Церемония жизни

При виде бутылки Паппи пришел в восторг, но тут же застыл в нерешительности.

— Ты чего, Паппи? Это тебе, можешь пить…

Юки налила ему в миску молока, и он с радостью принялся лакать.

— Никак не налопаешься, Паппи? — улыбнулась она и потрепала питомца по загривку.

— Только что сожрал аж три здоровых сэндвича, — отчиталась я.

— Ого! Здорово же ты, братец, изголодался!

Гладить Паппи по голове я все-таки не решалась. Да, он оставался по-своему мил, но прикасаться к нему у меня желания не возникало. Зато Юки без тени брезгливости то трепала его за холку, то чесала под щетинистой бородой.

Каждое утро мы с Юки встречаемся за час до начала уроков, чтобы слазить на гору и успеть вернуться назад.

Мы не запираем нашего питомца и не сажаем на цепь, но Паппи никуда не убегает. Каждое утро он ждет нас, покорно и терпеливо, сидя посреди хижины на четвереньках. Передние конечности он использует только для приема пищи. Чем здорово меня успокаивает.

В дверь хижины мы заходим вдвоем, взявшись за руки. И нас неизменно встречают его слезящиеся глаза.

Он не издает почти никаких звуков. Лишь изредка выкрикивает нечто вроде приказа:

— Закончи это к двум!

Видимо, до того как стать нашим питомцем, он повторял это кому-то изо дня в день.

Однажды я спросила Юки, где она его нашла.

— На станции Отэмaти [21] , — ответила Юки. — Я там сдавала контрольную в дзюку [22] , возвращалась одна. Смотрю — потерялся кто-то. Голодный, без денег, и объяснить ничего не может. Привезла его домой, накормила, он и привязался ко мне. А потом вспомнила про тебя — и подумала: вот было бы здорово присматривать за ним вдвоем…

21

Отэмaти (яп. ???, букв. «кварталы воротил») — крупнейшая станция токийского метро, расположенная в престижном деловом районе Тиеда. Пересечение всех основных радиальных линий столичной подземки.

22

Дзюку (яп. ?, «зрелость») — лицензированная система частного репетиторства для подготовки учащихся к экзаменам в государственных школах Японии.

Возможно, где-то на Отэмати кто-нибудь до сих пор разыскивает нашего Паппи, думала я иногда. Но мы с Юки твердо решили: какой бы другой кормилец ни пришел за ним, тайну о том, где скрывается Паппи, мы не выдадим никому. Раз уж Паппи даже не собирается от нас убегать, в этой хижине на Лысой горе ему явно спокойнее, чем на станции Отэмати.

Однажды утром, придя кормить Паппи, мы увидели дверь нараспашку.

— Паппи? — крикнула Юки с тревогой и забежала в хижину.

Вся земля на полу хижины оказалась в следах от чьих-то огромных ботинок. Но самого Паппи нигде не было.

— Паппи! Где ты? — закричала Юки. — Паппи, это мы!

— Эти ботинки, наверно, из Отэмати? — предположила я, разглядывая следы.

— О нет! — вскрикнула Юки и побледнела. — Неужели его забрали обратно туда?!

Она пришла в отчаяние. Я попыталась обнять ее, чтобы хоть как-то утешить. Но тут снаружи послышался шорох.

— Паппи?! — закричала она, увернулась от моих рук и выбежала наружу.

Паппи обнаружился за ближайшим кустом. Его голова и костюм были густо облеплены зелеными листьями. Похоже, ему все-таки удалось улизнуть от кормильца со станции Отэмати.

— Ты вернулся, Паппи?! Вот здорово!

Стиснув Паппи в объятьях, Юки стала гладить его по лысине, шее, спине.

— Закончи это к двум… — пробубнил он тихонько в ее руках, закрывая глаза.

2018

Магия тела

— Так странно, Рури, что ты дружишь с этой Такахаси! — повторяют мне наперебой мои одноклассницы Аки и Михo. — Да, кружок по интересам у вас один. Но по натуре вы полные противоположности, разве нет?

