолок, как она поступила бы дома, в своей квартире. Ей предстояло встречать и отправлять поезда, продавать билеты и отвечать на другие, гораздо менее важные телефонные звонки.

Когда Хэрри вернулся домой, он рассказал Эми, что именно произошло на дороге в Дюнкерк. Он выглядел безгранично усталым и сильно хромал, но не потому что был ранен — его ноги были растерты до крови и покрыты водянками от того, что ему пришлось долго брести в ботинках не по размеру и дырявых носках.

— Мы с моим хорошим другом Джеком Уилкинсоном еле волочили ноги, — устало рассказывал Хэрри. — Джек подвернул ногу, и ему трудно было идти. Внезапно раздался звук клаксона, который все гудел и гудел. Мне и в голову не могло прийти, что это кто-то пытается привлечь мое внимание, пока я не услышал голос, который завопил: «Хэрри! Хэрри Паттерсон! Посмотри сюда, кретин!» Я понял, что это Барни.

Эми ахнула. Простое упоминание его имени приблизило ее к мужу.

— Он был за рулем грузовика, — продолжал Хэрри. — Конечно же, мы остановились и долго болтали. Барни только что отвез в Дюнкерк раненых, которых необходимо было отправить домой, а сам возвращался в расположение части. Нам с Джеком еще было идти и идти, и Барни сказал, что отвез бы нас, но уже и так отсутствовал гораздо дольше, чем ожидал. Дороги были забиты беженцами, — пояснил Хэрри. — Бедняги, почти все они потеряли свое имущество. Они хотели лишь убраться с пути немецкой армии. Как бы то ни было, мы с Барни пожали друг другу руки и разошлись, он на север, а я на юг. Но вот что я тебе скажу, Эми, — мертвым голосом продолжал он, — никогда в жизни мне не было так плохо, как тогда, когда я провожал его взглядом. Мой брат отправился навстречу врагу, а я — домой.

Неужели Барни действительно может умереть? Эми столько раз молилась за него, что убедила себя в том, что его ни за что не убьют. Мысль об уязвимости Барни, находящегося в чужой стране и окруженного вражескими войсками, ужаснула ее.

— Я сказал себе, — продолжал Хэрри, — что если бы Джек не нуждался так сильно в моей помощи, я бы прыгнул в кузов грузовика и уехал с Барни, но, наверное, это неправда. А правда заключается в том, Эми, что я трус. Если бы этим грузовиком управлял я, то, скорее всего, бросил бы его и вернулся домой. Я уверен, что смог бы придумать правдоподобное объяснение своему поступку. Там царил такой хаос!

— Если бы ты уехал с Барни, — ответила Эми, — если бы вы оба не вернулись, твои мама и папа были бы опечалены вдвойне.

— Я так не думаю, — с горечью произнес Хэрри. — Они оба дали мне понять, что предпочли бы, чтобы домой вернулся Барни, а не я. Мама и папа никогда не делали секрета из того, что любят его больше, чем меня. Я знаю, что и ты предпочла бы, чтобы здесь сидел Барни, а не я, и это само собой разумеется. Но когда собственные родители дают тебе понять это так отчетливо, это не очень укрепляет чувство собственного достоинства.