Церкви и всадники

С ослаблением в XI в. зависимости от центральной власти и консолидацией власти на местах в форме шателении влиятельность местных сеньоров значительно возрастала. Земли и замки шателенов Пуату могли быть не только держанием от графа или наследным владением, но и феодом, полученным от другого крупного сеньора, например от графа Анжу. Все это усиливало независимость местной знати, у которой постепенно складывалось соответствующее осмысление самих себя и членов своих семей как общности тех, кто правит. Влиятельным линьяжам в XII–XIII вв. могло принадлежать по десять – пятнадцать замков в регионе [630] . Граф продолжал быть собственником большинства пуатевинских замков; крупные шателены Пуату оставались его спутниками и придворными; тем не менее на подвластной им территории шателены обладали значительной долей самостоятельной власти, до того невозможной. Среди этих баронов были потомки должностных лиц, ранее состоявших на службе у графа. Однако такая трансформация происходила не всегда: виконты и потомки викариев, обитатели замков Мель, Ольнэ и Дампьер, о которых ниже пойдет речь, ими не стали.

630

Hajdu R. Family and Feudal Ties in Poitou, 1100–1300 // Journal of Interdisciplinary Studies. 1977. № 8. P. 117–139.

Благосклонность графа и привязанность его к ближайшему кругу верных вассалов, однако, тоже играли весьма существенную роль в становлении новых аристократических родов. Наибольшего успеха добились те, кто сумел обрести значительную влиятельность и независимость, не утратив при этом расположения сюзерена; это можно отметить в отношении блистательных линьяжей Лузиньянов, Партенэ, Молеонов, Ранконов [631] . Семьи, попавшие в центр нашего внимания, к ним не относятся. Судя по тому, как часто и в каком контексте их представители упоминаются в хартиях XII в., они оказались скорее во втором эшелоне пуатевинской аристократии, чему, видимо, немалым образом способствовала их не совсем удачная стратегия лавирования между верностью и независимостью.

631

Debord A. La soci'et'e la"ique dans les pays de la Charente. X–XII s. P., 1984.

После смерти Гийома III Великого в 1030 г. в истории Пуату и Аквитании в целом наступил довольно своеобразный период: графский и герцогский титул последовательно переходил к каждому из его четверых сыновей, трое из которых умерли, не оставив наследников. Старший сын – Гийом Толстый, сын первой жены Гийома III, – правил восемь лет и постоянно враждовал со своей мачехой, Аньес Бургундской. Аньес через два года после смерти мужа вышла замуж за Жоффруа Мартелла, графа соседнего Анжу, потребовав возвращения Сентонжа как своей части наследства. На стороне Аньес выступила значительная часть пуатевинской знати, среди которых были сеньоры Туара, Партенэ и Лузиньяна, и успех в затянувшейся вражде с пасынком скорее сопутствовал ей. Гийом Толстый потерпел два сокрушительных поражения в попытках отстоять свои права и провел около трех лет в плену у своих противников, что, вероятно, стало одной из причин его скорой смерти. Его преемник и единокровный брат Эд, сын Приски Гасконской, не провел и года в статусе графа: унаследовав вместе с титулом распрю старшего брата, он погиб в первом же сражении с анжуйцами. Власть в графстве и герцогстве перешла к старшему сыну Аньес Бургунской – Пьеру Гийому, за которого фактически правила мать. Верные Аньес союзники из кругов пуатевинской знати обрели в середине XI в. большую влиятельность, сохранив свои привилегии и при следующем графе – младшем сыне Аньес Ги-Жоффруа Гийоме. В 1052 г. Жоффруа Анжуйский расторг брак с Аньес; по этой причине ее сыновьям снова пришлось отвоевывать Сентонж (теперь у анжуйцев), и в этом случае поддержка влиятельных линьяжей снова сыграла не последнюю роль [632] .

632

Richard A. Histoire des comtes de Poitou. P., 1903. P. 220–234.

Виконты Ольнэ, по всей видимости, были в XI в. в числе наиболее богатых и независимых вассалов графа. Их владения находились не только в Пуату – значительная часть земель и церквей, а также один из замков, Понс, располагались в Сентонже, который, как упоминалось выше, два раза менял своего сеньора. Линьяж виконтов не был в числе тех, кого на протяжении нескольких веков связывали узы личной привязанности с графским родом, поэтому в перипетиях дележа наследных земель они, по всей видимости, заботились только о своих интересах. Нет никаких свидетельств того, что виконты Ольнэ были в числе сторонников Аньес Бургундской. Скорее наоборот – они неизменно оказывались рядом с двумя старшими сыновьями Гийома Великого, Гийомом и Эдом, в моменты принятия ими важнейших решений [633] ; в период власти Пьера Гийома их участие в придворной жизни заметно меньше [634] ; в годы правления Ги-Жоффруа Гийома представители рода Ольнэ вовсе утратили благосклонность сюзерена. Пьер Гийом и Ги-Жоффруа Гийом, сыновья Аньес, по меньшей мере дважды отбирали у виконтов их держания и передавали во владение своим вновь основанным монастырям, Нотр-Дам в Сенте [635] и Монтьернеф [636] , без санкции держателей, что было очевидным знаком впадения в немилость. В XII в. представители линьяжа Каделонов уже не встречаются среди придворных графа.

