Цепная реакция
Шрифт:
— Информация еще не готова. За колонной наблюдают, — ответил Смит.
— Нам пора ехать, — сказала Руби. — До завтра, мама. Если проголодаешься, пошли кого-нибудь из рабочих купить еду. Мы едем за Люшеном.
— Не тревожься за меня, дитя, — сказала миссис Гонзалес, раскачиваясь в своей качалке.
Встретившись глазами со Смитом, она отрицательно покачала головой. Мать Люшена все еще считала, что именно он будет решать вопрос о возвращении ее сына, и надеялась убедить его не делать этого.
Всю дорогу
— Как вам нравится отдыхать? — спросил у Римо Смит.
— Это лучше, чем работать на вас, — ответил тот.
— А вы подумали о том, на что будете жить? Кто теперь будет оплачивать ваши счета?
— Это не ваша забота, Смитти. Я скоро сделаюсь звездой телеэкрана. А когда получу с них все, что мне причитается, то заживу припеваючи, как король.
— Ты — и вдруг отставка?.. — сказала Руби. — Это как-то не вяжется одно с другим.
— Я ушел с этой работы. Слишком много безымянных трупов, слишком много смертей.
— Римо! — строго сказал Смит.
Их взгляды встретились в зеркале. Смит предостерегающе показал глазами на Руби.
— На ее счет можно не беспокоиться, Смитти: она знает об организации больше, чем вы думаете. Если бы вы нас не нашли, она все равно заставила бы меня разыскать вас.
— Вы хорошо информированы, — заметил Смит, обращаясь к Руби.
— Я держу свои уши открытыми, — сказала она.
— Это не так просто, когда имеешь вместо ушей кочешки брюссельской капусты, — хихикнул Чиун.
Из рации донесся чей-то громкий голос. Чиун поздоровался.
— Привет, «чайник»!
— Сколько раз вам говорить! — рассердился Чиун. — Люди — не чайники!
— А как ты сам себя называешь?
— Как я называю себя сам? Или как меня называют другие?
— Как мне тебя называть? — спросил голос.
Акцент был оклахомский. В любом месте, где ни подключишься к рации, голоса звучат всегда одинаково, как будто они принадлежат обитателям лачуг, сложенных из обрывков толя где-нибудь в окрестностях Талсы, подумал Римо.
— Я себя называю скромным, добрым, застенчивым и великодушным, — признался Чиун — Другие называют меня прославленным, просвещенным, досточтимым, почтеннейшим Мастером.
— Ничего себе! Я буду называть тебя скромнягой, не возражаешь?
— Лучше зови меня Мастером, это больше соответствуем моему характеру. Не знаю, говорил ли я тебе, мой добрый друг, что я работаю на тайное государственное агентство?
Смит застонал, как от зубной боли, и ударился головой об угол сиденья.
Машина, в которой находился полковник Уэнделл Блич, шла первой в растянувшейся по шоссе колонне из четырнадцати автобусов. Он сидел за спиной водителя, на голове у него были наушники; полковник внимательно слушал все сообщения, поступающие с базы.
Пятьдесят пассажиров головного
автобуса были одеты в джинсы и футболки. Жесткие требования дисциплины были теперь ослаблены ровно настолько, чтобы парни могли беседовать между собой — не слишком, впрочем, громко.— Сейчас мы увидим шоу на дороге, — сказал, то ли спрашивая, то ли утверждая, старший лейтенант, опускаясь в соседнее кресло.
Блич кивнул.
— Люди готовы? — осведомился он.
— Вы знаете это лучше меня, полковник. Они готовы ровно настолько, насколько этого хотим мы.
Блич снова кивнул. За окном проносился сельский пейзаж.
— Мы ведь не делаем ничего такого, чего им не пришлось бы делать в регулярной армии. Если они захотят туда перейти, — добавил он.
Лейтенант кивнул в знак согласия.
— Двадцать лет я наблюдаю, как деградирует армия, — продолжал Блич. — Жалованье растет, а моральные устои рушатся. Не армия, а провинциальный клуб. Гражданские права этому сброду?! Если они добровольцы, так надо их баловать? Если бы мне дали их на полгода, я бы все поставил с головы на ноги. Я бы создал настоящее войско — не хуже, чем было у древних римлян.
— Или у генерала Першинга, — поддакнул лейтенант.
Блич, однако, с этим не согласился.
— Ну, не совсем так, — сказал он. — Вы знаете, почему он получил прозвище Черный Джек?
— Не знаю.
— Он ввел форму черного цвета. Сначала его звали Черномазый Джек. Ну да Бог с ним, с Першингом. Что до меня, мне долго не представлялось случая показать себя, пока американцы не осрамились в Намибии, когда там вспыхнули беспорядки и были человеческие жертвы. Я предложил свои услуги по наведению порядка в армии, но меня не поняли.
— Все дело в мягком обращении, — перебил лейтенант. — Нам не хватает твердой руки.
— А потом мне наконец повезло: я был приглашен сюда. Сейчас у меня лучшая часть изо всех, какие я когда-либо видел. Наилучшие условия, наилучшая подготовка, наилучшая дисциплина. Я могу повести их хоть в ад!
— И они последуют за вами, вне всякого сомнения, — сказал лейтенант.
Блич повернулся к нему и дружески похлопал его по плечу.
— Придет время, — сказал он, — когда мы наведем в нашей стране порядок и для нас отольют медали. А до тех пор мы должны находить удовлетворение в том, что мы делаем.
В его наушниках послышалось потрескивание. Блич сделал лейтенанту знак молчать и взял в руки микрофон.
— "Белая лиса", номер первый слушает, — произнес он. — Прием!
С минуту он внимательно слушал, затем коротко сказал:
— Прием окончен. Молодцы!
Он повесил микрофон на крючок поверх головных телефонов. Лейтенант смотрел на него выжидающе.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— В лагере были гости.
— Ну и?..