Час тигра

– Подвиньтесь, генерал, – я бесцеремонно полез в салон, сдвигая Арсения Игоревича с самого безопасного места за водительским креслом. Мимоходом отметил: Герасимов одет в гражданское, а генерал в форме, это я еще раньше заметил. И то и другое, и светское одеяние денщика, и форменное хозяина – меня радует. Как надо одеты, отлично! Как мне надо. Опять повезло, спасибо, мадам Судьба.

– Ступин, ты? – генерал, естественно, недоумевал.

– Я! Я сейчас... Уф-ф, запыхался... Сейчас все объясню!

В голосе моем истеричные нотки, я тяжело дышу, раскраснелся, глаза отчаянно моргают, на лице неглубокая свежая царапина, которую заработал, продираясь сквозь кусты, и вдобавок я вполне естественно морщусь, ибо проклятые ботинки мало приспособлены для бега. Мое состояние предполагает некоторую бесцеремонность и даже некоторую хамоватость. Мое внезапное, необъяснимое появление интригует, порождает бурю в мозгах. Ни генерал, ни его холуй не отслеживают моих якобы случайных и излишне суетливых телодвижений. Секунда – всего секунда! – и я уже в машине, и нас уже не видно сквозь затемненные стекла, дверца за мной закрылась, генерал еще отползает, освобождает мне место, сумка уже стоит на свободном переднем сиденье, я еще не сел, но уже вцепился левой рукой в рукоятку пистолета сзади за поясом и уже согнул в локте правую руку, навсегда лишенную кулака.

– Сту...

Последний слог моей фамилии, моей настоящей фамилии, застрял у генерала в горле вместе с порцией воздуха, необходимой для его озвучания. Одновременно с опусканием задницы на мякоть автомобильного диванчика я ударил Арсения Игоревича левым локтем в солнечное сплетение и нацелил ствол в затылок Герасимову.

– Спокойно, – это я Герасимову. Только что я был суетлив и весь из себя взбаламучен, секунда – и я расслаблен, я удобно сижу возле скорчившегося его превосходительства, я главенствую в ситуации, отдаю приказы ровным, уверенным голосом без всяких интонаций. – Спокойно, Герасимов. Тебе «смотрит» в затылок «стечкин», твой генерал жив, но власть поменялась. Отныне я твой командир. Подумай и ответь: что я теряю, спустив курок? Три секунды на размышление. Раз, два...

– Машину, – ответил Герасимов невозмутимо. – С запачканным мозгами лобовым стеклом далеко не уедешь.

Ох, и не понравилась мне его невозмутимость. Дед рассказывал, что мастера СИСУ всегда, при любых перипетиях, сохраняют самоконтроль. Они вроде антиберсеркеров. В древности только мастера СИСУ могли на равных противостоять объевшимся мухоморами берсеркерам.

– Ха! Прости, Герасимов, напрасно я попросил тебя сохранять спокойствие. Обидел, наверное, извини. Ты вообще нервничаешь когда-нибудь?

Он промолчал.

– Поехали. Конечный пункт поездки – база, та, где я обитал до того, как стал художником. Включи проблесковый маячок, остановит «гибель»... Впрочем, тачку с такими номерами и со спецсигналом вряд ли тормознут гаишники... Глупых слов – дескать, будешь послушным и останешься живым – я говорить не стану. Но, для справки, мне действительно не хочется тебя убивать. Можешь мне не верить, твое право. Однако, ожидая подходящего момента, чтобы скрутить меня в бараний рог, не забывай, пожалуйста, как просто и незамысловато я выиграл дебют с взятием в заложники генерала, ладно?

– Не забуду.

Машина тронулась с места, плавно вписалась в транспортный поток, перестроилась во второй ряд. Продышался, разогнулся Арсений Игоревич, посмотрел на меня, как удав на кролика.

