Чаша больше, чем Земля

Билли подошла к Морфиксу совсем близко и положила руки ему на плечи.

— Послушай, Джонни, малыш, — прошептала она. — Эти ублюдки думают, что всех перехитрили, упрятав нас в эти бесполые тела. Но ты-то в это не верь. Есть и другие способы содрать шкурку с кошки, если ты понял, что я имею в виду.

— Нет, я не понял, — сказал Морфикс.

Билли прижалась еще теснее; ее нос почти коснулся его собственного. Лицо — как отражение в зеркале.

— Внутри ты остался прежним, — сказала Билли. — Это единственная вещь, которую Они не могут изменить, без того чтобы заменить твою личность. Если Они это сделают, Они не смогут наказать именно тебя, верно? Тогда ты просто перестанешь существовать, ведь так? А значит, твое пребывание здесь не будет справедливым воздаянием, правильно?

— Я не совсем понял, — сказал Морфикс. Он отступил назад; Билли шагнула вперед.

— Я хочу сказать, что изнутри мы с тобой все еще мужчина и женщина. Когда Они — кем бы Они ни были — соскоблили с нас наши старые тела, Им все-таки пришлось оставить нам наши мозги и нашу нервную систему, верно? Они приспособили нашу нервную систему к этим телам, переделали кое-какие мелочи, где-то укоротили нервные стволы, где-то их удлинили, чтобы подогнать их в соответствии с ростом — на Земле-то мы все были разные. А если череп, которым они нас снабдили, оказался слишком велик для наших мозгов, Они, наверное, чем-нибудь заполнили пустое пространство.

— Да, наверное, — сказал Морфикс. Он догадался, что хочет ему предложить Билли, а может быть, только думал, что догадался. Он тяжело задышал; по коже пробежала легкая дрожь, а вверх от живота распространилось приятное тепло.

— Да, — сказала Билли, — мне всегда говорили, что все на самом деле происходит у нас в голове. И это правда. Конечно, все будет настолько, насколько ты сам сможешь захотеть, и может быть, так хорошо, как Известно-Где, здесь не будет. Но это все-таки лучше, чем ничего. И потом, как говорится, хужето все равно не будет. Уж хорошо-то будет, просто бывает и лучше, — вот и вся разница.

— Что ты хочешь сказать?

— Только закрой глаза, — промурлыкала Билли, — и представь, что я женщина. Я расскажу тебе, как я выглядела, как была сложена, а ты думай об этом. А потом ты мне расскажи, как ты выглядел, и ничего не скрывай, здесь нечего стесняться, опиши все до последней детали. И тогда я представлю себе, как мне было бы с тобой.

— Думаешь, у нас получится? — спросил Морфикс.

Билли нежно пропела, закрыв глаза: — Я знаю точно, детка. С тех пор как я попала сюда, я уже это пробовала.

— Да, но если нас накажут?

Билли приоткрыла глаза и сказала презрительно: — Все это лажа, Джонни, детка; не верь этому. Да даже если Они тебя и поймают, оно того стоит. Поверь мне, что стоит.

— Если бы я только знал, что могу натянуть Им нос, — сказал Морфикс. Стоило бы рискнуть только ради этого.

Билли ответила поцелуем. Преодолев отвращение, Морфикс включился в игру. В конце концов, от настоящей женщины Билли отличало сейчас только отсутствие волос на голове.

Они тискали друг друга неистово, почти с отчаянием; старались целоваться взасос. Неожиданно Морфикс оттолкнул от себя Билли.

— Это хуже, чем ничего, — задыхаясь, сказал он. — Я думал, я хоть что-нибудь почувствую, а на самом деле — ничего. Бесполезно. Отвратительное ощущение.

Билли опять потянулась к нему.

— Не сдавайся так легко, мой сладкий, — говорила она. — Рим тоже не один день строился. Поверь мне, у тебя получится. Надо только захотеть.

— Нет уж, с меня хватит, — сказал Морфикс. — Может быть, если бы ты хоть немного походила на женщину, а не на мое зеркальное отражение. Вот тогда… да нет, все равно не вышло бы ничего хорошего. Во мне просто не предусмотрено этой функции; да и в тебе тоже. Они знали, где наше больное место.

Билли скривилась; с ее лица исчезли последние следы улыбки.

— Ах, больное место! — взвизгнула она. — Должна тебе сказать, Импотент, что, если у тебя не хватает силенок на то, чтобы быть мужчиной со мной, ты можешь реализовать себя, только причиняя кому-нибудь боль! Это почти все, что тебе осталось!

— Что ты имеешь в виду? — не понял Морфикс.

Билли долго и громко смеялась. Справившись с приступом хохота, она сказала:

— Знаешь, в том, что с виду все одинаковы, есть свои преимущества. Никто ведь не знает, кто ты на самом деле. И каким ты был на Земле. Ладно, скажу тебе правду: я был мужчиной!

Морфикс не смог выговорить ни слова. Его кулаки сжались.

Он стал наступать на Билли.

Но так ее… или его? — и не ударил.

Вместо этого он сказал, улыбаясь: — Мне тоже надо кое-что тебе сказать. По-настоящему меня зовут Жуанита.

Билли побледнела, потом стала красной.

— Ты… ах ты…

Следующие несколько дней Морфикс по четыре часа каждое утро работал на строительстве новых домов. Работа была нетрудной. Стены и панели для крыш привозили на латуннйх повозках, в которые были впряжены граждане. Под руководствoм прораба рабочие возводили стены, укрепляя их нижнюю часть на латунном основании города при помощи быстросохнущего клея, а потом скрепляли стены между собой, намазывая клеем, фиолетовые полоски по углам панелей.

В один прекрасный день, когда он уже успел набраться опыта, пришел его черед быть прорабом. В тот день он спросил одного гражданина, откуда берется материал для строительства домов, резина и клей.

— И где растет то, из чего делают пищу?

Гражданин оглянулся кругом, чтобы убедиться, что их никто не слышит.

— По-видимому, необработанные листы латуни и резина происходят из слепого конца этой вселенной, — сказал он. — Все это непрерывно воспроизводится, вытекает, как лава из вулкана.

— Как такое может быть? — спросил Морфикс.

Гражданин пожал плечами:

— Почем мне знать? В одной из онтологических теорий Известно-Откуда, если ты помнишь, предполагается, что материя непрерывно создается из ничего. Ну вот, значит, из ничего может получиться, например, водород. А латунно-резиновая лава чем хуже?

— Но в латуни и резине составные части или элементы упорядочены!

— И что с того? Они расположены в соответствии с законами этой вселенной.

— А как же пища?

— Ее привозят на специальном лифте снизу. Там, гражданин, живут крестьяне, которые выращивают хлеб и разводят некоторые породы скота и птицу.

— Вот это здорово! — сказал Морфикс. — А нельзя ли как нибудь перевестись туда, вниз? Я бы хотел работать на земле. Там, наверное, гораздо интереснее, чем здесь.

— Если бы тебя распределили в крестьяне, ты бы уже давно работал внизу, — ответил ему гражданин. — Нет, ты, братец, горожанин, им и останешься. Ты сам предопределил это своей жизнью Известно-Где.