633

Ibid. P. 227, 228, 233–234.

634

Ibid. P. 234–236.

635

Estermann D.B. St. Pierre of Aulnay. History. Brooklyn, 1974. P. 5; Richard A. Op. cit. P. 253.

636

Richard A. Op. cit. P. 255; Montierneuf. № 8, 9, 10, 14, 17. P. 16–20, 24–25, 29, 47.

Более удачными были отношения с графами у Мэнго, сеньоров Меля – хотя эта благосклонность тоже дорого им стоила. В отличие от виконтов Ольнэ, представители рода Мэнго были прежде всего верными людьми графа, для которых эти узы, видимо, значили больше, чем возможная независимость. В противостоянии старших и младших сыновей Гийома Великого они взяли сторону младших и их матери, Аньес Бургундской. Однако и их это не привело в первые ряды пуатевинской знати. Для этого им не хватало, видимо, собственных богатства и влиятельности. Их фортуна полностью зависела от власти сеньора: в 30-х гг. XI в. благодаря ей они сделались наследными держателями замка, однако уже в конце столетия по воле сюзерена лишились в нем сеньориальных прав. В конце XI – начале XII в. на некотором удалении от старого замка граф Гийом Трубадур начинает строительство нового. Этот новый замок, а также сеньориальные полномочия в отношении региона полностью перешли к его шателенам, одной из ветвей рода Лузиньянов [637] . Для Мэнго это означало утрату прежнего статуса; тем не менее члены линьяжа не потеряли своих позиций при дворе и далее в течение нескольких веков оставались в числе верных придворных, сохранив за собой прозвище «из Меля» в качестве родового имени [638] .

637

Coste-Messeli`ere R. de la. Note pour servir `a l’histoire de Melle // BSAO. Poitiers, 1957. P. 269–315.

638

Ibid. P. 313–315.

Род Рабиолей, занимавших замок Дампьер, был явно более захудалым, чем семьи Ольнэ и Меля. Его представители тоже встречаются среди союзников сыновей Аньес [639] , появляясь несколько раз в числе спутников графа во время правления Пьера Гийома и Ги-Жоффруа Гийома. По всей видимости, они выдвинулись на время именно благодаря своей верности, но были быстро забыты. Вассальные отношения связывали Рабиолей с монастырем Сен-Жан: в нескольких грамотах они названы держателями монастырских земель [640] . Они не имели наследных прав на замок (который принадлежал графу), будучи не держателями его, а только смотрителями. Виконты Ольнэ – их ближайшие и более могущественные соседи, а также, вероятно, и родичи – были, судя по всему, союзниками и покровителями Рабиолей. С впадением виконтов в немилость вскоре прекращаются и какие-либо сообщения относительно Рабиолей.

639

Richard A. Op. cit. P. 228, 333.

640

Cart. Ang'ely I. XXVIII. P. 54–55.

Не выйдя в ряды самых первых, семьи Ольнэ, Меля и Дампьера все-таки принадлежали к среде формировавшейся знати, для которой в XII в. насущным становится вопрос фамильной репрезентации и сохранения памяти о предках. Возможно, сложности, с которыми столкнулись представители семей Ольнэ и Меля в конце XI – начале XII в., сыграли свою роль не только в постепенном угасании этих родов, но и в их желании отстоять свои права и проявить свою самость. Как следует из ряда грамот Монтьернеф, виконт Ольнэ Гийом, отца которого граф Ги-Жоффруа неправедно лишил наследного держания, находил нужным оспаривать это решение и требовать восстановления справедливости у графа, епископа и аббата Монтьернеф, которому отошли владения виконта [641] . Создание фамильной церкви должно было способствовать утверждению представлений о значимости своего рода и праведности его притязаний.

641

Montierneuf. № 8, 9, 10, 14, 17. P. 16–20, 24–25, 29, 47.

10. Эпилог: Как формировалась традиция?

