Цезарь (др. перевод)
Шрифт:
Почитайте Тита Ливия; он расскажет вам, как однажды консульская власть в течение пятидесяти пяти дней находилась в руках одиннадцати сменяющих друг друга интеррексов.
Так вот, на следующий день после того, как Эмилий Лепид был назначен интеррексом, за тринадцать дней до февральских календ, 20 января по современному календарю, Милон, направляясь в Ланувий – город-муниципию, где он был диктатором, – чтобы избрать та жреца, где-то на девятом часу дня, то есть в три часа пополудни, встретил Клодия, который возвращался из Ариция и остановился возле храма Доброй богини, чтобы побеседовать с арицийским декурионом.
Клодий ехал верхом; позади
Милон путешествовал в повозке; он выехал на via Appia по проселочной дороге, примерно в том месте, где сегодня находится деревня Гензано; он поехал дальше по Аппиевой дороге и, таким образом, пересекся с Клодием чуть ниже Альбано. С ним ехала его жена Фавста и его друг М. Туфий; его свита из рабов превосходила отряд Клодия по меньшей мере в два раза; кроме этого, с ним было еще двадцать гладиаторов, двое из которых отличались особой силой и сноровкой: их звали Эвдам и Биррия.
Эвдам и Биррия шагали последними, образуя арьергард. Они затеяли потасовку с рабами Клодия; Клодий, услышав шум, тут же примчался. Вы знаете Клодия: он с угрозами ринулся на двоих гладиаторов. Один из них нанес ему удар копьем, который пробил ему плечо. Тяжело раненый Клодий свалился с лошади. Оба гладиатора, не зная, хорошо или плохо они поступили, поспешили вернуться в свиту Милона.
Тем временем рабы Клодия отнесли его в придорожную харчевню. Гладиаторы, оборачиваясь, чтобы убедиться, что их никто не преследует, заметили, в какую харчевню отнесли Клодия. Милон заметил в своей свите какое-то волнение. Люди перешептывались, оглядывались назад; одни смеялись, другие казались испуганными. Он поинтересовался, в чем дело.
Тогда старший над рабами подошел к остановившейся повозке своего хозяина и рассказал ему, что один из гладиаторов только что тяжело ранил Клодия, которого отнесли в харчевню; и он показал пальцем, в какую именно.
Милон на мгновение задумался.
– Раз уж он ранен, сказал он, пусть он умрет. Хуже мне от этого не будет: напротив!
И, обращаясь к старшему над рабами:
– Фустен, – сказал он, – возьми пятьдесят человек, захвати эту харчевню и сделай так, чтобы Клодия в свалке прикончили.
Фустен взял пятьдесят рабов, ворвался в харчевню и принялся за поиски Клодия; тот спрятался, но Фустен искал так тщательно, что, в конце концов, обнаружил его. Через десять минут посреди Аппиевой дороги лежал труп, перевернутый лицом вниз.
Милон, разумеется, не стал задерживаться, чтобы взглянуть на экзекуцию; он продолжил свой путь, целиком полагаясь на Фустена. Как мы видим, тот оправдал доверие хозяина.
Один сенатор, Сест Тодий, возвращался из своей загородной усадьбы в Рим. Он увидел лежащий на дороге труп, сошел с носилок, осмотрел его и узнал Клодия. Тогда он велел положить тело на свои носилки и, шагая пешком, препроводил его в Рим. Когда Клодий лишился домов Цицерона, он купил у Скавра нечто вроде дворца на Палатинском холме. Туда-то Тодий и доставил его труп.
При первой же вести о случившемся выбежала Фульвия. – Клодия, как и всех мерзавцев, обожали женщины, и в особенности его собственная жена. – Фульвия истошно завопила и стала рвать на себе волосы и царапать лицо, потрясая с порога своего дома окровавленным плащом мужа. В один миг дом заполнился народом. Смерть
Клодия тут же вернула ему популярность.Все это происходило в самый вечер убийства. Тело принесли на Палатинский холм к первому часу ночи, то есть в шесть часов вечера. Ночь прошла в стенаниях Фульвии и в мстительных мечтаниях друзей Клодия.
К началу следующего дня толпа у дома выросла; вокруг него толпились шесть или восемь тысяч человек из народа, и так наседали друг на друга, что трое или четверо были задавлены.
Среди этой толпы были два народных трибуна, Минуций Планк и Помпоний Руф. Вняв их подстрекательствам, плебс поднял труп на носилки и понес его, ничем не прикрытый, но обутый, – то есть в том виде, в каком его положили на ложе, чтобы осмотреть его раны, – и понес его, как мы сказали, на ростры, где Планк и Руф, сторонники Клодия, начали своими речами возмущать народ против убийцы.
Тогда ремесленники и рабы, которым Клодий столько раз обещал свободу, взяли тело и перенесли его в Гостилиеву курию, где и сожгли его на костре, наспех сооруженном из столов и скамей, на которых проходили заседания трибуналов и сената. Костер разожгли тетрадями писцов.
Был сильный ветер; от костра загорелась вся курия; с курии огонь перекинулся на ту знаменитую базилику Порция, которую, как вы помните, так отчаянно защищал Катон; базилика сгорела дотла.
Отсюда разъяренные фанатики ринулись на осаду домов Милона и интеррекса.
Милона в доме не было; в отношении него это был акт простой и чистой мести; но в отношении Лепида это был акт политический. Его хотели принудить провести комиции и воспользоваться раздражением народа против Милона, чтобы способствовать назначению консулами Сципиона и Гипсея.
Но Лепид не дал себя запугать. Он заложил все двери, собрал всех своих слуг, рабов и телохранителей, предоставленных ему как интеррексу, возглавил их и отбросил осаждающих стрелами. Дюжина из них осталась на поле боя.
Остальные, увидев это, вернулись на Форум, взяли фасции и принесли их домой Сципиону и Гипсею; но те не осмелились их взять.
Тогда народ понес их к Помпею, – который, как всегда, укрывался в своих садах, – приветствуя его громкими криками и титулами консула и диктатора; затем тот же народ, узнав, что восемь или десять человек были убиты или ранены Лепидом и его слугами, вернулся толпой, чтобы осадить дом интеррекса, который, наконец, на пятый день междуцарствия, был взят.
Выломав двери, разъяренная толпа рассеялась по дому, опрокидывая выставленные в атриуме изображения предков семейства Эмилия, круша ложе и мебель Корнелии, жены Лепида, и осадила его самого в самой задней части дома, где его и убили бы, если бы сбежавший было из Рима Милон не вернулся в него с отрядом своих сторонников, чтобы потребовать комиций, не примчался ему на помощь и не освободил его.
Так что Рим и в самом деле был потоплен в огне и крови: кровь текла по улицам рекой, а пепелища на месте курии и базилики еще дымились.
Глава 35
Эта волна насилия в определенном смысле создала противовес убийству Клодия, так что, как мы видели, Милон почувствовал, что события начинают разворачиваться в его пользу, и не побоялся вернуться в Рим.
Вернувшись, он продолжил свою подготовку к выборам, и, не скрываясь, раздал всем гражданам, которые пожелали их взять, по тысяче асов на душу, что составляет тридцать пять франков семнадцать сантимов нашей монетой.