Чародейка

— Город Ниобенэй приветствует тебя, — громко обратился он к колдунье.

Два других стража пробились сквозь цепочку носильщиков и загородили ей дорогу, скрестив копья перед ее канком. Колдунья провела рукой над усиками-антеннами канка, давая ему команду остановиться. Сквозь каменный потолок сверху доносилась музыка. Здесь она звучала гораздо громче, эхом отдаваясь от каменных стен и пола. Садире она показалась менее призывной и зажигательной, чем тогда, когда она слышала ее в пустыне.

Садира опустила руку в карман накидки, достала одну из двух серебряных монет, данных ей Фенеоном, и протянула ее полуэльфу со словами:

— Если ты закроешь глаза на то, что находится в багаже следующего за мной клана, то получишь еще девять таких же.

Стражник подставил ладонь и поклонился.

— Если это действительно так, то мои глаза ничего не заметят, довольно ответил он.

— Прекрасно, ты не пожалеешь, — сказала Садира.

Она опустила монету в протянутую ладонь, и он дал знак своим товарищам пропустить колдунью. Въезжая в город, Садира почувствовала уверенность, что ей наконец-то удалось избавиться от эльфов и заняться своими собственными делами. Фенеон скорее удавится, чем заплатит девять серебряных монет в виде взятки, а не получив с него обещанных Садирой денег, стражник не пропустит ни его самого, ни его Бродяг Песков. Если Садире крупно повезет, эльфы вообще не попадут в город. Но в любом случае они задержатся у ворот достаточно долго, и у нее окажется довольно времени, чтобы успеть поместить канка в платный загон. Освободившись от него, она направится на поиски людей из Клана Невидимых. Связавшись с Кланом, она попросит подыскать ей подходящего проводника, знающего дорогу к башне Пристан.

Непосредственно за городскими воротами находился огромный внутренний двор, поразивший колдунью спертым воздухом и сильным зловонием. По его сторонам поднимались высокие остроконечные башни и мрачные порталы.

Повсюду виднелось множество дверей, ведущих в полуподвальные помещения.

Они напоминали входы в древние копи и рудники, как те, что на склонах пиков к западу от Тира. Все свободное пространство стен покрывали огромные барельефы, изображавшие лица, иногда отдаленно напоминавшие человеческие, а иногда смахивавшие на морды каких-то чудовищ.

По углам зданий возвышались гиганты с пустыми глазницами, на лицах которых было написано неодобрение. Там, где по всем канонам полагалось быть окнам, виднелись широко раскрытые, полные острых зубов то ли рты, то ли пасти. Колонны, вырезанные в виде огромных голов на длинных шеях, поддерживали балконы и выступы. Даже на их стенах были вырезаны пухлощекие, плотоядно улыбающиеся лица или контурные изображения чудовищ с торчащими изо рта длинными клыками.

Между непривычно высокими для Садиры зданиями виднелись узкие извилистые улочки, крытые сверху каменными плитами и напоминавшие темные туннели. Вереницы носильщиков торопливо двигались по двум из них, перенося тяжелый груз на склад какого-то крупного Торгового клана, расположенный в самом центре города.

Осмотревшись, Садира направила канка в самую широкую из улочек. Она ожидала, что крытая улочка встретит ее долгожданной прохладой и легким сквозняком. Но ее ожидания не оправдались. На самом деле воздух тут оказался душным и спертым, а легкий ветерок разносил лишь кислый запах отходов человеческой жизнедеятельности и зловоние, исходившее от плохо убранных загонов, в которых содержались животные и рептилии.

Колдунья приказала канку объехать нескольких местных жителей, и наконец канк нырнул в еще один внутренний двор, окруженный покрытыми барельефами башнями. Двери здесь были больше обычных. Садира направила канка к внешне неприметному входу в один из загонов. Она спешилась и повела скакуна к дверям загона, у которых ее встречал смотритель — пожилой лысый человек в замызганной набедренной повязке.

— Ты хочешь оставить у нас на время своего канка? — спросил он.

— Сколько ты берешь?

