Чары крови и роз. Другая история Белль

– Детка, твоё платье готово, – с улыбкой сказала миссис Марч, держа в руке узкую лопатку, которой взрыхляла землю в горшке с бегонией. – Оно в коробке на столе.

Белль увидела белую коробку, перевязанную лавандовой лентой и, нетерпеливо развязав бант, аккуратно подняла крышку.

– Ох… – восхищённо выдохнула Аннабелль. – Вы всё-таки выбрали этот атлас… Он же такой дорогой… – и коснулась тонкой и нежной, струящейся как вода, переливающейся лавандовой ткани.

– Надевай скорее, – произнесла миссис Марч, вытирая руки полотенцем. – Сейчас я только дверь закрою.

Когда Аннабелль надела платье, миссис Марч попросила её повернуться, застегнула на спине потайную молнию и оправила длинные рукава.

– А декольте не слишком глубокое? – с беспокойством спросила Белль, придирчиво осматривая себя в зеркале.

Миссис Марч рассмеялась:

– Детка, это ты называешь декольте? – она показала на круглый вырез платья, слегка открывающий ключицы. – Не бойся, милая, – она ласково коснулась руки Белль. – Это платье достаточно скромное. А ткань и правда прелестная, – миссис Марч приподняла пальцами подол. – Подчёркивает фигуру. – И, кажется, заметив, что Белль вновь забеспокоилась, добавила: – Но целомудренно.

Аннабелль улыбнулась себе в зеркало, немного успокоившись.

Нежно-лавандовое платье струилось от талии до самого пола мягкими складками, красиво и переменчиво переливаясь при каждом движении. Расшитый бисером лиф обтягивал тонкий стан Белль, сияя в свете ламп. Длинные свободные рукава не скрывали изящества рук и заканчивались узкими манжетами, также украшенными бисером.

Прохладная мерцающая ткань оттеняла загар Белль, делала выразительнее её огромные карие, почти чёрные глаза. Лишь в такие моменты как этот, Аннабелль по-настоящему радовалась, что нечеловечески красива.

– И ещё сюда жемчужное колье, – сказала миссис Марч, в задумчивости склонив голову на бок. – И, конечно, волосы в причёску, – она приподняла собранные в тяжёлую косу каштановые волосы Белль, любуясь образом в зеркале. – А, и туфли! – вспомнила миссис Марч и, отпустив косу, пошла за другой коробкой.

Лавандовые босоножки на тонком каблучке с полупрозрачными бабочками на ремешках были восхитительны. Белль ужасно захотелось их примерить, но она знала, что на бал их точно не наденет.

– Миссис Марч, они прелестны, – произнесла Белль, взяв одну босоножку. – Но я не могу их надеть, – вздохнув, с грустью произнесла она и положила босоножку обратно в коробку. – Вспомните, что было на позапрошлый рождественский бал.

– В тот раз у тебя было платье чайной длины, – возразила старушка. – И сейчас уже все помнят про штрафы.

Белль снова вздохнула и твёрдо сказала:

– Нет. Я надену лодочки d'Orsay, которые купили к Молочному балу.

– Но ты их уже надевала на День города!

– Никто не заметит, – улыбнулась Белль. – Но босоножки я не могу… Это только людей дразнить.

– Значит, оставим на следующий раз, – решила миссис Марч.

– Вряд ли к Рождеству что-то изменится, – вздохнув, возразила Белль. – Лучше сдать их. Очевидно, они недешёвые. Расстегните, пожалуйста молнию, – и она повернулась к миссис Марч спиной.

Пока миссис Марч помогала снимать платье, Белль думала, что вряд ли когда-нибудь сможет выйти из дома в таких босоножках или в топе на бретельках, или в платье-комбинации, или короткой юбке. Каждый открытый участок её кожи – как красная тряпка для некоторых людей. Можно было бы, конечно, взять кого-нибудь из полиции в охрану, но зачем? К ней не позволят прикоснуться, но чужую похоть она всё равно будет чувствовать, а это ужасно неприятные ощущения. И ради чего? Белль обругала себя за то, что вообще об этом думает, надела своё закрытое лавандовое платье из джерси и, поблагодарив миссис Марч за помощь, пошла в зал заседаний.