– Ступин, ты кто? – Арсений Игоревич потянулся к фуражке, упавшей ему под ноги. Я следил за ним краем глаза, был готов приструнить их благородие, ежели он надумает вспомнить, безусловно, разученные когда-то в лейтенантской юности, приемчики рукопашного боя.

– Вы, наверное, Арсений Игоревич, ошиблись в формулировке вопроса. Вы хотели спросить, «как» я тут очутился, как сумел сдернуть от похитителей? Как вас нашел?

– Как ты сумел уйти от преступников и почему ты здесь, доложишь позже, прапорщик. – Арсений Игоревич водрузил фуражку на маковку, насупил брови. – Ты кто? Самоубийца? Ты...

– Заткни фонтан, генерал! Я больше не прапорщик, и ты мне не начальник, запомни. Я не самоубийца, я убийца. Чувствуешь разницу, нет?

Ушибленная моим локтем генеральская грудь еще болела, однако я счел градус боли недостаточным и решил его повысить. Я ударил Арсения Игоревича правым предплечьем, культей по носу. Фуражка слетела к заднему стеклу за нашими креслами, из ноздрей генерала полилась кровь.

– Дошло, в чем разница между убийцей и самоубийцей, ваше высокоблагородие? Ради спасения собственной шкуры я готов на все. Я – самовлюбленная сволочь, для которой твоя жизнь копейка. Мне нечего терять. Вдруг придется погибать, так постараюсь прихватить с собой всех, кого достану... Герасимов, как мы поедем? До Кольца и по нему, а потом от Москвы в сторону базы, да?

Герасимов кивнул. Его затылок на миг утратил контакт с пистолетным стволом.

– Герасимов, я уберу «пушку» от твоей башки, ладно? Прицелюсь в твой позвоночник через спинку кресла.

Герасимов снова кивнул, спокойный и невозмутимый. Жалко, я не могу его обыскать. Культей, ха, пистолет не удержишь, культей можно похлопать по его карманам, но, коли в них нащупалось бы нечто подозрительное, пришлось бы дать Герасимову команду самому это подозрительное вынуть, а сие опасно, слишком. Даже если сунуть ствол ему в рот, все равно опасно позволять мастеру СИСУ шарить по карманам.

– Руки держи на руле, Герасимов. Возникнет надобность переключать скорости – предупреди меня, чтоб я случайно тебя не пришил.

– Боишься Герасима? – Растянул в жалком подобии мстительной улыбки окровавленный рот Арсений Игоревич.

– К сожалению для него и для нас с тобой – да, боюсь. Объясню, почему «к сожалению». Вообрази, генерал, как я пугаюсь и жму на курок. Машина теряет управление, тебя я судорожно убиваю, чтоб ты уж точно не выжил после автокатастрофы, и, если сам вдруг остаюсь в живых, рассказываю в «Скорой помощи», как ты, генерал, застрелил своего денщика, как ты...

– Тебе не поверят!

– Но у меня в любых ситуациях, каковые могут возникнуть промеж нас троих здесь, в замкнутом пространстве автомобильного салона, всегда больше шансов выжить, согласен, ваше благородие?

Генерал промолчал, а я продолжил болтать, и в каждой вновь произнесенной фразе содержалось больше бахвальства, больше пустой бравады, чем в предыдущей. К моменту выезда на Кольцевую я уже откровенно хвастался, а как свернули с Кольцевой по направлению к базе, далекой-предалекой, я вконец обнаглел и заявил, дескать, захочу, так и Владимира Владимировича возьму в плен без особых проблем. Изображать из себя чрезвычайно самодовольного супермена было нелегко, да и пленники притомились слушать пустые по содержанию речи, и, чтобы обострить их внимание, я начал повествование о том, как лихо разделался с похитителями художника-инвалида. Повествовал и внимательно следил за дорогой. Когда меня вывозили с базы, я наметил некоторое количество ориентиров и сейчас ждал их появления.