Час близнецов

– Вот, вы уронили, – возвращая добычу удивленному гному, пробормотал кендер неловко.

– Мы ищем одну молодую женщину, – сказал Карамон и громко объявил ее приметы, как делал это в каждой таверне, что попадалась на их пути от Утехи и досюда. – Черные волосы, невысокого роста, хрупкого телосложения, с бледным лицом и в белом одеянии. Она – жрица...

– Ага, мы видали ее, – кивнул один из бродяг. Пиво в Карамоновой глотке забурлило.

– Д-да? – откашливаясь и отплевываясь, с трудом переспросил он.

Тас поднял голову.

– Где? – спросил он с тревогой.

– Мы шли через лес, к востоку отсюда, – ответил бродяга, указывая большим пальцем куда-то себе за плечо.

– Вот как? – с сомнением спросил Карамон. – А что вам самим понадобилось в тамошних краях?

– Мы охотились за гоблинами. Их полным-полно прячется по лесам вокруг Гавани.

– Загару гоблинских ушей платят три золотых, – поддержал его товарищ и улыбнулся беззубой улыбкой, – если, конечно, повезет.

– Так что женщина? – вернулся к занимавшему его вопросу Тассельхоф.

– Да она, видать, тронутая. – Бродяга покрутил пальцем у виска. – Мы сказали ей, что окрестности кишат гоблинами и что ей не следует путешествовать одной. Но она ответила, что жизнь ее в руках не то Палантана, не то кого-то еще. В общем, эта штуковина, о которой она говорила, должна о ней позаботиться.

Карамон наконец откашлялся и поднес к губам кружку.

– Это очень на нее похоже, – заметил он. Тассельхоф вскочил на ноги и выхватил кружку из рук? исполина.

– Какого... – гневно вскинулся Карамон.

– Пойдем скорее! – перебил кендер, пытаясь заставить спутника встать. – Нам нужно идти. Спасибо вам за помощь, – обратился он к бродягам и, отдуваясь, потащил Карамона к дверям. – Где, вы говорите, она вам повстречалась?

– Милях в десяти к востоку отсюда. Тропа начинается там, за таверной – ответвляется от главной дороги. Идите по ней, и она проведет вас сквозь лес.

Раньше ею пользовались, чтобы сократить путь до Гатавая, но в последнее время там стало слишком опасно.

– Еще раз большое спасибо. – Тас вытолкал протестующего Карамона из таверны.

– Да будь оно все проклято, Тас! – сердито прорычал Карамон. – Куда мы спешим? Мы могли бы, по крайней мере, пообедать... – Он вырвался из рук кендера и попытался было вернуться в таверну.

– Карамон! – приплясывая от нетерпения, настойчиво повторил Тас. – Подумай хорошенько! Вспомни! Ты что, не понимаешь, где она? Взгляни... – Он сунул руку в одну из своих вместительных сумочек и вытащил оттуда целую связку карт.

Второпях разыскивая то, что ему было необходимо, он бросал лишнее прямо на землю.

– Взгляни! – повторил он, разворачивая нужную карту.

Гигант побагровел, пытаясь сфокусировать зрение на тонких перекрещивающихся линиях.

– Ну, что тут?

– Вот... вот тут, приблизительно, мы, а вот тут, к югу от нас, – Гавань.

Напротив нее расположен Гатавай. Вот тропа, о которой говорили твои собутыльники, а вот... – Кендер ткнул пальцем в карту.

Карамон прищурился.

– Ом... Омраченный Лес, – пробормотал он. – Омраченный Лес. Что-то знакомое.

– Конечно, знакомое! Мы чуть там не погибли! – завопил Тассельхоф, размахивая руками, словно мельничными крыльями. – Если бы Рейстлин не спас нас... – Заметив на лице Карамона ухмылку, кендер с горячностью продолжил:

– Что с ней будет, если она окажется там одна?

Карамон отвернулся от его умоляющего взгляда и, прищурясь, посмотрел на исчезающую в лесу заросшую тропу. Ухмылка его стала еще шире.

– Ты что, ждешь, что я ее остановлю? – поинтересовался он.

– Естественно! Мы должны ее остановить! – начал было Тас, но внезапно осекся. – Так ты с самого начала никуда не собирался, – глядя в глаза Карамону, негромко, но внятно проговорил кендер. – Ты с самого начала не собирался идти вслед за ней. Ты просто хотел прогуляться по округе, попьянствовать и повеселиться, а потом вернуться к Тике, пустить слезу и упросить ее взять тебя обратно, как последнего...

– А что ты хотел? – пряча глаза, пробормотал Карамон. – Как я могу помочь этой фанатичке отыскать Башню Высшего Волшебства?

Он чуть не плакал, но Тассельхоф не сводил с него уничтожающего взгляда.

– Я не хочу искать никакой Башни! Я поклялся, что никогда в жизни и близко не подойду к этому гнусному месту! Там они уничтожили Рейстлина, Тас. Когда он вышел, у него даже кожа переменилась и обрела этот жуткий желтый цвет. А глаза!

Эти проклятые глаза, которыми он видит только зло и смерть. Они изуродовали не только душу, но и его тело, Тас, – он кашлял так, что захлебывался и не мог дышать. И они... они заставили его убить меня! – Карамон судорожно всхлипнул и закрыл лицо руками.

– Он... он не убивал тебя, Карамон, – сказал наконец кендер, чувствуя себя совершенно беспомощным. – Танис рассказывал мне. Рейстлин не мог отвечать за себя – он был болен, весь изранен и ничего не видел вокруг. Он не понимал того, что делает.

Но Карамон только покачал головой, и мягкосердечный кендер почувствовал, что не может его винить. «Неудивительно, что он не хочет туда возвращаться, – с раскаяньем подумал Тассельхоф. – Наверное, мне следует отвести его домой. Вряд ли в таком состоянии от него может быть какая-то польза».

Но потом он вспомнил, что Крисания одна, в Омраченном Лесу...

– Однажды я разговаривал с тамошним духом, – сказал Тас, – но не уверен, что меня помнят. Кроме того, здесь таятся гоблины. И хотя я их нисколько не боюсь, однако мне кажется, что если их будет больше трех-четырех, то я с ними не справлюсь.

Тассельхоф растерялся. Если бы Танис был тут! Полуэльф всегда знал, что делать, и умел находить нужные слова. Уж он-то смог бы заставил" Карамона прислушаться к голосу разума. «Но Таниса здесь нет, – напомнил кендеру внутренний голос, который иногда был очень похож на голос погибшего Флинта. – Выпутывайся сам, раззява!»

«Я не хочу, не хочу, чтобы все зависело только от меня!» – в отчаянии взвыл Тассельхоф мысленно и прислушался, ожидая, что скажет ему внутренний голос. Но голос молчал. Тас остался один.

– Карамон, – стараясь говорить как можно солиднее и неосознанно подражая интонации Таниса, сказал Тассельхоф, – просто доведи нас до границ Вайретского Леса. Потом можешь вернуться домой. Я думаю, что к тому времени мы будем уже в безопасности...

Но Карамон не слушал его. Упиваясь сладким вином жалости к самому себе, он опустился на землю и, прислонившись спиною к стволу дерева, бормотал сквозь слезы нечто невнятное о безымянном ужасе, словно уже упрашивал Тику принять его назад.