Там уже собрались все члены Совета Основателей, кроме мисс Уэлш: крёстная Белль была на репетиции оркестра с хэллоуинской программой танцев. Мисс Уэлш давно не играла сама, и в этом году, как и в предыдущих, концертмейстером оркестра была одна из её учениц. Белль не хотела себе признаваться, но ей было обидно, что крёстная пошла поддержать пианистку, которая, очевидно, и так справится, а не Белль, свою крестницу, нуждавшуюся в поддержке гораздо больше: ведь сегодня на заседании вновь присутствовал судья Морган. Белль тут же укорила себя за эгоизм. Да, в присутствии крёстной, источавшей царственную уверенность, ей было бы легче, но она справится и сама. Мисс Уэлш была старой знакомой дедушки, и Белль знала и любила её с рождения, хоть порой крёстная казалась отстранённой и говорила притчами.

Белль вскинула подбородок и, сконцентрировавшись на текстуре ткани своего платья, прилегающего к коже, на тяжести косы, лежавшей на спине, и не позволила похотливым чувствам судьи Моргана проникнуть под её защитный барьер. Вот почему судья не любит свою жену?.. Она молодая, симпатичная, покладистая, души в нём не чает и недавно подарила ему сына, а он! Может, такие, как судья Морган не способны любить, и чары фейри тут не при чём? Не было бы фейри, нашёл бы другую девушку для вожделения… Хорошо, что остальные мужчины в Совете любят своих жён, иначе Белль бы не вынесла эти собрания.

Пока все рассаживались по местам и обменивались приветствиями, мистер Джонсон выразил мэру восхищение новой статьёй его дочери. Марина Купер изучала психологию в Оксфорде и вот уже два месяца занималась исследованием так называемого Элфинского синдрома. Его суть состояла в том, что, уезжая с Элфина, человек годами продолжает скучать по нему, ища повсюду его частички и мечтая вернуться, но вернувшись, его тянет прочь, потому что остров за годы разлуки стал для него слишком тесен. Но стоит уехать, и человека снова тянет обратно. Термин «Элфинский синдром» появился в узких кругах ещё лет двадцать назад, но впервые изучить его и рассказать о нём научному сообществу решилась Марина Купер в сентябре этого года. Её тут же забросали письмами со своими историями о взаимоотношениях с Элфином, создав ей большую базу для исследования. Белль вновь задумалась, а будет ли её тянуть домой, когда она уедет в Нью-Йорк?..

Мистер Купер был польщён оценкой мистера Джонсона и сердечно поблагодарил его. Он гордился дочерью и был рад, что теперь ею гордятся многие торнфилдцы. Затем он поприветствовал присутствующих и объявил Совет Основателей открытым.

Мистер Купер, мистер Свон, мистер Вуд и мистер Джонсон как всегда активно вступили в обсуждение, судья Морган не сводил с Белль глаз, а мистер Уайт и шериф Вольфген молчали, почти равнодушно наблюдая за беседой. Ледяное спокойствие Виктора Уайта и повышенная сосредоточенность шерифа нервировали Белль почти так же, как сладострастное внимание судьи Моргана.

Совет Основателей, как всегда, начался с обсуждения не самых интересных, но важных тем: количество запросов на туристические визы на Элфин, экспорт вина и сыров, требующий ремонта паром, необходимость после июньского землетрясения экспертизы вулканологов, участившиеся сбои мобильной сети, украшение города к Хэллоуину.

– Площадь Перемирия в этом году украсят декораторы из Лондона, – сказал мэр. – Мистер Голдинг уже всё оплатил.

– Это тот, который спонсировал День города в этом году? – уточнил Питер Джонсон, главред «Торнфилд ньюз», и пролистнул свой ежедневник. – И День осеннего равноденствия, – добавил он.