Чапаята

Старуха обрадовалась, что курица цела осталась, и быстренько за печь юркнула. Чапаеву не до нее было. Он неприятельского солдата в спешном порядке, чтобы противник не заметил, за шиворот через нейтральную полосу к своим окопам поволок. Пока добрались, к пленному сознание вернулось. «Вот и хорошо, — подумал Чапаев. — Раз язык заработал, значит, молчать не будет — выложит в штабе все военные секреты, какие знает».

Пленный, как выяснилось, знал очень многое. И ничего не утаил. Пользуясь его ценными сведениями, наши не стали ждать подкрепления, ударили по противнику и захватили территорию, которая еще совсем недавно считалась нейтральной.

Халупа со старушкой, таким образом, оказалась на нашей стороне. Встретив Чапаева, хозяйка поблагодарила его за спасенную курицу. А Чапаев поблагодарил старушку за третий Георгиевский крест, который ему вручили за «языка», захваченного в ее доме.

Про четвертую награду, полученную Василием Ивановичем на фронте, солдаты рассказывали с особым удовольствием…

Однажды поступил приказ — выбить неприятеля из укрытия! А как его выбьешь, если он, неприятель-то, вот уже который день по нашим окопам из того самого укрытия минометными снарядами шпарит? Только наши соберутся в атаку, а они из-за придорожных кустиков — бац! бац! бац! Никакого спасения от пуль и снарядов! Что делать? Тогда Чапаев и говорит:

— Надоела мне эта минометная чехарда. Кончать надо! Пойду задушу вражеский миномет!

Товарищи спрашивают:

— Каким же это образом?

А Чапаев отвечает:

— Таким. Пусть Шалимов и другие наши ребята-гармонисты свои гармошки в руки берут и камаринского играют. Во всю ширь мехов! Чтобы противник услышал. А я тем временем спектакль представлять начну.

Не поняли солдаты-гармонисты, про какой такой спектакль речь. Но перечить не посмели. Сгрудились в окопе возле Чапаева и по ладам ударили. А Василий Иванович им:

— Еще громче жарьте! Так, чтобы стрельба заглохла!

Те изо всех сил стараются, все шибче и шибче играют. Неприятель, видимо, услышал. Смолкла минометная пальба. Чапаеву только того и надо. Взбежал он на окопный бруствер и давай камаринского отплясывать. Ноги ходуном ходят. Никто не ожидал такой лихости: ни друзья, ни враги. Всем интересно поглазеть.

Противник в укрытии зашевелился. Вражеские головы из кустиков высунулись. Смотрят и удивляются: что за человек на боевом плацдарме пляску учинил? В своем ли уме, не рехнулся ли? Любопытство заело. Не стреляют. Решили выждать, чем дело кончится.

А Чапаев знай себе ногами семенит — то чечеточной дробью ударит, то вприсядку пойдет, то руки, словно крылья, разбросает и закрутится в лихой пляске. Чтобы поспеть за ним, гармонисты стали играть еще шибче. И Чапаев, вскинув голову, в плясовом вихре рванулся вперед — все ближе и ближе к окопам вражеским, к тому самому месту, откуда миномет стрелял…

И вдруг оборвалась пляска. На какой-то миг замер Чапаев. Потом, не дав зрителям опомниться, стремительно, одну за другой метнул сразу две гранаты в кустарник, где миномет спрятан… Чего-чего, а уж такого подвоха враг меньше всего ожидал от русского плясуна!

Домой с германского фронта Василий Чапаев возвратился в чине старшего унтер-офицера с четырьмя «Георгиями» на гимнастерке. Полный георгиевский кавалер!

Разглядывая его боевые кресты, детишки как-то спросили отца:

— За что ты их получил, папа?

Чапаев усмехнулся в усы и ответил:

— Первого «Георгия» мне дали за то, что я громче всех «ура!» кричал. Второго — за зоркий глаз и отменный нюх. Третьего — за куриное кудахтанье и петушиное кукареканье. Ну, а четвертого «Георгия» получил за исполнение камаринского — с детских лет я пляску эту ловчее других отплясываю. Запомните: в боевом деле всякая шутка хороша, коли она победе служит!

ОРЛЯТА ЧАПАЯ

Меня частенько спрашивают, как это я, такой молодой да щуплый, в чапаевской дивизии очутился? Что верно, то верно, мне и пятнадцати не было, когда Василий Иванович меня на боевое довольствие зачислил. Хитрость помогла. Самого Чапая, можно сказать, вокруг пальца обвел. Цельный день в студеной речушке Большой Иргиз торчал, чтобы простуду нагнать и своему писклявому голосочку солидность придать, постарше, чем есть, представиться… Мелкоту, было б тебе известно, по строгому чапаевскому запрету в дивизию не пропускали. Вот и приходилось изворачиваться.

Пошел, значит, я, хриплый-то, к начальству в штаб. Встал в один ряд со всеми прочими добровольцами. Часа полтора поди на цыпочках стоял, к потолку тянулся. Аж ноги заныли. Но настоящего своего роста не показал. За семнадцатилетнего сошел. Что ж касается голоса, то тут я запросто мог с кем угодно тягаться, хоть с древним стариком. Скрипел и дребезжал, как немазаное колесо телеги. Помогло!

Да разве я один такой? Многие в дивизию проникли недозволенным способом, желая рядом с героем Чапаем биться за народную власть.

Одни, те, что ростом повыше, без особого стеснения надбавляли себе лишних два-три годика. Другие же, сбежав на фронт от родителей, принимались без зазрения совести убеждать начдива, что им, сиротинушкам, податься будто бы некуда, окромя как в чапаевскую дивизию. Знали: Чапаев сирот особо привечал, в беде не оставлял. Третьи, наиболее смекалистые и прыткие, просились в разведку, они понимали — на войне без юных разведчиков не обойтись: они и родную местность до кустика изучили, и неприятель к ним, малолетним, не столь подозрительно относится.

Дадут юнцам задание в неприятельский тыл сходить, а они потом ни в какую из дивизии отлучаться не желают. Прилипнут к Красной Армии — не оторвешь! Вот и получилось так, что в некоторых полках дивизии образовались целые отряды из подростков-разведчиков. Они безбоязненно шастали по лесам и степи, городам и селениям, добывали о белогвардейском воинстве ценнейшие сведения и тем самым помогали Чапаеву наносить по врагу неожиданные, сокрушительные удары. Лихие были ребятишки!

К юным хитрецам-разведчикам Василий Иванович относился по-отцовски и — бывали случаи — самолично награждал смельчаков именным оружием — наганом или шашкой. А одному нашему разведчику — чапаенку Ягунову — он подарил в награду за храбрость свою фотокарточку с дарственной надписью. Только тот Ягунов оказался вовсе не Ягуновым, а Ягуновой. Девчонкой, значит.

Такая вот веселая история приключилась. Четырнадцатилетняя Лидка, сестра секретаря Самарской комсомольской ячейки Саши Ягунова, задумала, значит, стать чапаевкой. А как станешь, если девчонок к дивизии и на версту не подпускали! И Лидка — шустрая была девчурка! — пустилась на прямой обман: наголо остригла волосы и переоделась мальчишкой. От паренька ее, задиристую и курносую, с твердой, решительной походкой, ни в какую не отличить. Мужик, да и только.

Чапаевская дивизия в то время стояла неподалеку от Самары в селе Воскресенка. Лидка пришла в штаб к Чапаеву и сказала, что осталась без отца и матери, хочет служить бойцом в дивизии.