Чары колдуньи

Деревлянские волхвы и жрецы в этот день собрались на Кременице, еще называемой Святой, — самой высокой и неприступной из коростеньских гор. Гранитные кручи над Ужей издавна были заселены — сперва дулебами, потом деревлянами, их внуками, а в незапамятные времена и вовсе какими-то неведомыми народами, от которых на Кременице остались черепки грубо вылепленных горшков. Святилище находилось здесь всегда, будто самими богами устроенное при создании мира, — окруженное двумя валами, на которых в велики-дни раскладывались очистительные огни, с просторными обчинами, где могли поместиться за длинными столами старейшины племени деревлян. Отсюда открывался широкий вид — на Ужу, серую под серым небом, на остатки желтой листвы на ветвях, на розовато-серые холодные камни, валуны, выступающие из земли и воды на всем берегу, усеявшие ложе реки так густо, что по ней едва могли проходить лодьи.

Сейчас служители богов собрались для того, чтобы чествовать Марену в дни ее прихода. Изображать богиню должна была молодая волхва по имени Лебедина — рыжеволосая, одетая во все белое, с зачерненным сажей лицом. Но даже они не знали, что богиня явится в другом облике.

И когда она появилась в воротах святилища, между двумя резными столбами-чурами, — в волчьей накидке, с косичками в распущенных волосах — дорожками духов, — вздрогнули даже волхвы — такой силой от нее веяло. Деревлянские служители богов очень хорошо знали друг друга, и каждый видел, что эта женщина пришла издалека.

— Кто ты и из какого мира? — шагнув вперед, старший из жрецов, Далибож, отец Лебедины, первым задал ей тот вопрос, который пришел в голову всем, — вопрос, который каждый из волхвов задает духам, встреченным в Навьем мире. Это получилось само собой — гостья гораздо больше напоминала порождение Нави, чем создание из мира живых.

Она ответила не сразу, а сначала окинула их оценивающим взглядом — Далибожа, старую бабку Мару, травницу Творяну, кудесника Чадомила, Волота и Держигора, Лебедину в обрядовом наряде — все в лучших уборах, надетых в честь прихода Марены, но слишком растерянные и явно не готовые к тому, что она действительно придет!

На миг повисло молчание — страшный и тревожный для всякого волхва миг. Если дух не хочет отвечать — значит, он враждебен и предстоит схватка, которая может окончиться гибелью любого из соперников.

Но все же гостья ответила.

— Я родилась от женщины, и эта женщина передала мне кровь князей и мудрость волхвов, — сказала она низким невыразительным голосом, и взгляд ее серых, как железо, глаз был мрачен, но спокоен.

— Откуда ты пришла?

— Из-за лесов дремучих, из-за болот зыбучих, из-за рек огненных. Прислала меня Мать Мертвых и Велес, отец мой.

— Как твое имя?

— Незвана, — с гордостью ответила она, и волхвы невольно переглянулись.

Она носила одно из имен самой Марены — той, что всегда приходит незваной. Но в то же время Далибож вспомнил, что уже слышал о женщине с таким именем, считавшейся дочерью Велеса.

— Твоя мать — Безвида? — уточнил он.

— Да, это так.

— А к нам зачем? — спросила старая волхва, которая сама носила имя Мара, — с тех пор, как приняла на себя обязанность провожать умерших к Хозяйке Навей и ушла жить в лес, за грань человеческого мира, не взяв с собой даже прежнего человеческого имени. Весь вид ее выражал уж никак не радость и гостеприимство. Волхвы, чувствительные к колебаниям Лада Всемирья, уже слышали в завывании ветра дурные предвестья.

— Мать Мертвых к деревлянам благосклонна — сожнет врагов их серебряным серпом, обмолотит костяным цепом, в прах перетрет жерновами каменными. Я принесла деревлянам и князьям их благословение Темной Матери, а врагам их — погибель.

— Это какие же враги?

— Князья полянские. Или вы не ведаете, что нынешней осенью киевский князь Аскольд в жены взял деву из ильмерских словен и против вас с ними докончание утвердил? Погубят вас поляне, и никто не спасет, кроме Темной Матери. Я принесла вам силу ее — песнь Мары звучит во мне! Величайте же Черную Мать! — вдруг возвысив голос, требовательно воскликнула она и прижала кулак к груди, и все волхвы сделали то же самое, чествуя хозяйку Нижнего мира.

И вскоре с вершины Святой горы полетели звуки кудеса, разносясь над рекой, проникая в каждое из жилищ, разбросанных по вершинам и подножиям Коростеньских гор, — низкие, гулкие, незнакомые звуки нового кудеса, никогда еще не певшего здесь. Деревлянские волхвы стали в круг, а в середине плясала и била колотушкой в свой кудес пришелица, вращаясь и выкрикивая хвалы Темной Матери — Маре.

Народ постепенно собирался, одолевая страх, толпился на свободном пространстве внутри вала, не сводя глаз с пляшущей фигуры: одетая в волчью шкуру, в облаке темных волос, неистово скачущая, бьющая в кудес, по-звериному поющая, она сама была живым воплощением богини смерти. Ее пляска, ее пение, голос ее кудеса стучали в незримые ворота Иного Мира, пробивая проход, через который войдет Кощная Мать, чтобы назначенный срок властвовать над земным миром. Глядеть на нее жутко было всем — и волхвам, и народу, и князю Мстиславу, стоявшему в первых рядах толпы со всей семьей: женой, двумя сыновьями, невесткой и маленьким внуком, которого мать держала на руках. Трехлетний мальчик прятал лицо и плакал от страха. В чертах самого Мстислава, крупного мужчины с широкой полуседой бородой, отражалось колебание. Он тоже испытывал страх перед воплощением Темной Матери, но уже знал, что она обещает ему помощь в самом важном деле его жизни — борьбе с полянскими князьями. Сейчас, когда наступали Марины дни, не принять ее служительницу было никак нельзя, несмотря на всеобщий страх и ожидание бед.

