Чародей звездолёта 'Посейдон'
Шрифт:
– Очень емкое слово, - оценивающе сказал Мэллоу.
– Мэхью употребил это же слово, говоря о том, что сам постоянно занимается вопросами финансирования, вдобавок ко всем своим бесчисленным обязанностям и делам. Должен сказать тебе, - добавил как бы по секрету Рэндолф, - Мэхью просто задыхается от работы, страшно переутомляется.
– Довольно странно, но то же самое сказала Элен о тебе...
– Она говорит обо мне, да? За глаза? Какая высокомерная, наглая женщина!
Мэллоу засмеялся. Он чувствовал, что надо сдерживать себя от перемусоливания ненужных подробностей, чтобы не попадать в неприятное положение в ежедневных беседах с профессором - Терри с огорчением заметил, что напряженность в отношениях с дядей надоедает и утомляет его больше, чем необходимость вежливых встреч
– Теренс! Ты слушаешь, что я говорю?
– Нет, дядя, - признался Мэллоу с обезоруживающей честностью.
– Я обдумывал более эффективный способ убедить Элен Чейз...
– Гм! Я только что говорил, что ты можешь забыть ее...
– Забыть ее?
– начав понимать, что он лишается легкой работы, Мэллоу расстроенным голосом попытался возразить дяде.
– Но мы только начали чего-то добиваться.
– Ничего мы не добились. Я принял решение и собираюсь подойти ко всей этой проблеме с противоположного конца. А теперь пойди и найди доктора Хаулэнда. Ты, он и я должны все серьезно обсудить - и действовать.
Несмотря на твердые интонации в голосе, Рэндолф смотрел на предстоящую беседу со своим новым ассистентом с неуверенностью, с которой обычно не любил начинать никакое дело. Со старым Гусманом все в порядке. Он сделает все, что ему скажешь. От него требуется точность, компетентность, умение кропотливо работать при проведении экспериментов иными словами, быть в роли повивальной бабки. Что же касается Питера Хаулэнда. Хм-м. Хаулэнд был новичком - полный внешнего лоска, чрезвычайно известный несмотря на свою молодость, но, к огорчению, с чересчур независимым характером.
Питер Хаулэнд вошел вместе с потоком свежего воздуха, очищая свои плечи от припорошившей их белой пудры.
– Целый воз снега свалился на меня, как только я подошел к двери, сказал он приветливо.
– Вы хотели видеть меня, профессор?
– Да, Питер, мой мальчик. Садись, садись. Ты тоже, Теренс. Сначала, Питер, я проинформирую тебя о положении дел, а затем мы сможем приступить к принятию решений.
Мэллоу заметил, как вдруг изменился его дядя, и вообще Терри считал его человеком переменчивым. Лицевые мускулы маленького профессора напряглись, губы сильно сжались, во взгляде были твердость и решительность. Весь его вид не давал ни малейшего повода для улыбки. Он стоял здесь, посреди всей Галактики, подобно петуху с выпяченной грудью, приготовившемуся к схватке, - пяти футов ростом, с твердым, как скала, намерением. Почти воочию казалось, что на его маленьких ногах красуются шпоры.
Но не двигавшийся с места Питер Хаулэнд безошибочно почувствовал, к своему удивлению, что Рэндолф не в себе. Такое состояние для знаменитого профессора было нехарактерным, но на сей раз он не мог скрыть своего беспокойства несмотря на бравый вид - и это все больше и больше удивляло Хаулэнда.
– Тебе известно, на каком этапе находится наша работа перед отправлением на Поучалин-9? Все, что мы могли сделать на Земле, - уже сделано. Теперь нам нужна абсолютно стерильная планета, на которой совершенно нет жизни ни в какой форме, планета, где мы можем практически испытать наши теории. Я бы хотел сейчас услышать твое мнение о том, есть ли такие аспекты в наших исследованиях, которые требуют дальнейшей разработки здесь, на Земле.
Хаулэнд слегка заерзал в удобном кресле, а потом, взвешивая каждое слово, сказал:
– Я совсем недавно у вас, профессор, но ваша работа уже привела меня в восторг. Важность ее невозможно переоценить. Что касается места проведения дальнейших экспериментов, я уверен, что следующий шаг должен быть сделан уже не на Земле, а на Поучалин-9. Для этого нам нужны средства, чтобы купить оснащение и добраться до нашей планеты.
