Чароплет

— Да, но вроде не подозревала о нашем общем прошлом.

Сайрус взъерошил смоляные кудри.

— У меня ощущение, что все это взаимосвязано — Дейдре, Саванный Скиталец, «Королевская пика», назревающие беспорядки, мы с тобой… но я пока не пойму, каким образом.

— Да, такое впечатление, что мы видим мух, влипших в паутину, но не саму паутину, — кивнула Франческа.

— И не паука.

— И не паука. — Франческа откинулась на спину. Повисло молчание, нарушаемое только воем ветра и обнадеживающим поскрипыванием канатов. — Как думаешь, Дейдре не врет насчет Тайфона?

— Еще час назад я говорил, что это чушь собачья. Но теперь… теперь, по-моему, возможно все. Только зачем демону плести такую паутину? Где логика? Если он поработил Кейлу и разжигает вторую гражданскую, он, наоборот, должен всеми силами скрываться сам и скрывать подготовку к бунту.

— Вивиан будем говорить?

— Нет, ни в коем случае! Ты разве не видишь, что она ведет двойную игру?

— Вижу. — Франческа помассировала глаза подушечками ладони. — А еще эта старая жаба — мастерица бить людей их же оружием. Наверное, так она и стала вице-канцлером.

— Ты про «удовлетворение», вогнавшее меня в краску? — хмыкнул Сайрус.

— И про мое жалкое блеяние в ответ. — Франческа покрутила шеей. — Ненавижу проигрывать в словесных поединках.

— Не принимай близко к сердцу. Итак, что предпримем?

— Сон — лучшее лекарство, — ответила Франческа, хлопая себя по щекам. — Мы оба без сил, а заняться до отлета в Авил все равно нечем. Боже всевышний, у меня сегодня умерла пациентка…

Франческа прислушалась к себе, ожидая привычного всплеска стыда и ужаса, но все чувства притупились от изнеможения.

Сайрус улегся на своей кровати.

— Дейдре нарочно подстроила так, чтобы ты ее не спасла.

— Ее спасали прежде. Мастер-целитель справился бы.

— Но ты ведь еще не мастер. Тебе и шестидесяти нет.

— Среди моих ровесников попадаются и мастера, — вздохнула с досадой Франческа. — Так что и мне следовало бы…

— По-прежнему не щадишь себя, магистра?

— Помалкивай, небесный дозорный, — велела она, поворачиваясь на бок. — Кто тут уже который год мечтает о капитанстве?

Сайрус притворился, будто не слышал.

— Что будем делать, когда окажемся в городе?

— Искать ту самую муху, которая увязла в паутине еще безнадежнее, чем мы.

— Никодимуса Марку, — невесело усмехнулся Сайрус.

Ветер за окном взвыл сильнее, по крыше забарабанил дождь.

— Этот Никодимус, он ведь какограф?

— М-м-м… — пробормотала Франческа, за годы целительской практики в совершенстве овладевшая умением засыпать, едва коснувшись головой подушки.

— А какографы — это те, кто творит заклинания задом наперед? Или заучивает в обратном порядке?

— Нет-нет, — Франческа перевернулась на другой бок. — Может, конечно, есть и такие… Но в основном они своим прикосновением заражают ошибками любой текст. Произнести про себя нужные магические слова они могут, но пишут их неправильно.

Соседняя кровать скрипнула под Сайрусом.

— Значит, какография в каком-то смысле сродни афазии?

Ноги Франчески свела секундная судорога, как часто бывало перед сном.

— Наверное… Сайрус, ты к чему ведешь?

— Не знаю. Просто… Может, Вивиан ошибалась, и афазию наслал вовсе не дракон? Может, ее наслал какограф-отступник?

— Давай обсудим… потом, — пробормотала Франческа.

— А точно какография — это не когда задом наперед?

— М-м-м…

Сайрус еще что-то говорил, но Франческа уже не разбирала. Убаюканная барабанной дробью дождя, она погрузилась в сон.

Вивиан молча прислушивалась к шагам иерофанта и целительницы, покидающих кают-компанию. Когда шаги затихли, она осталась сидеть в той же позе, но рука Лотанну с ее плеча исчезла. Судя по звуку, направился к двери.

— Ушли? — прошептала Вивиан, и утолки губ сами собой поползли вверх.

Ответом было фырканье — это Лотанну подавил смех, а потом все-таки разразился басовитым хохотом.

И тогда она тоже, не удержавшись, засмеялась в голос.

— Небесное пламя, Вив! — полушепотом восхитился Лотанну. — Ты нарочно, что ли? Юный Лотанну! Только что мысли не угадывает! Погасшая преисподняя, что за цирк?

— Создатель помилуй, я бы все отдала, чтобы увидеть лицо этого иерофанта, когда я с ним заигрывала.

— Бедняга! — ухмыльнулся Лотанну. — Он тут перед своей павой щеки надувает, а ты одним-единственным словом заставляешь их заалеть, как зад бабуина.

Вивиан затряслась от хохота, пришлось даже руку к груди приложить, чтобы унять участившееся дыхание.

— Ну не счастье ли оказаться здесь, вдали от всех распрей? Как в юности…

— В моей юности. О том, что творилось в мире во времена твоей юности, боюсь, исторических хроник не сохранилось.

— Не заводи меня, — усмехнулась Вивиан. — Я уже почти забыла, как прекрасно не испрашивать разрешения Долгого совета на каждый чих и не спорить до хрипоты, чем это чревато для будущего Альциона.

Соседний стул скрипнул под усевшимся Лотанну.

— Пламя ада, у меня Альцион уже в печенках сидит. Слава Создателю, все повернутые на пророчестве академики сейчас по уши заняты Огуном, а Долгий совет знать не знает, какие беседы мы тут ведем.

— Не знает и никогда не узнает. — Вивиан помолчала. — Удалось тебе присмотреться к городу во время полета?

Написанное Лотанну заклинание позволяло (как именно, для Вивиан оставалось загадкой) «разглядеть» четвертичные мысли других чарословов.

— Было три сущности в святилище, мысливших магическими текстами, но на таком расстоянии видно лишь контуры, — сообщил он с досадой.

Вивиан потерла подбородок, пытаясь представить, каково оно — различать чужие мысли. Лотанну как-то дал ей попробовать, набросив на голову тонкую золотую сетку, и тогда, в этом измененном состоянии сознания — гибрид мозговой деятельности и чар — она поняла. Она видела, как формируются в голове Лотанну четвертичные мысли; видела, как они зреют и растут в процессе беседы, как они объединяются с ее собственными четвертичными мыслями, образуя что-то новое.