Чары дракона

– Мне совершенно безразлично, как от него пахнет. Идём.

Они нашли Камделя сидящим за коровником на старом бревне. Он закусывал хлебом с кусками жёлтого сыра, аккуратно выложенными на старой льняной салфетке. Когда он увидел Блейна, то встал и поклонился. Эта попытка казаться достойным плохо вязалась с грязной рубашкой и коричневыми шерстяными штанами. Хотя глаза бедняги выдали, что он когда-то видел Блейна и помнит его лицо, он не мог вспомнить, кто перед ним. Потребовалось назвать имя. Однако физически Камдель был снова здоров, даже в некотором роде счастлив, и улыбался, когда рассказывал о своей спокойной жизни на пивоварне. Блейн остался доволен увиденным. Когда он в последний раз видел этого человека, Камдель дрожал, кричал и был худ, как палка. Он спятил от пыток, которым его подвергли мастера чёрного двеомера.

А теперь – по крайней мере, так сказали Блейну, – его любимый кузен Родри находится в руках тех же злых людей.

Хотя обычно Блейну удавалось об этом не думать, временами, когда он меньше всего ожидал этого – например, когда разговаривал с кем-то из вассалов или просто шёл по коридору, или лениво смотрел из окна, – воспоминания всплывали, подобно появлению наёмного убийцы, и словно ударяли его ножом. Родри может сейчас страдать так, как страдал Камдель. С этой мыслью приходила ярость, от которой перехватывало дыхание, Блейн хватал ртом воздух, его грудь разрывало от гнева, и он снова клялся, что отомстит. Если эти чёрные маги заставили его кузена страдать хотя бы столько, сколько длится крик петуха, то ничто на земле, ни король, ни двеомер, не остановят его. Он поднимет армию и бросит её на Бардек, как стаю орлов. Даже если ему придётся ограбить свой рин и он попросит вернуть ему все долги чести и оплатить услуги, которые он когда-либо оказывал другим. Поскольку он принёс в этом клятву – как богам, так и чести своего клана, – то это было не простое хвастовство.

Блейн удивился бы, узнав, что Тёмные Братства знают о его ярости, но получил бы удовольствие, также узнав, что они её боятся.

Центральное плато и в особенности горная местность южной части Суртинны, самого большого острова Бардекианского архипелага, в то время оставались почти не заселены. Там имелись обширные безлесные возвышенности, которые спускались вниз с острой как нож молодой горной цепи.

Номинально безлесные возвышенности подпадали под юрисдикцию архонтов Пастедиона и Вардета, которые раздавали ярлыки на пользование землёй тем, кто их поддерживал, по своему желанию и капризу, поскольку ястребы и полевые мыши, которые там жили, никогда не спорили по этому поводу. Владельцы земли в свою очередь сдавали участки земли в аренду под фермы или скотоводческие хозяйства или даже, в нескольких редких случаях, под летние домики для отдыха богатых господ. Хотя доход от этого был небольшим, престиж – огромным. Имелось ещё одно преимущество: архонты и законы находились далеко, даже очень далеко, поэтому имеющий права на землю мог жить так, как пожелает, подобно господину из Дэверри.

Высоко в сердце горной местности, прямо под нависающими чёрными горами находилось поместье, которое купили и построили около семидесяти лет назад. Это сделал ушедший в отставку государственный чиновник по имени Тондало. Хотя поместье получало арендную плату с нескольких свободно рождённых скотоводов, его рабы производили достаточно продуктов питания и холста, и всего остального, чтобы поместье оставалось самодостаточным. Только изредка кто-то из рабов Тондало появлялся на рынке в Ганджало, местном городке. Ещё более редко к воротам подъезжали посетители. Поскольку немногочисленные соседи были слишком заняты, обрабатывая собственную землю, чтобы совать нос в дела поместья, все предполагали, что поместьем управляет третье поколение наследников Тондало. Они испытали бы шок, узнав, что сам старик все ещё жив, хотя конечно не пребывает в добром здравии.

По правде говоря, Тондало не мог иметь наследников, поскольку был евнухом. Его кастрировали ещё мальчиком, чтобы лишить семьи и таким образом ограничить его интересы государственной службой Вардета. Он обладал прекрасным умом и очень хорошо запоминал детали, поэтому высоко поднялся и активно участвовал в политике своего города. Он стал достаточно богат, чтобы вначале купить себе свободу, затем – впечатляющий дом в городе и, наконец, уединённое поместье. Теперь ему было сто шестьдесят с лишком (на самом деле он не помнил точно, когда родился) и он жил в уединении, столь ему необходимом. Тондало так сильно растолстел (ненавистное наследие кастрации, а не естественный результат любви к удовольствиям и хорошей пище), что путешествие для него стало практически невозможным. Кроме того, уединение требовалось ему для работы. Он так давно и так глубоко занялся искусством чёрного двеомера, что являлся в некотором роде руководителем братства – в той мере, в какой их поклявшееся хаосом сообщество могло его иметь. Для коллег, практикующих чёрную магию, у него больше не было имени. Он просто назывался Старцем.

