Чаща

Кажется, я на какое-то время потеряла сознание, потому что неожиданно почувствовала, как по моей щеке ползают крошечные муравьи, которые оказались всего лишь вибриссами надоедливого зайца. Я замерла, даже дышать перестала и сквозь прикрытые веки наблюдала за зверьком. Он смешно шевелил большим носом, бестолково вынюхивая что-то у моей шеи. Тихо и осторожно, чтобы не создавать лишних колебаний воздуха, я вдохнула. Русак же только лениво повернул ухо в мою сторону и продолжил обнюхивать лежащее перед ним тело.

– Забавный ты, – одними губами с полуулыбкой прошептала я зайцу. – Жалко тебя, дурака.

Переминаясь с лапы на лапу, ехидна-заяц приблизился к моей ране и стал с любопытством ее обнюхивать. Я же готовилась к тому, чтобы поймать его, навалившись сверху на зверька всем телом. Пока я мучилась угрызениями совести за жизнь зайца, он решительно и смело впился в мою кожу неподалеку от раны. Я взвыла нечеловеческим голосом, распугав пасущихся неподалеку птиц.

– Ах ты тварь! – я бросилась на зайца с ножом в руках.

Не знаю, как мне удалось поймать отскочившего в испуге от своего обеда зайца, но через какой-то миг у меня в руках была его обмякшая тушка без всякого выражения во взгляде. Но я не убийца! Прошлая моя находка – дрозд, он был добыт из чужих силков, и я не убивала его, а теперь… Слезы начали проступать у меня на глазах. Всю жизнь я жила с убеждением, что эти милые пушистые существа совершенно безобидны и будет абсолютной жестокостью убивать одного из них даже ради спасения собственной жизни. До этого времени я питалась исключительно найденными в чужих домах запасами тушенки, грибами и яйцами лесных птиц. Теперь же я понимала, что в этот день моим ужином, если я удачно доберусь до реки, станет заяц, едва не слопавший меня саму, пока я лежала в полусознательном состоянии и мучилась угрызениями совести.

Локоть, колено, дерево – и вот я снова поднялась на ноги. Добыча безвольно болталась в перемазанной землей и кровью руке. Убирать его в мешок я побоялась: вдруг он все запачкает кровью, так что придется нести его крупную тяжелую тушку в руках.

Солнце начинало опускаться, и я как могла спешила убраться подальше в лес. К моей большой радости, через несколько часов пути, уже к самому закату, я наконец добралась до каменистого берега. Темная вода шумела и бурлила, оголяя огромные валуны, покрывающие ее дно. Я радостно скинула с себя пожитки, устроив привал за небольшим утесом неподалеку от того места, где я вышла из леса. Самое время было развести костер, пока сумерки свинцовой пеленой не легли на землю, даря огню возможность расцвести алым знаменем, привлекая к себе внимание со всех уголков чащи. Оставалась надежда, что я успею обработать раны горячей водой, освежевать и запечь зайца до наступления ночи.

Пользуясь представившейся мне возможностью и не смотря на прохладную осеннюю погоду, я принялась терпеливо обтирать тело мокрой старой кофтой, избавляя его от налипшей за долгое время грязи. Как хотелось ароматного мыла и чистой одежды где-то далеко отсюда в теплом помещении. Пора было об этом забыть. Порой так сложно принимать новую действительность, особенно когда хочется лучшей жизни, особенно когда ожидания на жизнь сильно диссонируют с тем, что сейчас происходит вокруг. Я растерянно вертела зайца в руках, не в силах решиться приступить к одной из самых омерзительных процедур, о которой только могла помыслить.

– Что ж, дружок, совсем недурно, – бормотала я. – Спасибо тебе, и прости меня.

Внутри все сжалось, и я почувствовала, как по стенкам желудка забегали мурашки. Убийство есть убийство, даже ради собственного спасения. Отнимать жизнь всегда тяжело, если в тебе осталась хоть капля человечности.

Я собрала запасы и подсушенные на костре вещи в мешок, уничтожила последние следы своего пребывания под склоном и устроилась на еще горячем камне на ночлег. Над головой среди деревьев мерцали все те же звезды. Тревога внутри понемногу отступала, но в широких складках необъятного плаща рука крепко сжимала нож.

Сон, наполненный метаниями и угрызениями совести, прервал моросящий на рассвете дождь. Нужно было быстро скрыться в лесу и двигаться вдоль течения реки так долго, насколько позволит дождь. Потом, если он не закончится, возвращаться в чащу.

Я собрала заранее подготовленные вещи и отправилась в путь. Холодные капли облепили лицо, в носу появилась вода, сопровождаемая раздражающим шмыганьем, которое никогда не поддается контролю в такую погоду. Идти пришлось быстро, как можно дальше от места ночлега, пока не зарядил сильный дождь. Летние грозы переживались намного легче, однажды даже удалось спрятаться в буреломе под ветками ели. Тогда мне очень повезло, что поблизости не было медведей, а ночные грозы обходили стороной, так что прятаться от ливней приходилось только днем. Летом тепло, и одежда сохнет сама по себе, а теперь наступало время, к которому я не была готова, и необходимо было придумать, где раздобыть еще одежды. Это значило, что рано или поздно мне придется вернуться к деревням, а пока стоит умерить фантазии и довольствоваться сухими листьями в ботинках, спасая ноги от холода.

