Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером

Он припомнил: здесь хоронят рядом с домом. Здесь не делят свой мир на некрополь и акрополь, а продолжают совместное существование, не уходя далеко от дома. Это было непривычно, но вовсе не страшно, это было почему-то очень правильно и спокойно.

Остановившись и присев под каким-то черным безлистным деревом, он вынул дневник и вписал в него, положив на колено, несколько строк.

— Что ты пишешь? — спросила Ли, она была грустна, и лицо ее было все еще мокрым и светлым после дождя.

— Конспект! — Ник поднял на мать глаза. — Представляешь, больше ни одной мысли… Я только конспектирую.

В небе над головой скапливалась естественная жаркая синева. Он спрятал дневник в рюкзак, и они пошли по деревне, улыбаясь и взявшись за руки, как дети. Туфельки Ли скользили по подсыхающим в глине лужам, кофточка налипла на голое тело и быстро просыхала, но достать фотоаппарат не было сил, приятнее было просто держать ее за руку и смотреть на нее.

В одном месте за металлической оградой Ник заметил необычную могилу. Он не смог бы даже себе объяснить, чем могила была необычна, скорее необычно было чувство, вызванное надгробием, чем его вид. Эта могила, как и все прочие могилы, расположилась прямо во дворе, какая-то чугунная цепь, какой-то огромный серый камень…

Он не удержался и вынул свой фотоаппарат. Только когда под пальцем щелкнул затвор, Ник осознал: его остановила фотография, впаянная в камень — молодое женское лицо в серебряном овале улыбалось, отражая солнечный блеск.

Засвеченная солнцем, рядом с камнем двигалась человеческая фигура. Обычная женщина в черном (длинными ножницами она ловко подравнивала на могиле кусты) поправила свой платок, посмотрела. Посмотрела прямо в зрачок фотоаппарата. Наверное, так же она посмотрела бы и в зрачок поднятого карабина.

— Ищете кого-то? — спросила она по-русски.

Он стыдливо спрятал фотоаппарат, он назвал нужный адрес, и маленькая рука без слов указала направление. Они уже уходили.

— Это у самого моря! — крикнула она вслед. — Самый большой дом, не перепутаете!

У нее, как и у всех местных женщин, оказался молодой голос, никак не соответствующий угрюмому облику.

За этим голосом, за свежим морским ветерком, за ползущими по стенам виноградными лозами Ник почувствовал какую-то иную, еще незнакомую логику. Ему вдруг сделалось необычайно уютно. Он вспомнил о маленьких убийцах в белых рубашках и теперь оценил их совсем иначе. В памяти мелькнул фотограф из Нового Афона, его дикая, веселая обезьянка… Как глупо эта обезьянка отгрызла угол Евангелия…

Дом стоял в самом конце деревни, и сразу за домом открывалось море. Дом был серый, огромный, аляповатый, и он был еще не достроен. Во дворе не было могил. По каменной крутой лестнице, такой новенькой, что с нее при каждом легком сотрясении еще осыпалась какая-то белая взвесь, к ним сошел человек. Человек был по пояс голый, голова, стриженная ежиком. Стоя возле калитки, Ник первым обратился к нему:

— Я принес привет от Александра.

Человек держал в руках мокрое красно-желтое полотенце, он вытирал этим полотенцем лицо.

— И как он там?

— Он умер.

— Давно?

— Вчера.

— Как это случилось?

— Его задавили камнем в Новоафонской пещере.

Ник сделал несколько шагов навстречу и стоял внизу под лестницей, смотрел, немного задирая голову, на хозяина. От каждого собственного слова он ощущал все большее стеснение. Каждое слово было отдельно от предыдущего, не связано с предыдущим, каждое слово звучало, как в плохом спектакле под мощным светом юпитеров при хорошей акустике огромного зала.

— Красивое место! — сказал хозяин и, легко сбежав по каменным ступенькам, перекинул полотенце через гладкое темное плечо, протянул руку. — Меня зовут Арчил. Как зовут вас? — его зеленые глаза смеялись или, может быть, в них таким странным образом преломлялся солнечный свет. — Ну чего вы испугались? Это же не вас задавили в пещере?

— Не меня!

— Ну вот и замечательно… — зеленые глаза обратились к Ли.

— Лиана Марковна! — так же с трудом выдавила Ли. Она сгорбилась моментально, сморщилась, она выглядела в этот момент лет на пятнадцать старше своих сорока.

— Я буду называть вас просто Лиана, — полотенце соскользнуло на локоть, когда он, склонившись, поцеловал рефлекторно протянутую женскую руку. — Прошу в дом!

— Что там случилось, Арчи? — крикнул сверху пронзительный женский голос, и сразу заиграла музыка, видимо, женщина включила магнитофон.

— Александра убили!

Во втором этаже мягко отодвинулась белая занавеска. Распахнулись, блеснули окна. Из окна высунулась женщина — это была молоденькая блондиночка. Она поправляла на себе открытый купальник, соскакивала с плеча красная узкая лямка.

— Проходите в дом! — хозяин махнул рукой в сторону двери. — Поговорим.

7

На бетонных полах, врываясь в незашторенные окна, лежало солнце. Голые стены казались высокими и влажными, а мебели почти никакой. Сидели за старинным дубовым столом (ножки в виде львиных лап топорщились в обильных складках красной скатерти, и столовое серебро было таким же старинным, как этот стол), сидели на высоких узких стульях с резными спинками и из тонких дешевых стаканов пили зеленое молодое вино.

— Вы, я вижу, строитесь? — спрашивала Ли (она сидела довольно прямо, но рука ее со стаканом была расслаблена).

— Строимся! — согласился веселый хозяин.

— Но почему здесь, в Абхазии? Вы ведь грузин?

— Среди врагов интереснее! — Подошла женщина. Он чуть подвинулся, давая поставить перед собой тарелку с мясом. — Жизнь чувствуешь острее, когда живешь среди врагов.

Пересказывая последовательно происшедшее с ними, не потеряв в своем рассказе ни одной убитой собаки и начисто упустив тему повара и пропавшей девушки, Ник расслабился. Он сознательно подавал случившееся как жаркий южный сон. Он начисто исключил в рассказе обычную логику и последовательно присваивал каждому движению, каждому слову и шагу только логику сновидения.

— Белые рубашки! — сказал Арчил и подмигнул заговорщически Ли. — Правда, красиво? — Ник вопросительно взглянул на хозяина дома. — Простите, Николай, продолжайте. Просто белые рубашки… Меня это немножечко задело…

Блондинку звали Наташа. Наташа прямо на купальник надела черную длинную мужскую рубашку и застегнула ее на все пуговицы. Она ходила, пританцовывая босыми ногами по свежеструганым лестницам и бетонным полам, и говорила глуховатым, воркующим голосом. Вторая девушка, оказавшаяся в доме, называла себя Дарьей Петровной и была моложе Наташи лет на пять. Она также была одета в мужскую рубашку поверх купальника, но на ногах ее были резиновые пляжные тапочки. Для себя Ник определил девочек как дешевеньких шлюшек из Санкт-Петербурга, развлекающихся на югах.