Чародей и летающий город

— Новый чародей с Черной горы наслал на нас проклятие.

— Что это за чародей такой? — спросил Косперо.

— У него много имен; чаще всего мы называем его чародеем с Черной горы.

— Откуда он взялся?

— Говорят, однажды лунной ночью он появился на Баканском побережье, еще говорят, что он прилетел через океан с заброшенных островов.

— Заброшенные острова! Бр-р-р…

— Он невероятно алчен и порочен. Все здешние земли, от гор до долин и равнин, он сделал бесплодными. С нас — с Порт-Тарквила — он потребовал ежегодную дань: восемь девственниц. Мы отказали: неужто он думает, будто отцы Порт-Тарквила отдадут своих любимых дочерей какому-то чудовищу?

— И что произошло после вашего отказа? — спросил стройный юноша с выгоревшими волосами.

— Он наслал на нас страшное проклятие: через некоторое время мы все умрем с голоду, и Порт-Тарквилу придет конец. — Бесстрастно произнеся столь печальное предсказание, хозяин вновь скрылся на кухне.

С тяжелым сердцем Косперо и Эвандер направились обратно в гавань. Проходя мимо пустынного рыбного рынка, они услышали рев разъяренной толпы. Крики, угрозы и взрывы рукоплесканий гулким эхом отдавались на улочках, застроенных каменными домами.

— Посмотрим, в чем там дело, — предложил Эвандер.

Они свернули и через пустующий рыбный рынок прошли к широкой площади с часовней. Здесь, похоже, собрался чуть ли не весь город.

— Что происходит? — спросил Косперо, заметив неподалеку матроса по имени Хэрнэр.

— Мэр Порт-Тарквила собирается прочесть указ.

На помост возле порога часовни вскарабкался дородный мужчина в черном бархатном камзоле, белых панталонах и треуголке.

— Граждане! — раз за разом кричал мэр, размахивая шляпой, чтобы привлечь внимание толпы. В конце концов люди затихли.

— Я, Голфо, ваш достопочтенный мэр, должен сообщить вам, что наша последняя попытка завязать торговые отношения с волшебником оказалась безрезультатной.

В толпе послышались возмущенные крики. Глаза мэра заблестели от ярости.

— О да, я знаю, кое-кто из вас считает, что мы должны просто-напросто опустить руки и сдаться. Но сейчас на кону стоит честь Порт-Тарквила! Я, Голфо, никогда не соглашусь на позорные требования чародея. Мы не позволим темным силам с заброшенных островов глумиться над нашими дочерьми!

— Так он будет глумиться над нашими костями! — заорал мужчина, стоящий в первых рядах.

— А-а, Коноко, отец двух сыновей, ты, конечно, хочешь, чтобы мы отдали своих детей этому чудовищу! А как бы ты заговорил, потребуй он в дань маленьких братьев Коноко, а?

Многие в толпе начали выкрикивать оскорбления в адрес Коноко, который отвечал на них, не теряя самоуверенности. Какая-то старуха попыталась в него плюнуть, но друзья Коноко оттеснили ее назад. Городские констебли направились к спорящим, чтобы разнять их.

Когда шум улегся, мэр Голфо вынул из кармана камзола свиток пергамента и начал читать:

— Слушайте, жители Порт-Тарквила! Видя, в какой упадок пришла наша жизнь, избранные вами представители собрали с богатейших купцов города пять тысяч дукатов. Эта сумма будет передана великим волшебникам города Монжона как плата за снятие проклятия с Баканского побережья и изгнание злого чародея с Черной горы. Далее, мы принародно заявляем, что данный чародей — негодяй, мерзкий старик, пожиратель падали, отвратительный извращенец…

Внезапно Голфо зашелся в приступе кашля и был вынужден прервать чтение. Приступ продолжался минуту или две, лицо мэра краснело все сильнее и сильнее, пока наконец не сделалось багровым.

Наконец кашель прекратился. Голфо со стоном выпрямился и принялся, кривясь, засовывать себе в рот пергамент, который только что читал. Вскоре его лицо почернело, и мэр упал на колени. Объятая ужасом, толпа начала стремительно растекаться по улочкам. Мэр все еще стонал, заталкивая в себя пергаментный лист, но никто не пытался помочь несчастному. Даже констебли попятились. Такое проявление могущества темных сил само по себе казалось не только пугающим, но и отвратительным. Дело шло к тому, что мэр так и подавится, прежде чем кто-либо поможет ему.

Тогда Эвандер выступил вперед и склонился над корчащимся Голфо. Тот слабо пытался оттолкнуть юношу. Эвандер отвел его руки и прижал к телу.

— Ну же, Косперо, подержи его!

— Вы уверены, что хотите этого, мой принц? Косперо бросил тревожный взгляд на неясно вырисовывающуюся громаду горы Бакан. Толпа почти разошлась.

— Косперо, поспеши! Еще немного, и он задохнется.

Тот повиновался, и Эвандер, с большим трудом раскрыв рот мэра, извлек мятый пергаментный лист, бросил на землю и несколько раз хлопнул несчастного по спине, чтобы помочь отдышаться. К концу этой процедуры по лицу Голфо катились слезы.

Наконец мэр вновь обрел способность говорить; правда, в его хриплом голосе звучали рыдания:

— Знаю, молодой человек, я должен вас поблагодарить, но, простите мне мои слова, лучше бы вы оставили меня умирать. Мне теперь незачем жить. Мы станем вечными рабами этого треклятого чародея.

— Ну-ну, уверен, все не так уж плохо, — сказал Эвандер.

— Отнюдь, отнюдь… — Мэр поднялся на ноги и заковылял прочь, к рыбному рынку, оставив Эвандера и Косперо одних на площади. Внезапный порыв холодного ветра взвил в воздух дохлых насекомых и обрывки шерсти с мостовой возле ткацких лавок.

— Не нравится мне это, — заявил Косперо. — Вернемся-ка на корабль.

Кассимцы быстро зашагали по пустынной улочке в сторону гавани, где стоял на якоре «Крылатый торговец», и ледяной ветер неотступно дул им обоим в спину.

Глава 2

Делать в мрачном Порт-Тарквиле было нечего, поэтому с первым лучом солнца «Крылатый торговец» снялся с якоря и отошел на несколько миль в море, чтобы миновать неглубокие прибрежные воды вдоль Торментары. Корабль, как прежде, легко шел по волнам с теплым южным попутным ветром. Громада Баканского мыса осталась позади.

Днем моряки ловили серебристую рыбу тонто — она как раз мигрировала по мелководью, — и им посчастливилось поймать несколько красавиц-рыбин длиной больше трех футов.

Вечером команда запивала жареную рыбу тонто остатками темного вина, купленного в Зеуксаде. Когда вино кончилось, а песни отзвучали, Эвандер направился к своей подвесной койке — его дежурство начиналось нескоро, после третьих склянок, перед рассветом.

Эвандер спал, а с юго-востока вставала луна. Этой ночью она была зловеще-желтого цвета; казалось, по небу катится старая отполированная кость. Когда луна приблизилась к зениту, Эвандер беспокойно заворочался в койке и принялся стонать, а затем корчиться и чесаться.