Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Все показное слетело с Джулиуса, его глаза сверкали открытой злобой и враждебностью.

– Я знаю, что это нарушение закона – нанимать на работу особу, у которой нет легального права работать во Франции.

– Если вы хотите официальной ссоры с нами, мсье, – быстро и отрывисто сказал Люссак, уже направляясь к двери, – тогда я могу предложить вам обратиться за инструкциями к адвокату, а пока…

Он открыл Дверь.

– Магдален было шестнадцать лет, когда она убежала из дома, – злобно произнес Джулиус, тоже вставая. – Я – не лицемер, и поэтому не буду делать вид, что огорчен ее исчезновением из нашего дома. Она всегда

была груба и вела себя со мной вызывающе. Но ее мать и младший брат, и ее бабушка, старая почтенная дама, настоящая леди, очень страдали от неизвестности и страха, что может приключиться с девочкой…

– Да вы настоящий лжец! – взорвалась Мадлен, ее голос дрожал.

Ее отчим игнорировал ее.

– Вы сознательно дали ей убежище, мсье Люссак. А ваша жена к тому же еще была рада заполучить дешевую выносливую рабочую силу…

– Пожалуйста, немедленно уходите, – в голосе Эдуарда Люссака была сдерживаемая ярость.

– Я ухожу, но не думайте, что на этом все закончится…

– Вон отсюда!

Джулиус прошел мимо него.

– Если б я был на вашем месте, мсье Люссак, я бы вышвырнул девчонку до того, как она преподнесет вам серьезные и неприятные сюрпризы.

Он повысил голос, обращаясь назад в глубь гостиной:

– Adieu, Magdalen. [83]

Когда за ним захлопнулась дверь, Мадлен уже плакала безудержными, надрывными слезами, не в силах больше их удержать. Габриэль обняла ее за плечи.

– Простите меня, – всхлипывала Мадлен. – Мне так неловко.

– Это – не твоя вина, моя дорогая.

– Конечно, это я виновата.

– В том, что у тебя такой неприятный отчим? Едва ли.

– Мне так жаль, – сказала опять Мадлен, шаря в кармане в поисках носового платка и вытирая слезы. – Я должна была ему сразу сказать, чтоб он уходил – мне нельзя было позволять ему говорить с вами.

83

Прощай, Магдален (фр.).

– Ты не смогла б его остановить, Мадлен, – Габриэль взглянула наверх, когда в комнату вошел Эдуард Люссак. – Ca va, ch'eri?

– Oui, oui.

Он сел. Он выглядел напряженным и растерянным.

– Может, мне нужно было сдержаться и дальше, но боюсь, у меня было такое сильное желание ударить этого человека, что лучше было увидеть его спину…

– Он подлый и гнусный человек, – сказала Мадлен. – Простите меня.

– Перестань извиняться, ma ch`ere, – успокаивала ее Габриэль. – Нам всем нужно выпить чаю, или что-нибудь покрепче, и вернуться к нормальной жизни.

Она взглянула на часы на каминной доске.

– Ты куда-нибудь пойдешь сегодня, Мадлен?

– Я собиралась, мадам, но…

– Тогда иди и переоденься.

– Но… – Мадлен колебалась. – То, что сказал мой отчим… что меня нужно уволить… я думаю, вам нужно это сделать.

– Глупости, – уверенно сказал Эдуард.

– Но он будет делать вам гадости – я не могу этого допустить.

– У моего мужа отличный адвокат, – возразила Габриэль. – И поэтому тебе не о чем беспокоиться.

Антуан ждал ее в кафе уже больше часа, когда пришла Мадлен. Увидев ее лицо и разъяренные глаза, он заказал коньяк и заставил ее выпить несколько глотков, прежде чем позволил ей говорить.

– А теперь расскажи мне что

произошло. Что плохо?

– Все.

– Уверен, что нет, – он погладил ее по щеке. Она рассказывала ему, и ее страдания вырастали по мере того, как она говорила.

– И теперь у меня нет иного выбора, как только уйти с этой работы.

– Люссаки никогда не предложат тебе такое.

– Конечно, я знаю – но я убеждена, что Стефан сделает то, что он грозился сделать, если я останусь. Я не вынесу, если стану причиной их беспокойства и неприятностей – они были так добры ко мне.

– Viens, – сказал Антуан, бросив деньги на столик и вставая.

– Куда?

– В лучшее место для решения проблем.

Они пошли в Люксембургский сад, и обнаружив, что бельведер не занят, сели. Оттуда был виден фонтан Медичи – вокруг них кипела жизнь, но сами они были в чудесном уединении.

– Все испорчено, – сказала Мадлен. – Теперь, когда они знают, где я. Париж был мой, – она в отчаянии прижимала руки к груди. – Моя жизнь была полностью отделена от них, без прошлого. А теперь они вторглись в мой собственный мир.

– Не совсем, – сказал Антуан. – Может быть, сейчас тебе так кажется, но это не так.

Он пожал плечами.

– Это был твой секрет, и теперь они, может, знают кое-какие факты – просто мелкие детали, вроде того, где ты была, и с кем ты виделась. Но это просто голый остов – и ничего больше.

Они ведь не проникли в твое сердце или твою голову – они не могут изменить твой опыт или твои чувства.

– Но у меня такое чувство, что за мной следят – даже теперь.

– Если б только не Сильвия послала это письмо, – Антуан покачал головой, его волосы слегка упали на лоб. – Мне тяжело думать, что это она предала нас.

– А кто еще мог это сделать?

– Действительно, кто? – его глаза были рассерженными. – Я думал, мы друзья – ты знаешь. Она работала у меня четыре года, а наш роман длился лишь три месяца. Я никогда не намекал на какие-либо обязательства, но и она тоже.

Мадлен сказала тихо:

– Ты говорил с ней о нас?

– Совсем немного – но Сильвия часто была в ресторане, когда мы с тобой разговаривали, да? Думаю, она слышала больше, чем нам кажется.

Его рот сжался в твердую полоску.

– Я так хотел остаться ее другом… я хотел, чтобы она знала – я ценю ее как человека, хотя люблю тебя.

– Что ты будешь делать?

Он закурил сигарету.

– Сильвия уйдет оттуда сегодня вечером.

– А ты уверен?

– Как ты можешь сомневаться?

Они ушли из бельведера и побрели, рука в руке, к восьмиугольному пруду, где дети играли с маленькими корабликами. Мадлен немного успокоилась, но у нее все равно оставалось тяжелое чувство, что ей нужно что-то менять, что семья Люссаков, которой она стольким обязана, не должна подвергаться риску – даже самого тривиального юридического толка.

– Поэты и писатели всегда приходили в этот парк в поисках вдохновения, – сказал ей Антуан. – Бодлер, Гюго, Жорж Санд – и художники тоже. Если я приходил сюда во время кризиса, то часто уходил, приняв мудрое решение. – Он улыбнулся. – Или по крайней мере с новой песней.

– А мой кризис?

– Он уже разрешился.

Антуан бросил на землю свою сигарету, затушил ее каблуком ботинка, и закурил новую.

– Пойдем ко мне, – сказал он мягко. – Пойдем со мной, во Флеретт – работать со мной, петь для меня. И жить со мной.

Поделиться с друзьями: