Час испытаний

Логунов встает из-за стола, подходит к девушке и с чувством собственного достоинства прикладывается к ее руке.

— Нина Васильевна, рекомендую мою ученицу. Великолепное меццо-сопрано. Природная постановка голоса.

Пустовойтова делает вид, что только сейчас узнала Галку, вскакивает, обнимает ее.

— Галя, девочка моя! Как ты повзрослела. А я только вспоминала о тебе. Ты уже читала газету?

— Да.

— Какое несчастье! Бедный Алексей. Шахов всегда был негодяем. — Она достает из перчатки батистовый платочек, осторожно подносит к глазам.

— Я вижу, вы знакомы, — говорит Логунов.

— Еще бы, — уже улыбается Нина. — Мы, можно сказать, почти родственницы. Не так ли, Галя?

Галка молчит. Пустовойтова прячет улыбку.

— Ну, как живешь? Рассказывай. Я тебя не видела целую вечность. Ты похорошела, стала интересной. Не правда ли, Альберт, она очень эффектна?

— Я бы сказал — красива, — подхватил тот.

— Ты находишь? — голос Нины черствеет.

Логунов бормочет что-то невнятное.

— У тебя какое-то дело? — спрашивает Пустовойтова Галку.

— Я хотела просить Альберта Ивановича помочь мне зарегистрировать паспорт. В городской управе ко всему придираются.

Усмешка кривит полные губы Пустовойтовой.

— Ну, конечно, ты только хотела получить от новых властей вид на жительство и избежать неприятностей, связанных с твоей службой в красноармейском госпитале.

— А что ты думаешь? — пытается вмешаться Логунов. — Это очень серьезно. При всем моем уважении к памяти отца Галины Алексеевны я не знаю, смогу ли помочь ей.

— Он хочет, чтобы ты пришла к нему еще раз, — говорит Пустовойтова. — Желательно вечерком, когда, скажем, не будет меня.

— Нина!

— Помолчи-ка лучше, господин бургомистр. Или вот что. Возьми у Галины паспорт и пойди к Мюллеру, оформи, что нужно. А мы пока поболтаем о том, о сем.

Логунов послушно взял Галкин паспорт и, пробормотав извинения, вышел из кабинета. Едва за ним закрылась дверь, Пустовойтова подошла к девушке и бесцеремонно начала разглядывать ее.

— Строгий английский костюм, — комментирует она, — но фигура подчеркнута. А подчеркивать есть что! Прическа в меру скромна. Губки не накрашены. Да к чему их красить — мы еще так свежи! Французский каблучок, литой старинный браслет… Милая девушка из приличной и состоятельной семьи. На мужчин средних лет это действует безотказно. Браво, Галина Алексеевна!

— Уверяю вас, Нина, я не собираюсь никого покорять, — пытается улыбнуться Галка.

— Ой ли! Я не так наивна, чтобы поверить этому лепету о паспорте. После того как появилась статья о твоем отце, тебе не было нужды прибегать к покровительству бургомистра. Немцы не станут преследовать дочь и внучку людей, пострадавших от большевиков. И ты это понимаешь не хуже меня. Короче, зачем ты пришла сюда? Только откровенно!

— Я хочу устроиться на приличную работу, — говорит Галка понимая, что с Пустовойтовой лучше не спорить. — В городе трудно с продуктами. Меня интересует паек.

— И только?

— И только.

— Ну, если это так, то я охотно помогу тебе. Ты, кажется, знаешь итальянский язык?

— Да. Я, можно сказать, на 25 процентов итальянка. Но, кроме итальянского, знаю немецкий…

— Немецким владею я. Ты меня поняла?

— Поняла, — невольно усмехается девушка. — Однако…

— Никаких «однако». — Пустовойтова небрежно бросает на стол меховую накидку и по-хозяйски снимает телефонную трубку: — Господин Хюбе?.. Да — я… Благодарю вас… О, даже так! На это я вам отвечу несколько позже. А пока у меня к вам дело Помните, вы просили найти переводчика для полковника Стадерини?.. Вы угадали, я нашла подходящего человека… Галина Ортынская… Нет, не жена — дочь того капитана. Да, я рекомендую ее… Значит, она может обратиться к Стадерини от вашего имени?.. Благодарю. Я еще позвоню вам сегодня.