–
Да, действительно, ты у нас новенький, Питер! Я был исключительно доволен приобретением свежих мозгов для своей работы. Ты хоть и появился недавно, но успел уже внести неоценимый вклад - фактически благодаря тебе, непосредственно тебе мы так успешно продвинулись. Годами мы создавали только простейшие клеточные существа. Получение таких клеток мы и считали сотворением жизни, но настоящей жизнью, надо признать, живут лишь клетки, способные размножаться. Жизнь - это когда клеточные создания могут обзаводиться энергией, получаемой ими в наиболее приемлемой для них форме, и приспосабливать ее для себя, когда клетки способны изменять течение тепловой энергии в природе, способны к организации и наведению жизненного порядка в примитивном, неживом хаосе.Похвала, впервые высказанная Рэндолфом в такой искренней, прямой форме, вызвала у Хаулэнда какую-то смутную тревогу. Было похоже на то, что дальше последует обычное недовольство: "Все хорошо, я доволен тобой, но..."
Сидевшего в кресле и молчаливо слушавшего Мэллоу уже чуть ли не трясло от этих ученых. Создавать жизнь! Жизнь, которая сама себя воспроизводит, растет, развивается... он представил себе чудовищ с очень скользкими телами и бесчисленными щупальцами...
Рэндолф скрестил свои маленькие ноги на подставке и нервно жестикулировал крошечными руками:
– Итак, ты полностью вошел в курс наших дел. Тебе известна ценность работы, которую мы делаем, и у меня нет необходимости повторяться. Все, в чем мы сейчас нуждаемся, - деньги, без денег мы не можем двигаться дальше. Все зависит от финансирования.
– Совершенно точно, сэр, - сказал Хаулэнд, немного сбитый с толку тревожными оттенками в голосе Рэндолфа, которые Питер чувствовал, но не мог до конца понять.
– Ничего теперь не стоит на нашем пути.
– К сожалению, ты выдаешь желаемое за действительное, - Рэндолф выпрямил свой указательный палец и как бы пронзил им Хаулэнда.
– Ничего не может стоять у нас на пути - а еще вернее, ничего не должно стоять! Я надеюсь, ты так же предан избранной тобой профессии, как я. Что бы ты сказал, Питер, если бы я сообщил тебе, что решено не давать фонд Максвелла моему отделу в этом году?
Хаулэнд усмехнулся:
– Моей первой реакцией, я думаю, было бы сожаление о том, что я вообще пришел в Льюистид.
– Да? Как тебя понимать?
– Как вы знаете, у меня был выбор - ограниченный, но все же выбор предложенных мест работы. Я выбрал вас и Льюистид, потому что занимался похожими проблемами и потому, что знал: вы получаете крупную сумму из фонда Максвелла и, следовательно, решается финансовая сторона для меня, для всех нас, в проведении экспериментов на Поучалин-9.
Если даже признание Хаулэнда удивило Рэндолфа, профессор ничем не выдал своего удивления. Вместо этого он сказал:
– В таком случае, ты очень расстроишься и будешь сильно раздосадован и рассержен, если все же мы скажем?..
Хаулэнд опять улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Он все еще не придавал особого значения словам Рэндолфа.
– Я бы просто сошел с ума, я бы, я бы...
– Ты бы что?
– Ну, ну, я точно не знаю. Я бы чувствовал себя обманутым. Преступно обманутым. Но так как вопрос еще не поднимался...
– Видишь ли, мой дорогой Питер, вопрос уже поднимался и решился.
Питер Хаулэнд начал медленно вставать, разгибая постепенно свою высокую, долговязую фигуру, пока, перейдя в вертикальное положение, не навис над крохотным Рэндолфом, которому показалось, что Хаулэнд вырос до самого потолка.
– Вы хотите сказать - мы не получим фонд Максвелла?
– шепотом спросил Хаулэнд.
– Да, Питер. Мы не получим фонд Максвелла.
– Такое впечатление, что вы воспринимаете это совершенно спокойно. Работа всей вашей жизни - так вы много раз утверждали - рухнула. Нас, как мне известно, нет в планах фонда на будущий год. Зато абсолютно все знали - мы должны получить средства из фонда в нынешнем году! О боже! Что же будет с работой - а я... Я выбрал это место из-за фонда Максвелла - и отказался от других хороших предложений, и вот теперь мы остались в дураках. Какая ужасная насмешка! Но, быть может, есть какой-нибудь...