Чары дракона
Шрифт:
– Есть ли какие-нибудь новости, добрая женщина?
– Из Бардека ничего и не будет до весны, ваша светлость. Но Невин говорит, что дела в Элдисе… скажем так, они его беспокоят.
– Несомненно. Боги, как бы я хотел знать, жив ли Родри!
– Ваша светлость, я всем сердцем верю, что Невин знал бы, если бы Родри погиб. И Невин не сомневается: он жив. – Она успокаивающе улыбнулась Блейну, продемонстрировав рот, в котором не хватало половины зубов. – Вопрос в том: останется ли он жив, когда Джилл весной привезёт его домой? Мы можем знать, что Родри жив, но большинство населения Элдиса его уже похоронило. Люди, которые жаждут заполучить его рин, тратят много денег и требуют вернуть им все долги, чтобы добиться успешного осуществления своих планов. Как они
– Несомненно, плохо. Лицемерные бандиты! Что же мне сделать? Поехать в Элдис, как только переменится погода?
– Может быть, это лучше всего, ваша светлость, но с другой стороны, возможно, сейчас ещё слишком рано. Кто знает, когда Родри с Джилл вернутся? Когда они переплывут Южное море? Мне не хочется просить вас бросить все ваши дела только ради того, чтобы заняться делами кузена.
– Если бы на кон было поставлено только наследство Родри, я мог бы ворчать сколько угодно, но дело ведь не только в нем. Если в Элдисе начнётся открытая война, то король будет вынужден вмешаться. Что если его вассалов убьют или ранят? А что если война затянется на долгие годы и обескровит королевство? В первую очередь и всегда я – человек короля, милая женщина. Разреши мне предоставить себя и своих людей в твоё распоряжение.
– Мы будем очень благодарны, если вы это сделаете, ваша светлость, – Тудилла сделала грациозный реверанс. – И господин Мадок очень обрадуется, если вы остановитесь у него и немного с ним побеседуете, поскольку дан Дэверри в большей или меньшей степени находится у вас на пути.
– Скорее в меньшей, но он в любом случае меня увидит, как только дороги станут проходимыми, – Блейн замолчал, ему в голову внезапно ударила мысль. – Я надеялся быть здесь, когда моей жене придёт время рожать.
– О, вы успеете вернуться, ваша светлость. Сын, которого она носит, родится на несколько недель раньше, но здоровеньким. У неё будут лёгкие роды, поскольку он маленький.
– Великолепно! Я… послушай, откуда ты знаешь все эти вещи? Ты шутишь надо мной?
– Ни в коей мере, ваша светлость. Я сама беспокоилась о госпоже Каниффе, поэтому спросила у дикого народца. А они-то знают – не знаю, как – но знают. Поверьте мне.
И несмотря ни на что, Блейн должен был признать, что действительно верит ей.
В этот же день устраивали пир совсем другого рода, на другом краю королевства, в Элдисе, прямо у северной границы гвербретрина Родри, во владениях могущественного клана Медведя. Тьерин Даррил из Тренрида сидел за столом с двумя близкими и доверенными друзьями, Гварриком из дана Гамил, младшим братом гвербрета Савила из Каминвейна, и Талисом из Балглейда. С ними пировал человек из Бардека, который назвался Алиантано. Этот человек хотел, чтобы здесь, в Дэверри, его знали как Алиана. Он говорил, что так всем будет проще. За ужином велись настолько важные разговоры, что жена Даррила Амма развлекала других женщин отдельно, в женских покоях. Поскольку жена Талиса осталась дома, а Алиан заявлял, что жены у него нет, Амма сидела во главе совсем небольшого стола, предназначенного только для неё самой, её служанок, и Водды, жены Гваррика, её старшей сестры. Водда была стройной блондинкой с сонными глазами, одной из тех женщин, которые любят показывать себя чувственными глупышками, чтобы скрыть свой острый ум. Она фактически организовала и возглавила фракцию, которая подталкивала её мужа к борьбе за Аберуин. При этом следует отдать ей должное, её побуждения заходили гораздо дальше мелкого желания тратить собираемые с Аберуина налоги на шёлк из Бардека. Их мать Линед когда-то вела ужасную жизнь любовницы гвербрета Тингира. Тот часто пренебрегал ею, и в конце концов предпочёл леди Ловиан. Тяжело быть проигравшей соперницей. Линед приходилось мышкой пробираться по коридорам и залам дана Аберуин. Хотя Линед давно умерла – недобрые языки шутили, что она умерла, чтобы избавиться в равной степени, как от господина, так и от его жены –
её дочери очень хорошо помнили свои дни при дворе.– Ловиан всегда была так добра, – заметила Водда, когда подали зажаренную заднюю часть кабаньей туши. – Думаю, это было самое худшее, – её доброта.