— Трехдневный пансион предоставляется за монетку с изображением царя, ответил смотритель, имея в виду керамические монеты, использовавшиеся большинством городов-государств в качестве валюты. — Его будут кормить раз в день вечером и поить раз в пять дней.

Садира удовлетворенно кивнула.

— Я заплачу, когда вернусь и увижу, что мой канк здоров, — сказала она.

Старик отрицательно покачал головой.

— У нас в Ниобенэе так не принято, — возразил он. — Ты платишь вперед, можешь это делать хоть каждый день, если тебя это устраивает, если же ты не приходишь до того, как кончится оставленный тобой аванс, канк переходит ко мне, и я продаю его, чтобы погасить твой долг.

Садира покопалась в кармане накидки и вытащила из него вторую серебряную монету.

— Ты можешь разменять ее и дать мне сдачу? — спросила она.

— Конечно могу, — с готовностью ответил старик.

Он выхватил у нее монету и повел внутрь. В подвале мрачного здания находилась мастерская, где работали рабы. Они занимались ремонтом паланкинов, седел, упряжи, повозок и даже огромных колес повозок-крепостей. Садира только мельком увидела помещение мастерской, так как смотритель поспешно вынул факел из специальной ниши в стене, зажег его и повел ее вверх по темному пандусу, спиралью поднимавшемуся внутри неосвещенного здания. Приторно-сладкий «аромат» экскрементов канков просто сшибал с ног, и Садире пришлось зажать нос, чтобы не задохнуться.

Вскоре они подошли к обширному темному помещению, где и находились загоны. Когда они проходили мимо очередного загона, находившийся в нем канк просовывал свои челюсти сквозь костяные перекладины и щелкал ими при виде новичка. Канк Садиры отвечал тем же, постоянно щелкая челюстями, пока они медленно поднимались по крутому пандусу.

Пройдя мимо нескольких десятков загонов, они нашли один с открытой дверью. Костяная решетка была поднята вверх с помощью веревки, пропущенной через деревянный блок и привязанной к костяной перекладине, вделанной в стену. Смотритель позволил канку Садиры пройти мимо пустого загона, затем остановился. Далее он заставил канка пятиться задом и зайти в загон, стоя прямо перед ним и постукивая по его правому усику-антенне.

Едва он оказался внутри, как начал возбужденно покачивать своими усиками-антеннами, не желая идти дальше.

— Давай, давай, глупый канк, — произнес смотритель.

Он поднял руку и сделал шаг в сторону канка. Садира успела заметить злобный блеск в глазах канка.

— Берегись! — закричала она и оттащила старика назад как раз вовремя, чтобы он избежал челюстей канка.

Канк кинулся вперед, но Садира быстро подошла к нему и схватила его за усики-антенны. Она резко дернула их за основание и потащила его обратно в загон.

— Когда я отпущу его, опускай дверь, — сказала она, глядя через плечо.

Смотритель, который, вытаращив глаза и открыв рот, смотрел на ее канка, никак не отреагировал на ее слова. — Делай, как тебе сказано!

Старик наконец вышел из транса и отвязал веревку.

— Я содержу свое заведение тридцать лет, но еще ни разу ни один из канков не щелкал на меня челюстями, — медленно проговорил он, опасливо поглядывая на канка. — Что с твоим канком?

— Сама не понимаю, — ответила Садира. — Однажды он уже вел себя подобным образом. Дело было не так давно. Но даже тогда он не вел себя так буйно.

Колдунья отпустила усики-антенны канка и рывком выскочила из загона, едва успев это сделать, прежде чем решетка с шумом упала вниз. Канк бросился на нее. Когда решетка не поддалась, он отошел в дальний конец загона и снова бросился на дверь. Свою атаку он повторял раз за разом на глазах ошеломленной Садиры.

— Я никогда не видел ничего подобного, — пробормотал старик смотритель, качая головой в полной растерянности. — Мне придется нанять эльфа для его осмотра.

— Для чего?

— Для осмотра. Может быть, он болен, — сказал старик, спускаясь вниз по пандусу. — Если это так, я буду вынужден уничтожить его, а потом сжечь останки, иначе болезнь может распространиться, и тогда все канки, находящиеся в загонах, могут погибнуть.