Глядя на девчонок нашего класса, невозможно поверить, что им всем — по тринадцать-четырнадцать. Одни уже обрели томные женские округлости, другие же совсем не изменились за последние пару лет — и еще не утратили угловатых очертаний.

Меня саму частенько принимают за старшеклассницу, а то и за студентку вуза. Возможно, благодаря черной, до пояса, копне волос, а может, из-за высокого роста или, как поговаривают, большой груди. Да и держусь я, как отмечают друзья, «уже совсем по-взрослому». И когда я захожу в класс с «малявкой» Сихo Такахaси, которой для полной мультяшности не хватает только ранца первоклашки, — это, конечно, бросается всем в глаза.

С младших классов Сихо не выросла ни на сантиметр. Школьная форма болтается на ней, как на вешалке, и, когда она поднимает руки, из-под коротеньких рукавов выглядывают, белея молочной кожей, младенческие подмышки. На уроках сидит вечно где-нибудь в углу, шушукается только с Сасaки да Игарaси — такими же прилежными овечками, как она сама, — или замирает, как статуя, погрузившись в учебник.

Я в нашем классе считаюсь такой же «продвинутой», как Аки и Михо. И уж эти двое абсолютно уверены в том, что Сихо мне не пара. А «продвинутой» меня называют все подряд, хотя я никак не могу понять, что именно это значит. Если ты «продвинутая», то в чем? В том, что выглядишь взрослее других? Или разбираешься в модной косметике? Бегаешь на свидания со старшеклассниками, как Аки? Или, как Михо, рассекаешь по ночам на крутой тачке со своим репетитором — студентом вуза? Очень детское словечко, если задуматься.

Если же применять такие дурацкие стандарты ко всем вокруг — пожалуй, самой «продвинутой» в нашем классе как раз и окажется малышка Сихо. Хотя это известно лишь мне одной, Сихо завела себе парня еще в первом классе, целовалась с ним уже в четвертом, а в шестом сама же склонила его к первому сексу на летних каникулах.

Но взрослой я считаю Сихо совсем не поэтому. Я уверена: даже не будь у нее столько опыта, она все равно оставалась бы взрослее всех в нашем классе — хотя бы уже потому, что на все эти наши «продвинутости» ей глубоко плевать. А для описания своего тела, как и своих желаний, она не пользуется чужими словами или оценками. И уж за телом своим ухаживает с поразительной тщательностью. Пожалуй, это мне нравится в ней больше всего.

Рассказы Сихо о сексе я впервые услышала в начале восьмого класса, зимой.

После уроков мы с ней часто оказывались вдвоем в студии для рисования. Наш внеклассный кружок разделялся на две секции — масляной живописи и акварели, но маслом писали только мы двое. Остальные желающие порисовать обычно решали, что масляные краски дорого стоят, а возни с ними куда больше, — и выбирали акварель, которой занимались в студии № 2. Мы же с Сихо возились с маслом в студии № 1 — где, кроме нас, не было ни души. Чтобы чем-то заполнить неловкое молчание, я заговорила с ней разок, потом другой — да так мы постепенно и подружились.

Сихо всегда оставалась такой же воспитанной и серьезной, как на уроках в классе. О чем бы ни зашел разговор, она никогда меня не подначивала, на все вопросы отвечала вдумчиво и четко — так, что общаться с ней было по-настоящему интересно. Оттого ли, что недавно закончились зимние каникулы, нас частенько тянуло поболтать о любви, и однажды Сихо ошарашила меня признанием в том, что секс с парнем у нее уже был. Подобным опытом не могли бы похвастать даже те из наших ровесниц, кто сегодня флиртует с парнями вовсю, и в то, что на такое способна благовоспитанная шестиклашка, верилось с большим трудом. Поначалу я даже забеспокоилась: уж не страдает ли она комплексом Лолиты?