– В особенности после того, как мама умерла, – Амма взяла нож с длинным лезвием и подняла его остриём вверх. – Мне резать?
Когда остальная часть кабана появилась на столе у мужчин, камерарий нарезал несколько кусков, разнёс гостям, затем отправился назад, чтобы сесть во главе своего стола для рождённых благородными слуг, установленного на некотором удалении. Мужчины за столом лорда Даррила вкушали с мрачным видом, едва ощущая вкус еды, но продолжали говорить.
– Дело в том, что мы никогда не соберём достаточно всадников, чтобы взять Аберуин, – высказал своё мнение Даррил. – На севере недостаточно ни людей, ни лошадей.
– Если дело дойдёт до войны, – вставил Талис. Даже он сам слышал, как нервно прозвучали его слова.
– Ну, конечно, если , – Даррил улыбнулся ему и вытер усы тыльной стороной ладони. – В чем дело, Тал? Именно ты заварил эту кашу. Ты выгнал оленя из логова. А теперь, когда началась охота, беспокоишься?
– Я никогда не думал, что мы будем вооружать толпу проклятых крестьян, чтобы они сражались за нас, – Талис посмотрел на Алиана с убийственным выражением, а тот в ответ посмотрел пустыми глазами. – Мне это не нравится.
– Господа, – Алиан встал, его тёмная кожа отливала синим в свете пылающего камина. – Я – только один из слуг клана Медведя, а не один из господ благородного происхождения. Позвольте мне оставить вас, чтобы вы обсудили этот вопрос между собой.
Даррил поколебался, затем подозвал слугу и велел ему перенести деревянный поднос, с которого ели жареное мясо, и кубок бардекианца на стол камерария.
– Доволен, Талис? – спросил Гваррик, слегка пошмыгивая носом. Он был сильно простужен, его бледно-серые глаза слезились, а длинный нос, похожий на нос кролика, постоянно тёк.
– Дарро, я не хотел оскорбить твоего человека. Но я сказал то, что хотел сказать. Да, мне не нравится идея вооружать пиками толпу непонятно кого и обучать их сражаться, как проклятые островитяне.
– У нас, по-твоему, есть какая-нибудь иная надежда победить? Тебе не очень-то повезло, когда ты пытался найти нам союзников на юге.
– Правильно, но ещё рано, рано. После того, как наступит осень и в Аберуине не окажется гвербрета, к нам придут люди.
– Может и так, – Гваррик чихнул. – Но послушай, Тал, не надо так огорчаться. Если я – единственный серьёзный кандидат, то, вероятно, Совет Выборщиков решит вопрос тихо и мирно.
– У Совета есть право отклонить твою кандидатуру и признать других претендентов.
– А ты, в таком случае, примешь решение Совета? – рявкнул Даррил. – Даже если оно будет направлено против нас?
– Приму, и посоветую тебе, друг мой, сделать то же самое. Я знаю, как много значит для тебя получить ту территорию, но…
– Гвербреты держат её несправедливо! – Даррил стукнул кулаком по столу, от чего кубки подпрыгнули.
– И держат уже сотни лет, – заметил Талис. – Поэтому, если они продержат её ещё какое-то время, то это не повредит чести твоего клана.
– В самом деле? Не слышал, чтобы ты проявлял такую же разумность относительно дана Бруддлина.
Талис почувствовал, как краснеет, но сумел удержать себя в руках.
– Я намерен принять решение Совета, даже если из-за этого потеряю то, что должно стать моим по праву.
– И все из-за моих пикинёров, да?
Вместо ответа Талис резко выдохнул и сделал большой глоток вина из кубка, чтобы успокоиться. Гваррик громко высморкался в большой платок.
– Не понимаю, почему мы так ужасно спорим, – признался потенциальный гвербрет. – Кажется, злоба нашла на нас внезапно, как этот проклятый насморк.
– Ты прав, – признал Талис. – Мои извинения, Дарро. В последнее время я бешусь, как кошка рядом с костром из веток жёлтой горной сосны.