Чаганов: Москва-37

«А как же медицина, лекарства»?

– Встретиться мне с ней надо, поговорить. Пусть приезжает. – Недовольно отвожу глаза в сторону.

– Сегодня никак не сможет и завтра тоже… – начинает оправдываться Берзин. – сам знаешь какие дела сейчас творятся.

«Знать – не знаю, но догадываюсь. Похоже, руководство готовится вскрывать этот гнойник в ЦК и НКВД. Поэтому армию и Разведупр привлекли, нет доверия Ежову». Неопределённо машу рукой.

– Ладно, идём наверх за пятачками…

* * *

Снова раскрываю папку с радиоперехватами, решил пока не грузить этим никого. В этот момент зазвонил аппарат ВЧ.

– Чаганов слушает.

– Товарищ Чаганов, здесь лейтенант госбезопасности Курбаткин, помощник секретаря парткома нашего управления.

– Здравствуйте, Пётр Николаевич.

– Вы знаете моё имя-отчество… – Лейтенант на том конце провода явно польщён.

«А что, мне не трудно запоминать, сказать твой номер телефона»?

– … так вот, товарищ Чаганов, – спохватывается он не дождавшись ответа. – ваше время в почётном карауле с одиннадцати тридцати до полудня двадцать третьего июня в Центральном клубе сотрудников НКВД, вы же понесёте гроб…

– Какой гроб? – У меня вытянулось лицо.

– Гроб товарища Ежова, конечно. – Лейтенант не выказывает никакого удивления. «Мама дорогая, пока я томился в темнице сырой у них тут на воле»…

– Место похорон? – Стараюсь скрыть свою растерянность за официальным тоном. – Наводевичье кладбище, рядом с могилой жены… «А в остальном прекрасная маркиза… Кандидата в члены Политбюро хоронят на Новодевичьем кладбище! Геню то за что? Интересно, пока меня не было Лубянка не сгорела? Ну дела, а предупредить – язык отсохнет»?…

– Понял, буду.

Глава 10

Москва, улица Грановского дом 5.

Квартира Розенгольца.

21 июня 1937 года. 21:00

– Михаил Петрович, милости прошу. – Улыбается Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли, высокий поджарый мужчина лет пятидесяти с усами-щёточкой и приглашает гостя в просторную прихожую. – прошу в гостиную, я сегодня один на хозяйстве: жена с дочерью на даче.

Фриновский скользнул взглядом по полудюжине кепок, висящих на вешалке, пристроил рядом свою фуражку и последовал за хозяином по длинному коридору. Глянув в открытую дверь одной из комнат, сообразил, что окна квартиры выходят не во внутренний дворик, а на соседнее П-образное здание, известное как Пятый дом Советов. В этом, спрятавшемся в тени небольшого садика бывшем доходном доме графа Шереметева (комкор бывал в нём однажды на квартире у Будённого), построенном в конце прошлого века в стиле эклектики, жили высшие руководители государства: Млдлтов, Каганович, Косиор, Ворошилов и другие. Он разительно отличался от, как будто рубленного топором, Первого дома Советов богатством отделки снаружи и изнутри.

– Здравствуйте, граждане, ваши документы! – На грубый громкий голос вошедшего, вздрогнув, испуганно обернулись сидящие за круглым столом Косиор, Постышев, Рудзутак, Эйхе и Хрущёв.

Фриновский, довольный произведённым эффектом, рассмеялся во всё горло.

– Ты что, Михаил Петроуич, на радостях хуатил лишнего? – Вызверился на него Косиор.

– Я бы тоже тяпнул рюмочку… – Эйхе вопросительно взглянул на Розенгольца, тот – на Косиора.

– Для храбрости, что ли? – Усмехнулся Постышев. – Я смотрю и Никита дрожит, нацепил пиджак в такую жару и преет.

Хрущёв вместе со всеми заулыбался незлобивой подначке, но пиджак не снял.

– А и вправду, чего сидеть в темноте, душно у вас… Я открою окна. – Предложил Фриновский.

– Не-е-т! – Хором закричали собравшиеся.

В наступившей напряжённой тишине комкор недовольно занимает место за столом.

– Почему бы не выпить, Станислав Викентьевич? Давайте выпьем. – В разговор вступает Рудзутак. – И повод имеется, сегодня мы одержали пусть и небольшую, но победу. ЦК пошёл за нами. Неси, Аркадий, что там у тебя есть в загашнике.

– За нами… – ворчливо протянул Косиор. – Тридцать пять голосов… куда делись пятеро? Нас было сорок.

– А и вправду, Никита, – теребит седой ус Постышев. – не твои ли нацмены струхнули?

– Скажете тоже, Павел Петрович, – застрочил Хрущёв. – какие они мои? Сами они по себе, я им в бю-ллю-тень (с трудом выговорил иностранное слово) не заглядывал.

– Как сами по себе?! – Вскипел Постышев, рванув ворот рубахи. – А чего раньше плёл? Так кого ты здесь представляешь тогда? Жену свою?

– Всё шутите, Павел Петрович… – Второй секретарь ЦК Узбекской ССР, спрятав глаза, скривился в вымученной улыбке. – а может так статься, что ваши это…

Из прихожей послышалась трель дверного звонка. Через минуту в гостиной, держа в руках графин и тарелки, показались хозяин квартиры и секретарь ЦК Пятницкий.

– Вовремя ты это…, Осип Аронович, – Фриновский принялся разливать водку. – поспел. Розенгольц достаёт из посудного шкафа рюмки и компания принимается выпивать и закусывать. После третьей рюмки напряжение, повисшее в воздухе, начало было разряжаться.

– Михаил Петроуич, я слышал ты Чаганоуа уыпустил… – Не я, это прокуратура, – Фриновский лезет в карман за папиросами. – а что им было делать? Невиновный он оказался.

– Как так не виноват? Он же… – Всполошился Хрущёв и вдруг осёкся.

– Так и не виноват, – равнодушно продолжил комкор. – свидетель показывает, что до Чаганова в квартиру двое неизвестных, которые скрылись потом через чердак.

– Свидетель… – прошипел Эйхе. – ты, Михаил Петрович, как ребёнок… не знаешь что делать с такими свидетелями?

– Поздно. Ежов делом Чаганова занимался, – Фриновский спокойно прикурил. – я не в курсе был.

– А я смотрю, тебе всё равно! – Взрывается Постышев, видя реакцию собеседника. – Как будто не твоё это дело…

– Не кипятись, Павел Петрович, – Рудзутак снимает очки. – и обвинениями не бросайся. Давайте лучше обмозгуем, что нам делать сейчас. Дело Чаганова сейчас – ключевое. Голоса в ЦК почти поровну разделились. Вдруг при следующем голосовании чаша весов в другую сторону качнётся? Надо перед заседанием поговорить с людьми, рассказать что Чаганов свою любовницу убил, а Киров его выгораживает. Намекнуть, что, мол, покушение на Кирова тоже из-за бабы было, что вертеп у них в Смольном был.