Звучал кудес, кружилась в пляске Марена, пока не упала наземь, словно бездыханная, — но круг волхвов продолжал движение, поддерживая ее вырвавшийся из тела дух, чтобы он мог исполнить назначенное и вернуться. Годовое Коло вращается и временами отдает земной мир под власть Марены — здесь ничего нельзя изменить.

Вслед за Незваной вдруг упала и бабка Мара — упала и замерла. И только потом, когда радения кончились, ее подняли и обнаружили, что она не дышит, — дух так и не вернулся в тело, навек оставшись во владениях Кощной Матери…

Глава 1

Киев, полянская земля, 894 год, весна

Князь Аскольд стоял на уступе крутой тропы, ведущей с вершины Горы к Подолу, и смотрел на приближающиеся лодьи. Рослый, в красном плаще, в шапке, отороченной куницей и покрытой византийским самитом с золотым шитьем, он ждал, сложив руки на груди, но так, чтобы дорогой франкский меч, отцовское наследство, был хорошо виден. Позади него теснилась дружина. В первых рядах выстроились нарочитые мужи — иные из знатных полянских родов, иные с козарской, варяжской либо саварской кровью в жилах. Тем же разнообразием отличались и кмети, расположившиеся еще дальше, — как и его отец, князь Аскольд держал при себе постоянную дружину, хоть и небольшую, но не знающую иной семьи и преданную только ему: кмети считались младшими членами его рода и потому носили звание детских. Здесь были русобородые поляне, иные из которых носили усы и длинный клок волос на макушке выбритой головы по примеру козар и саваров, сами козары в суконных кафтанах и с саблями у пояса. Варягов не было: старые хирдманы князя Дира давно покинули земной мир, а их потомки, родившиеся от полянских женщин, обликом и речью почти не отличались от прочих местных уроженцев. Даже язык своих северных предков Аскольд знал гораздо хуже, чем его третья жена, княгиня Дивомила, выросшая на берегу Варяжского моря, — ему было не с кем здесь на нем разговаривать. Варяги, иногда добиравшиеся сюда по торговым делам, как правило, говорили по-словенски, из-за чего в более дальних западных землях, у чехов и ляхов, их тоже считали словенами и плохо понимали разницу между собственно словенами и русью.

Сегодня он вышел на берег, получив весть о прибытии деревлянского обоза. Через Днепр, а значит, через Киев деревляне сбывали на юг и восток свои товары и поэтому были вынуждены поддерживать с полянами хоть какое-то подобие мира. В прежние годы они не раз пытались захватить выгодное место, и порой им это удавалось. Более тридцати лет назад деревлянский князь Володимер Бориполкович захватил Киев и перебил всю дружину князя Святослава с ним самим во главе. Но так случилось, что именно в это время из-за Греческого моря вернулся северный вождь Ульв по прозвищу Зверь, то есть Дир на северном языке [1] . Зная, что за время этого похода его сородичи-свеи были изгнаны из Ладоги восставшими словенами, и понимая, что возвращаться ему некуда, он заключил союз с полянами и при их поддержке одолел Володимера деревлянского. Старшая дочь Святослава, Елинь, в то время уже была замужем и имела детей, но младшая, Придислава, оставалась в девушках. Ульв Дир взял ее в жены, и вече, которое собрали оставшиеся в живых поляне, признало его своим князем. С тех пор он, опираясь сначала на свою заморскую дружину, а потом на окрепших полян, вполне успешно оборонял днепровские кручи от посягательств, потому и сумел прокняжить полтора десятилетия и передать власть сыну. Но и деревляне не забыли тогдашнего поражения, и нынешний князь Мстислав Володимерович не терял надежды сделать то, что не удалось его отцу.

1

От древнескандинавского слова «dyr» — «зверь», возможно, прозвища, которое могло быть славянами воспринято как имя.

Напряженный взгляд Аскольда, скользя по приближающимся лодьям, довольно скоро нашел крепкого молодого парня — не выше среднего роста, но плечистого, из-за чего он даже казался слишком широким, с круглой головой, крупными грубоватыми чертами лица, благодаря чему выглядел старше своих восемнадцати лет. Княжич Борислав Мстиславич был некрасив, но сила и твердость, даже норов, отражавшийся во всем его облике и в выражении лица, заставляли с ним считаться. Цветные греческие шелка и прочую дребедень он презирал, носил простую, зачастую некрашеную потрепанную одежду, мало чем отличавшуюся от рубахи и портов любого отрока, и только на пиры и жертвоприношения будто через силу одевался так, как пристало наследнику княжеского рода. Вот и сейчас князь Аскольд не распознал бы княжича среди прочих гребцов, налегавших на весла, если бы не знал его в лицо. Но уж это лицо он знал очень хорошо! Не было для него на свете человека более ненавистного, чем тот, кто, не скрываясь, собирался сделаться его наследником!