Цесаревич Вася
Шрифт:
Преподаватель улыбнулся:
— Понятно. Садитесь, Красный. Ваше замечание интересно, но на него давно существует ответ — народ Российской Империи должен знать, что для его защиты применяется всё лучшее и передовое.
— А потенциальные противники? — не унимался Вася.
— Как вы сказали? Потенциальные противники? Ёмкое и меткое определение, не несущее в себе ярко выраженной негативной нагрузки. Так вот, Красный, этот противник должен знать, что в случае агрессии его ждёт сокрушительный отпор, опирающийся на последние достижения маго-технической мысли. Вот что вы видите
Василий присмотрелся и обомлел. На плотном картоне в красках был изображён презерватив, поставленный на два велосипедных колеса, и снабжённый бойницей в передней части. Вслух это произнести он не решился.
Но подполковник и не ждал ответа:
— Перед вами передвижная боевая капсула разработки конструкторского бюро генерал-лейтенанта барона Тухачевского, предназначенная для прорыва обороны противника в условиях плотного ружейного и пулемётного огня. Противопульное бронирование гарантирует защиту располагающегося в капсуле солдата, а снабжённая бронезаслонкой амбразура позволяет вести ответный огонь.
Василий прикинул размеры колёсного броне-презерватива, и задал очередной вопрос:
— Господин подполковник, но солдат будет внутри только по пояс, а как же всё остальное?
— А остальным, Красный, он толкает капсулу вперёд.
Приплыли… После столь исчерпывающего ответа вопросов больше не осталось. Осталось недоумение. Неужели никто не видит, что в качестве новинки предлагается откровенно вредительское устройство? Какой прорыв обороны, если солдат в этом… хм… в этой половинке гроба на колёсиках сможет доползти лишь до ближайшего окопа? А если минные поля или просто проволочное заграждение?
Но тут на доске появился новый плакат, до того скрывавшийся под изображением бронекапсулы.
— Обратите внимание на это, господа гимназисты, — подполковник обвёл класс взглядом и привычно поправился. — Да, и гимназистки. Кто мне скажет, что это такое?
Артём незаметно ткнул Ваську локтем, чтобы тот не вылез со своим особым мнением, и поднял руку:
— Разрешите, господин полковник? ***
*** По неписанным правилам приличия к штабс-капитанам и подполковникам принято обращаться без приставки. Назвав преподавателя точным званием, Василий обидел его. Ничего страшного, но осадочек остался.***
— Слушаю вас, Сергеев.
— На плакате миниатюрный дирижабль. Судя по всему, экипаж состоит из двух или трёх человек. Возможно предназначен для борьбы с дирижаблями противника и воздушной разведки.
— Правильно, господин Сергеев! Мы видим перед собой малый многоцелевой дирижабль-истребитель, способный тихо и незаметно подкрасться к любому воздушному объекту противника, и нанести мощный удар в уязвимые точки тремя пятилинейными пулемётами. А что скажет по поводу этой техники наш признанный эксперт по военному делу господин Красный?
В классной комнате послышались смешки, но Василий не смутился. Встал, ещё раз внимательно посмотрел на плакат с истребителем, и высказался:
— Замечательная техника, господин подполковник! Но очень надеюсь, что в случае войны нам дадут другую, а изобретателя этого недоразумения подведут к ближайшей стенке, где вложат в голову хоть
немного ума. Думаю, девяти граммов будет достаточно.Подполковник побагровел, задыхаясь от гнева, но сдержал недостойные эмоции, и сказал преувеличенно весёлым голосом:
— Садитесь, Красный. И слава богу, что государь-император не прислушивается к вашим советам, потому что истребитель конструкции господина Гроховского уже прошёл испытания государственной комиссии, и заводы графа Бронштейна получили заказ на изготовление полутора тысяч этих замечательных аппаратов. Надеюсь, что кто-нибудь из вас будет не только летать на них, но и командовать истребительными полками, а то и дивизиями.
И многозначительно посмотрел на Артёма, чьё стремление служить в Военно-Воздушных Силах не являлось секретом.
После урока Артём Сергеев отвёл Василия в сторону, чтобы никто посторонний не смог услышать:
— Ну ты, Вася, и выдал! Тебе чего истребители не понравились?
— А тебе понравились летающие гробы? Нам с тобой, Артём, на этом говне в бой идти.
— Нам? — удивился названный брат. — Ты же на флот собирался, как Владимир Ильич Ульянов.
— Передумал.
— Ага, так вот почему всю последнюю неделю ты сам на себя не похож.
— Детство закончилось, Артём, — пожал плечами Василий, и поспешил перевести разговор на другую тему. — В Военно-Воздушные Силы пойду, но на гробах летать не буду! Неужели не ясно, что у них ни скороподъёмности, ни маневренности, ни скорости? А с тремя пулемётами только на ворон охотиться.
— Ну не скажи, пять линий калибра кому хочешь прикурить дадут.
— Если их подпустят на расстояние выстрела.
— А чего бы не подпустить? Одновременная атака пятидесяти таких истребителей любой «Цепеллин» в клочья порвёт.
— Назад сколько вернётся?
— Кого?
— Истребителей.
— Ну, я думаю…
— Не думай, Артём. Там в самом лучшем случае вернётся половина, и получится, что мы разменяли двадцать пять опытных лётчиков на один вражеский летающий гондон. Заметь, я ещё не посчитал других членов экипажа.
Артём улыбнулся образному сравнению германского дирижабля с весьма известным предметом, и возразил:
— А у немцев экипажи под две сотни человек.
— Ну хорошо, вздохнул Василий, — зайдём с другой стороны. Сколько дирижаблей у нашего вероятного противника?
— Согласно справочникам, на январь этого года и Франции двадцать два, у Австрии шесть, у Южно-Германской республики тоже шесть, у Венгрии и Чехии по два, у англичан двадцать восемь, а у САСШ пятьдесят три. У остальных или нет ничего, или такое старьё, что учитывать стыдно.
— Итого против нас теоретически могут воевать сто девятнадцать дирижаблей. Готов разменять их на жизни почти трёх тысяч наших лётчиков?
Артём оторопело захлопал глазами, видимо тоже производил в уме подсчёты, а потом снова возразил:
— А что, зенитки без дела будут стоять? Да с бомбардировочных и штурмовых дирижаблей огонь вести станут.
— Хорошо, пусть даже половина достанется истребителям, легче станет? Тысячи гробов, Артём, и все на твоей совести.
— Почему на моей?