Вот уже три месяца Галка работает в итальянской комендатуре. Официально она числится переводчицей коменданта — полковника Стадерини, но фактически к ее услугам прибегают многие офицеры итальянского гарнизона. Если среди немцев немало военнослужащих, более или менее сносно владеющих русским языком, то из итальянцев только Стадерини пытается говорить по-русски. Правда, он с таким же успехом мог бы изъясняться по-японски — все равно его никто не понимает, е удивительно, что его уважение к молодой переводчице растет с каждым днем. Комендант оказывает синьорине Галине знаки внимания: ежедневно в восемь часов утра присылает за ней свой потрепанный «фиат». Огромный, похожий на растолстевшего борца, Стадерини не прочь поухаживать за хорошенькой переводчицей, но он слишком нуждается в ее помощи и не хочет усложнять отношений. Во все свои поездки по городу полковник неизменно берет Галку. Ее рабочий день загружен до предела: Стадерини надо побывать в городской управе, где он потребует рабочих для ремонта казарм и выяснит экономическое положение близлежащих сел; его интересует курс лиры на черном рынке; ему надо непременно заглянуть во все скупочные и комиссионные магазины, прицениться к мехам — полковника они очень интересуют — ну и заодно узнать домашний адрес кокетливой продавщицы. Да мало ли у итальянского коменданта дел, в которых синьорина Галина ему нужна как воздух!

Стадерини доверяет ей, — как-никак в ее жилах течет кровь славных квиритов. Он уже не раз жаловался Галке на немцев. Эти фрицы буквально игнорируют своих союзников — итальянцев: мало того, что немецкий комендант забрал всю полноту власти в городе, он еще отказывается снабжать союзников самым необходимым. Только подумайте: все заведения с девочками открыты в зоне расположения немецких подразделений, все комиссионные и скупочные магазины — там же, даже базар находится под контролем немцев. А вчера — какое свинство — эта старая галоша — адмирал Рейнгардт запретил разгружать вагоны, прибывшие — в адрес итальянского гарнизона, и приказал отправить их на фронт. Какое ему дело, что большинство итальянских частей ушло на восток! Это вино следовало в адрес итальянского гарнизона и должно быть выдано ему — итальянскому коменданту…

Галка сочувственно кивает головой. Но, делая вид, что слушает полковника, она думает о другом. Прошло немного больше трех месяцев, как оккупанты вошли в город, а кажется, что миновало три года. Время зимой вообще тянется медленно, а эта зима была особенной. Холодный колючий дождь сменялся липким снегом, снег — дождем. И — ветры, ветры, ветры… Остервенело воя, они врывались через разбитые окна в нетопленные квартиры, рвали обледенелые провода, сбрасывали на мостовые остатки крыш с разбитых домов. Но люди не отчаивались: весть о поражении немцев под Москвой с удивительной быстротой облетела город. Бравурный тон геббельсовских передач уже не обманывал никого. Салютом Красной Армии в день ее юбилея прогремел взрыв бензохранилища в Западном предместье. На перегонах летели под откос эшелоны с фашистскими солдатами, техникой и боеприпасами. По ночам из Старых каменоломен выходили партизаны, и тогда в Корабельном поселке до рассвета не затихала стрельба. А наутро фашисты хоронили еще несколько десятков своих солдат и офицеров.

Зарудный сказал правду — оккупанты не обрели покоя в захваченном ими городе. Но именно поэтому Галка не находила себе места: ей казалось, что она стоит в стороне от борьбы. Она все чаще и чаще думала о том, что не справилась с полученным заданием — войти в доверие к оккупантам. Она хорошо помнила, как Зарудный, наставляя ее, сказал: «Постарайся устроиться в какое-нибудь учреждение, имеющее отношение к морским делам. Фашисты придают огромное значение нашему порту. Через него они надеются снабжать свои южные армии румынским бензином, без которого их хваленая техника мертва. Не исключено, что здесь будут базироваться их подводные лодки. Нам нужны свои люди в порту».

И вот она — в совершенно «сухопутной» итальянской комендатуре. Казалось бы, мелочь, ерунда — встреча у бургомистра с продажной певичкой. А как все обернулось! Теперь Галка вынуждена довольствоваться ролью переводчицы полковника Стадерини. И мало толку в том, что она неплохо исполняет эту роль. Власть итальянского коменданта распространяется на небольшой окраинный сектор города. Второстепенные сведения, не представляющие особого интереса документы — вот все, что она раздобыла для подполья.