Конечно, в большинстве случаев ему и не требовалось сниматься с места. Он мог смотреть в чашу, наполненную чёрными чернилами, и таким образом поддерживать связь с другими членами Тёмного Совета. Таким же образом он следил за действиями своих многочисленных союзников и любимцев по всей Суртинне. Время от времени появлялся посыльный, который приносил книги и необходимые для различных занятий предметы. (Конечно, посыльный никогда больше не покидал пределы поместья, по крайней мере, живым.) Когда Совет встречался полным составом, то это происходило в воображаемом храме на астральной плоскости, а не где-то в горах или городах Бардека. Тем не менее, временами Старец искренне желал попутешествовать по важным делам вместо того, чтобы быть вынужденным доверять молодым ученикам чёрной магии, которые разъезжали повсюду за него. Из-за своей природы изучение чёрного двеомера делает человека крайне недоверчивым.

Таким важным он считал дело Родри Майлвада. Если бы он мог, Старец сам бы отправился в Дэверри, чтобы руководить похищением и размещением жертвы. Но поскольку ему пришлось доверить работу ученику и наёмным убийцам, он постоянно раздражался, гадая, все ли они делают правильно. При этом Старец не мог просто заглянуть в чашу с чёрными чернилами и посмотреть на события, поскольку все важные действия происходили или в самом Дэверри, или на другом острове, а даже самые величайшие разумы двеомера в мире не могут видеть через большие открытые водные пространства. Испарения простейшей силы, в особенности над настоящим океаном, просто закрывают образы, как туман. Если бы Старец попытался путешествовать через них в световом теле, волны и удары той же силы сломали бы его астральную форму и привели к смерти.

Поэтому ему оставалось только сидеть в своём доме, ждать и размышлять. Особенно его беспокоила сложность плана. Ещё во время работы на государственной службе он усвоил: чем сложнее проект, тем больше вероятность провала, а в этом деле насчитывалось не меньше изгибов и поворотов, чем дорог в Дэверри. Если бы Старец мог потратить пару лет, то он долго думал бы и медитировал, пока не разработал бы ясный и простой, как лезвие меча, план, но времени было мало, а угроза нависала, и он не мог дозволить себе такую роскошь. На протяжении последних десятилетий различные последователи тёмной тропы много работали, чтобы установить надёжную опору в Дэверри, в особенности при дворе самого короля. Как раз когда их планы уже были доведены до нужной кондиции, о них узнал Невин и одним жутким летом уничтожил большую часть их работы. Во многом тот старик представлял угрозу самому существованию чёрного двеомера. Кроме того, он являлся ненавистным личным врагом Тондало. Когда Старец проанализировал все эти вещи, то прошлой зимой пришёл к выводу: Невин должен умереть.

Конечно, решить было легко, но привести план в исполнение не так легко. Во-первых, Старцу потребуется в основном действовать в одиночку, поскольку он просто не мог никому доверять в этом деле. Те члены Тёмного Братства, которые желали заполучить его место, вполне могли в последний момент сдать его Невину – просто для того, чтобы от него избавиться. Если Старец хотел надёжных союзников, ему потребуется за них заплатить наличными и при этом держать в тайне свои истинные намерения. На островах можно нанять высококвалифицированных наёмных убийц. Нужно только знать, где их найти. Прошлым летом Старец нанимал гильдию Братства Ястребов, как они назывались, чтобы провести в жизнь часть своих планов. К сожалению, только часть.

Поскольку отправлять простого убийцу против человека, обладающего силой Невина, было бы смехотворно, Старец придумал способ завлечь того на острова, где его силы, черпаемые из души Дэверри и земли Дэверри, сильно уменьшатся. Там он окажется далеко от военной помощи таких людей, как гвербрет Блейн. По всем законам магии, в Бардеке Старец должен ударить с позиции силы, с ментальной возвышенности, в особенности потому что, как кажется, Невин всегда работает один и поэтому скорее всего приедет один. Когда Старец стал искать приманку для капкана, то решил взять Родри. Молодой человек был важен для будущего варварского королевства. Кроме того, он являлся одним из личных друзей Невина. Первой мыслью Старца было просто убить парня после того, как пленник будет использован для ложного следа. Однако Старец знал, что Невин способен видеть на высшей ментальной плоскости. Он может обнаружить, что Родри мёртв. Мастер Эфира навряд ли станет пересекать море просто для того, чтобы должным образом похоронить погибшего друга. С другой стороны, после того, как Невин придёт по следу, держать пленника у себя в доме тоже опасно. Старец не желал отправляться в бега. Точнее, ковылять в бега, как он, скривившись, признался самому себе – спасая свою жизнь, подобно барсуку, которого выкурили из норы.

Как показалось Старцу, лучше всего доставить Родри в Бардек, очистить его память, чтобы он не мог явиться к одному из законопослушных архонтов и объявить о том, кто он есть на самом деле, – а затем отпустить его, спрятав на виду, как обычного раба, который просто катится по жизни туда, куда его ведут судьба и удача. Рано или поздно Невин придёт. А когда он явится в Бардек, его здесь будет ждать Старец.

Бардек 1064

Ясное небо, птицы морские кричат;Волны, на берег бросаясь, кипят;В сердце иссохшем – ненависти яд.Лливарч Прародитель