Полдня без перерыва я шла под мелким дождем, брезентовый плащ напитался влагой и тяжело начал давить на плечи. Я свернула обратно в гущу леса: смертельная усталость брала свое, вся одежда отсырела, листья в ботинках уже перестали удерживать пронизывающий холод. Мне был необходим отдых, и пришло время подсушить вещи. Нельзя было допустить, чтобы одежда промокла насквозь, потому что лекарств нет, а раствором из смолы я могла разве что вылечить больное горло, но не снять жар. Не стоит облегчать хищникам или мародерам охоту. Любое недомогание лишило бы меня возможности идти дальше, поэтому я почти бежала, когда увидела вдалеке раскидистую ель, ветви которой опускались вниз, создавая теплое и сухое укрытие. Единственный его недостаток – сложное для разведения костра место, но если постараться и разжечь аккуратно, то можно избежать пожара. Нырнув в укрытие, я первым делом развесила на ветвях мокрые вещи и, содрогаясь от холода, принялась рыть ямку для будущего очага. Дождь продолжал усиливаться, но густые еловые ветви надежно закрывали меня от непогоды, а настил из хвои на земле послужил дополнительным утеплением, отчего казалось, что здесь, под елью, гораздо теплее, чем за ее пределами.

Пахнуло сыростью. Разрытая холодная и влажная земля сочилась червями. Повезло, что была зайчатина, иначе пришлось бы собирать этих мерзких гадов на ужин. Завалявшимися на дне сумки кусками старой фольги я обложила дно ямки и принялась разжигать костер. Когда пламя начало жадно поглощать брошенные в дар ветки, я смогла наконец устроиться поудобнее и задремать, облокотившись спиной на теплый ствол. От сырости меня бросило в жар, щеки пылали, но согреться никак не удавалось. Так бывает, когда промерзнешь во время долгой прогулки на свежем зимнем воздухе, – в детстве подобное случалось постоянно, стоило только заиграться с соседскими ребятами. Я продолжала вспоминать снежки и снежную бабу своего детства и как делала ее совсем недавно со своими близкими, уже будучи взрослой. Я вспоминала, а голова неудобно падала то на грудь, то куда-то вбок, от чего я каждый раз вздрагивала и просыпалась в необъяснимой тревоге. Наконец, мне удалось ненадолго заснуть, костер все еще тлел, вещи понемногу высыхали, озноб уменьшался, уступая место спокойствию. Сон продлился недолго: как только скрылся последний луч света и лес погрузился в ночной мрак, где-то совсем близко послышался пронзительный вой. Так громко, что мне показалось, будто источник находится всего лишь в нескольких десятках метров от моего укрытия.

– Волки, – одними губами прошептала я сама себе.

Скорее всего, учуяли заячьи потроха. Я с силой ударила себя по щеке: «Тупица, знала же, что по осени у них нюх острее, чем в любое другое время года, и выпотрошенный заяц лучшая приманка, – как на ужин пригласила». Теперь у дюжины волков есть путеводная нить из запахов от реки до моего укрытия. Если они голодны, то шансов выжить мало: будут загонять, как лесную дичь.

В чаще стояла ночь, темная и холодная, с густыми чернильными тучами, которые, подобно лайнерам, грузно пересекали небесный океан в поисках берега. Я уничтожила остатки костра, свернула одежду. На всякий случай перепроверила карманы – нож все еще при мне. Было бы очень некстати в спешке выронить его, пробираясь через заросли кустарников. Я с силой вжалась спиной в дерево, чтобы никто не напал на меня со спины. Волки – умные социальные животные. Если от одинокого хищника еще удастся сбежать, то от стаи спастись шансов мало. Летом только однажды мне удалось увидеть волка, но издали, я быстро ушла в противоположную сторону, чтобы не тревожить дикого обитателя. Тогда я даже обрадовалась ему, потому что скучала по обществу живых существ. Белки и птицы не доставляли особенной радости, тем более если учитывать их роль на моих ужинах. За все лето мне попался всего один волк, пара лосей да хряк. И самой опасной встречей за месяцы моего скитания стали люди. Не так страшно умереть от зубов диких животных, как попасться в лапы людей. Тем не менее сердце разрывало грудную клетку, готовясь вырваться наружу и удрать вперед меня самой, подальше от приближающихся животных.

Послышался шорох и тихий топот лап, воздух наполнился запахом мокрой псины. Я замерла в ожидании, видя только неясные приближающиеся силуэты. Глубокий вдох, затем – медленный выдох, и вот передо мной уже зависли две пары сверкающих глаз. Белые клыки блеснули в темноте, и я почувствовала тепло волчьего дыхания. Никто из хищников не показывал агрессии, а это значило, что я могу начать пятиться назад. Главное не терять их из виду. Тихие и мягкие шаги я услышала только со стороны реки и ближайшей деревни, а значит, путь позади меня открыт.