Чадо от профессора

Воцарилось неловкое молчание. Я откинулся в кресле, оставляя возможность Лере поесть. Хотя, признаться, я скорее оттягивал время, не решаясь задавать вопросы, скопившиеся в голове. Так много хочется узнать о ней. Понять ее.

Я поморщился, ощущая свою беспомощность перед этими желаниями. Что в ней такого? Я принялся придирчивей изучать стройный силуэт, утопающий в полумраке кафе. Мой взгляд уцепился за одну любопытную деталь:

— Симпатичный шарфик, — подавляя улыбку, заметил я. — Правда, не похож на женский.

Я подпер голову кулаком.

— Знаю, — кивнула Лера, продолжая поедать пирожное. — Это моего парня.

Вот как? Приятно знать, что я оказывается чей-то парень.

— Бывшего, если быть откровенной, — она яростно сверкнула в мою сторону глазами.

Ах, вот она о чем. Она решила, что этот шарф ей оставил тот козел с катка?

— Сожалею. Что же произошло? — сдержать улыбку никак не выходило.

Значит все же бывший. Занимательно…

— Сущая нелепица, — она с вызовом изогнула бровь. — Один мудак полез целоваться. А другой все не так понял. Или даже не пытался понять.

— В таком случае: мои поздравления.

— Издеваетесь? — прошипела Лера.

— Нет. Серьезно.

Серебристые глаза метали молнии. Лера выпрямилась на стуле и со звоном опустила ложечку на стол.

— Сама посуди: зачем он тебе? Если он даже не подумал встать на твою сторону. Выслушать. Поддержать. Защитить, в конце концов. Ведь ты жертва в данной ситуации.

— Именно!

— Значит, тебе повезло встретить мудака номер один, — заключил я.

Глава 8

ЛЕРА

Я не удержалась от смеха. Вот же…

И как у него только совести хватает так прямо об этом говорить? Я надела этот шарф, как напоминание о том, что он натворил. А этот… профессор, снова перевернул все на свой лад.

— Откуда страсть к математике, Красная Шапочка? — беззаботно поинтересовался Константин Дмитриевич.

Я скосила глаза, чтобы увидеть, не забыла ли я снять шапку. Вроде нет. Что ещё за прозвище?

— От папы, — наконец отозвалась я. — А у вас, что за интерес к корням моей страсти?

Прозвучало как-то двусмысленно, да и слишком нагло. Я потупила взгляд, чувствуя, что щеки обдаёт кипятком.

— Я же уже сказал, — он придвинул к себе кофе, — хочу стать твоим другом. Значит твой отец математик?

— Да. Тоже преподаватель.

— Хмм. Должно быть, я с ним знаком, — кажется, его смутил этот факт.

— О, нет, — отмахнулась я. — Мой папенька переехал загород. Там в посёлке ещё один универ есть. Вот он там матемачит.

— А ты почему туда не пошла? С твоими талантами, да ещё и с протекцией папочки, ты могла бы многого добиться.

— Я и так справлюсь. Не нуждаюсь ни в чьей протекции. Пусть своих новеньких детишек учит.

— Вот оно что, — Константин Дмитриевич откинулся в кресле. — Родители развелись, ты осталась с матерью, а отец теперь персона нон грата?

Я покачала головой:

— С бабушкой. Мама оставила меня ещё раньше.

— Соболезную.

— О, нет-нет. Она в полном здравии. Укатила заграницу на поиски лучшей жизни.

— Все равно соболезную. С такими родителями и врагов не надо.

— А у вас? По вам за версту видно, что вы маменькин сынок, — съязвила я.

— И как же это определяется? — снова эта его самодовольная ухмылка.

— Есть в вас что-то такое, — я задумалась, — будто вы ничего не боитесь. Безнаказанность. Вот. Будто вы с детства привыкли, что вам все сходит с рук. А возникавшие проблемы за вас решали другие.

— Ух ты! — он усмехнулся. — Я, правда, вызываю такое впечатление?

— Не увиливайте. Я рассказала. Теперь ваша очередь.

— Отчасти ты права. У меня весьма влиятельный отец. Но я, как и ты, отказался следовать за ним. На то свои причины.

— Упрямство, очевидно, — не удержалась я от комментария.

— Опять-таки, отчасти. Если ты меня так хорошо читаешь, то может, мне и нет необходимости рассказывать?

— Нет уж! Продолжайте!

— Мои проблемы и правда, время от времени решали другие люди: отец, брат, даже друзья. Да только я этого никогда не просил. Я целенаправленно шёл туда, где меня поджидали разного рода трудности. И на кой черт, спрашивается, мне помогать? Но люди упрямы в своей вере в добро.

— Похоже, вы были тем ещё засранцем.

Он ухмыльнулся и поднёс кружку к губам:

— Ты снова права. Пока только в одном ошиблась.

— В чем же?

— Маменькин сынок — это не про меня, — он заметно посерьёзнел. — Не успел.

Его грустная усмешка заставила мое сердце сжаться. Зачем я только ляпнула…

— Простите.

— Ничего. Ее нет слишком давно. Я уже почти не помню ее лица.

— А фотографии? — зачем-то спросила я.

— Когда она умерла, отец в гневе сжёг все, что хоть сколько-нибудь о ней напоминало.

Я прикрыла ладонью рот, открывшийся от шока:

— Какой ужас. Неужели он не любил ее?

— Я тоже так посчитал. Вот и начал бунтовать. Даже вроде повзрослев, не мог остановиться. Может, и сейчас продолжаю. По инерции. Это просто привычка. Идти против желаний отца.

— Вы ведь больше не подросток, — упрекнула я препода, напрочь забывшись. — Я сделала такое предположение лишь сгоряча. Но если подумать, — а у вас было предостаточно на то времени, — очевидно, это была самая что ни на есть любовь. Видимо ему было настолько больно ее потерять…

— Теперь я тоже это понимаю. Но бунтующий, осознав свою ошибку, никогда в ней не признается.

— Но вы ведь только что признались, — я непонимающе нахмурилась.

Профессор задержал на мне долгий взгляд:

— Больше не хочу бунтовать. Но не получается. Все что я сейчас делаю, противоречит правилам.

Его медовые глаза глядели так проникновенно, словно за этими его словами крылось нечто куда более важное. Силясь понять, что я упускаю, я прикусила губу, и взгляд профессора тут же сполз к моему рту.