Наконец, в качестве эпилога мне хотелось бы сосредоточить внимание на нескольких фактах в отношении церквей с всадниками и их возможных заказчиков, которые, возможно, добавят нечто к пониманию того, как складывалась данная архитектурная традиция. Я уже высказывала свое соображение о том, что вероятное родство линьяжей Меля, Ольнэ и Рабиолей стало залогом того, что церкви Сент-Илер и Сен-Пьер выстроены и декорированы очень сходным образом. Это сходство заметно даже на фоне отмечавшейся однотипности церковных построек региона и относится не только к внешним деталям, но и к самим конструктивным и декоративным принципам. Среди перечислявшихся ранее церквей, имеющих (или имевших) скульптуры всадников на фасадах, можно выделить еще по меньшей мере три, вероятные заказчики которых тоже связаны с линьяжами Каделонов, Мэнго и Рабиолей узами родства. Это церкви Сент-Эри в Мате, Нотр-Дам в Сюржере, Сен-Мартен в Понсе.

Историю храма Нотр-Дам в Сюржере связывают с шателенами замка Сюржер, в стенах которого она расположена [642] . При этом шателенами Сюржера были представители одной из ветвей рода Мэнго [643] ; их также связывали некие узы – скорее всего, тоже родственные – и с Рабиолями: по свидетельствам XIII в., замок Рабиолей Дампьер находился в подчинении у сеньоров Сюржера [644] .

Владельцами замка Понс, расположенного в Сентонже, считались виконты Ольнэ, хотя сами Каделоны в нем не жили, а передавали замок смотрителям. Церковь Сен-Мартен, выстроенная (как и Сен-Пьер в Ольнэ) за стенами замка, принадлежала виконтам: известно, что в 1067 г. виконт Ольнэ Гийом передал ее монастырю Сен-Флоран в Сомюре [645] . Судя по описаниям, церковь Сен-Мартен напоминала храм в Сюржере: по меньшей мере на ее фасаде тоже были два всадника [646] .

642

Версия о том, что именно они стали заказчиками храма: Ortiz M., Gensbeitel Ch. Op. cit. P. 46.

643

Debord A. Op. cit. P. 523. См. также Приложение 1.

644

Debord A. Op. cit. P. 523; Coste-Messeli`ere R. de la. Note pour servir `a l’histoire de Melle… P. 269–315.

645

Chartes saintongeaises de l’abbaye de Saint-Florent pr`es Saumur // Archives historiques de la Saintonge et de l’Aunis. T. 4. Poitiers, 1877. P. 36.

646

Le Roux H. Figures 'equestres et personnages du nom Constantin au XI et XII si`ecles // BSAO. Poitiers, 1974. IV s'er. P. 390–394.

Церковь Сент-Эри в Мате была передана аббатству Сен-Жан д’Анжели в конце XI – начале XII в. епископом Сента для реконструкции после пожара [647] . Никаких сведений о ее прежних светских владельцах нет. Стоит отметить, однако, что расположенная поблизости церковь Сен-Пьер, которая, как и Сент-Эри, была передана аббатству епископом Сента [648] , находилась некогда в собственности Рабиолей. Об этом известно из хартии сыновей Мэнго Рабиоля, которые в день его погребения в Сен-Жан д’Анжели передали аббатству права на эту церковь [649] . Документ, упомянутый выше, – хартию епископа о передаче монастырю этой же церкви – следует трактовать, по всей видимости, не как собственно дарение, а как жест, санкционирующий передачу храма монастырю из частного владения. В отношении церкви Сент-Эри, возможно, ситуация была такой же, только дарственная грамота бывшего собственника не сохранилась. Таким образом, вполне вероятно, что к появлению обоих этих храмов причастна семья Рабиоль. В церкви Сен-Пьер фасад не сохранился; в остальном архитектурное и скульптурное решение обеих построек обнаруживает значительное сходство. Также нередко отмечается сходство обоих храмов с церковью Сен-Пьер в Ольнэ [650] .

647

Cart. Ang'ely II. № 344. P. 8.

648

Ibid. № 342. P. 7.

649

Ibid. № 343. P. 8

650

См., например: Ortiz M., Gensbeitel Ch. Les 'eglises romanes de Poitou-Charentes. Cond'e-sur-Noireau, 1997. P. 42.

Все упомянутые замки – Ольнэ, Мель, Понс, Сюржер, Дампьер – находятся сравнительно недалеко друг от друга, в радиусе 50 км от Сен-Жан д’Анжели по обе стороны южной границы Пуату с Онисом и Сентонжем: Ольнэ, Дампьер и Мель – на юге Пуату; Сюржер – в Онисе, близ двойной границы с Пуату и Сентонжем; Понс – в Сентонже (илл. 1.2). Их обитатели в XII в. должны были представлять собой довольно тесную общность (которая, несомненно, не ограничивалась указанными замками и семьями), объединенную кровными и соседскими узами, а также отношениями покровительства и вассальной зависимости. Вероятно, формы внешней репрезентации рода, в отношении которых еще не сложилось какой-то долгой традиции, перенимались и копировались внутри этой общности, что и обусловило заметные параллели в оформлении родовых церквей.