Час кроткой воды

Когда-то челядью были только рабы. Но рабство отменили королевским указом лет уже полтораста с лишним. Теперь челядинцами были так называемые ятоу – зависимые. Нет, не рабы – но все же…

Зависимые не имели права владеть имуществом. Никаким. Даже их жалование до истечения срока договора лежало на сохранении у владельца либо передавалось родне ятоу.

Зависимые не имели права заключать сделки.

Зависимые не имели права расторгать договор, как обычные слуги.

Зависимые не имели права вступать в брак без дозволения хозяина.

А главное – зависимые не имели право на фамилию. Даже изгнанные из своего рода и не принятые в другой могли взять в храме временную фамилию. Но не ятоу. А значит, на время действия договора они были полностью лишены магической защиты. Ни духи рода, ни храмовые обереги не прикрывали их от беды.

Обычно на предложение продать себя в челядинцы люди отвечали отказом, не колеблясь.

Светлячок тоже не колебалась.

Нельзя владеть имуществом? А какое имущество ей нужно? Сыта, одета, крыша над головой есть – чего ей еще желать?

Нельзя заключать сделки? Так она и не собирается.

Нельзя самой расторгнуть договор? А зачем? Конечно, есть такие дома, что там три года за тридцать покажутся – но не стала бы Посредница Кан ее в подобный дом отпускать… и Кошка уж точно не такая!

Нельзя замуж? Ну и пускай. Нет у нее никого на примете. И не до женихов ей.

Нельзя носить фамилию? Защиту потерять? А кто защитил ее семью, когда то дерево свалилось? Кто защитил ее брата? Какие боги и духи? Где они были – спали, в кости играли, вино пили? Ну, вот пусть и дальше гуляют, где гуляли. А она и без них обойдется. Даже не так – она за них постарается. Раз уж они не уберегли брата от увечья – дальше она будет беречь его сама.

– Пойду, – сказала она и улыбнулась. – Спасибо вам.

И отдала два поклона – Посреднице Кан и Син Белой Кошке.

– Ну вот, – деланно вздохнула Син, – сходила, называется, к подруге чайку попить. И кто бы мне сказал, как это так повернулось…

– Сходила, называется, к подруге чайку попить, – посмеивалась старуха Син. – И кто бы мне сказал, как это так повернулось, что я вместо чаепития госпожу себе купила?

– За сорок серебряных монет в месяц, – поддержала ее Дама Тайэ.

– Ну, это ты продешевила, – вздохнула Син, картинно разведя руками. – Так ведь кто же знать мог…

Шан понял, что это их старая, излюбленная шутка – из тех, что не тускнеют со временем от повторения. И не потому, что они так уж непременно хороши – а потому, что согреты сердечным теплом.

А оно есть, никуда оно за десять лет не подевалось, не расточилось в пустоту. Ведь не осталась Белая Кошка старшей над служанками в столичном доме – с Дамой Тайэ в Далэ уехала. За девочкой своей присматривать. Или это госпожа взяла ее с собой, чтобы о ней заботиться? Скорее всего, и то, и другое.

Редкое дело, если подумать. Куда обычнее, если такая вот старшая служанка начала бы нос драть кверху выше потолка. А уж госпожа, вознесясь из челядинок на немыслимую высоту, постаралсь бы избавиться от той, кто помнит ее деревенской девчонкой, для которой двадцать шесть монет в месяц – шальная удача, а сорок – так и вовсе богатство. Но став госпожой, Дама Тайэ не сделалась неблагодарной.

– А Посреднице Кан вы что подарили? – сорвалось у него с языка даже прежде, чем он успел подумать.

Взгляд Дамы Тайэ ответил таким теплом, что Шан понял: угадал! Талисман не осталась без награды за свою помощь.

– Много разного… и платье, мною вышитое.

Шан на какой-то миг речи лишился. Если посреднице, пусть и столичной, пусть и лучшей в своем деле, не кто-нибудь, а жена Государева Наставника собственноручно платье вышивала – это… это ж… оййй… вот оййй – и все тут…

– Большой почет… – с трудом выговорил он, еле ворочая языком.

– Ну, не только почет, – напористо возразила Син, – еще и красота. Госпожа моя – лучшая вышивальщица столицы.

Шан припомнил вышивку «зимняя листва» на одежде Сокола Тайэ и подумал, что, может, Син и преувеличивает – но разве самую малость. Если и вовсе.

– Не сразу, конечно, вышила, – улыбнулась воспоминанию Дама Тайэ. – Но выучилась я быстро. Дело ведь нетрудное. Игла – не мотыга, вышивать – не камни ворочать…

А ведь приходилось. И мотыгой орудовать, и камни с поля таскать, и скотину обряжать, и… да мало ли что приходится делать, когда пашней живешь…

– Тоже труд, кто бы спорил, но с прежним сравнения никакого. Такая легкая жизнь – словно я на восьмое небо попала. И другие швеи и вышивальщицы такие хорошие – все показывали мне, подсказывали, помогали. Никто не обижал, деревенщиной не честил…

Шан в который уже раз попытался представить себе эту изысканную красавицу деревенской девчонкой с косичками «крендельком». Получалось… не очень-то и получалось, если честно. А вернее сказать, никак.

– Ну, еще бы тебя кто обижать попробовал! – возмущенно фыркнула Син.

Что верно, то верно. Когда над служанками такая старшая, обижать или задирать кого – себе дороже.

– Сначала я что попроще делала. Накидки для вестовых с родовым знаком хотя бы. Мерки все загодя известны, вышивка по образцу. Сама не замечала, как время летит. С полгода, наверное, прошло. А потом получаю я весточку от брата. И даже не простыми знаками, а уставными, настоящими. А я ведь и по-простому читать не умела. А уставное письмо и другие вышивальщицы прочесть не могли. Ясно, что брат хорошо в ученье продвинулся, раз уставным письмом пишет, но и только. А кого попросить мне послание прочитать, скоро и не придумаешь.

Шан затаил дыхание. Он еще не знал, не мог знать, о чем сейчас расскажет Дама Тайэ – но в то же самое время и знал. Угадывал? Предчувствовал?

– Вышивальщицы отдельно жили, в своем крыле. Значит, идти надо к господским покоям. Только не к спальным, а туда, где с бумагами работают. Там-то я грамотного человека быстро найду. Только искать надо не вертихвоста молодого, а кого постарше. Молодой, может, грамоте и не особо обучен, а – так, на побегушках быть приставлен. А если на возрасте человек, да одет солидно и неброско, так этот наверняка читать-писать умеет. Ну, и женат, если в годах, так что за мной ухлестывать не станет.

Вот теперь Шан вполне мог себе представить деревенскую девочку. Облик соткался сам собой из ее тогдашних наивных рассуждений.

– Вот я и стала приглядываться… – тихо сказала Дама Тайэ. – И выбрала…

Значит, вот как это произошло? Да?

– Я ведь раньше в господских покоях никогда не бывала, господина в глаза не видела. И знать не знала, что он пышности не любит. Ко двору одевается, как положено, со всеми прикрасами, а в остальное время – как попроще. Смотрю, платье шелковое, значит, положение в доме немаленькое – но сам наряд простой. Обыкновенный ань цвета корицы, без узоров даже. И возраст подходящий. Доверенный писец, наверное, а может, даже секретарь. Вот я и подошла к нему со своим письмом.