Чаша бурь

— Значит, там, в Сангарской долите, они как бы вторично потерпели поражение? Десять тысяч лет спустя после той битвы, так?

— Не надо громких слов. Тем более что тысячелетия спустя не имеет такого решающего значения — факт военной победы или поражения. Предки одержали победу над страшным и сильным врагом, они проявили стойкость и мужество. Но для будущего важнее наша невидимая работа в Сангарской долине и других местах. Они пытаются похитить памятники самого древнего периода Этрурии, клады хаттов и хеттов, трипольских славян и филистимлян, рутенов и даков, балтов и готов. Именно из-за их экспедиций в истории хаттов, славян и колоний русофиникийцев зияет провал. Кто они, сыны леопарда? Росены, расены, русичи. По крайней мере, так можно объяснить это, исходя из истории Восточной Атлантиды. Недавно оказалось, что это половинчатое объяснение. Имя народа берет начало из двух больших истоков. У русских это росены-русичи и руштии-пахари. Руш, раш — так звучали слова «хлеб», «зерно» у этрусков. Леопард-рыс и хлеб-руш дали имя народу.

— Эти два истока должны быть схожими, созвучными…

— Так и было.

— Где они сейчас?.. Где прячутся большие корабли атлантов?

— Везде. На своей планете. На Земле. На Венере.

— На Венере?

— Близ Венеры обнаружены их орбитальные станции, искусно, впрочем, закамуфлированные. Выглядят они как… базальтовые глыбы. Но именно там их главные базы и причалы. Оттуда выходят в экспедиции их десанты.

— Венера, по верованиям древних, — планета, помогающая магам.

— Не все, что делали и делают атланты, напоминает черную магию. Они первыми открыли целебные свойства змеиного яда, у них была письменность, они строили каналы, гавани, дворцы и храмы — и все это двенадцать тысяч лет назад. Сейчас они маги в области техники.

— Я это знаю. Что нас ждет?

— Борьба.

— Заклинаю: дайте мне оружие.

— Видишь ли, это сложно… И атланты и мы применяем волновое оружие. Действие его носит туннельный характер: оно не обнаруживает себя в пространстве до тех пор, пока не достигнет зоны действия. Тогда вдруг разрывается привычная связь, даже временная последовательность событий. Даже мелочи оказываются исполненными скрытого смысла… У атлантов под горячей пустыней Венеры, в глубоких катакомбах, напоминающих каньоны и карстовые пещеры, укрыты мастерские и ангары. В планетных разломах горят искусственные огни и текут искусственные ручьи. И племя карликов мкоро-мкоро, переселенное с другой планеты, ютится там в небывалой тесноте. Карлики плавят кристаллы и куют металлы для волнового оружия атлантов.

— Чего хотят карлики мкоро-мкоро?

— Не знаю. Но атланты верны себе: они принуждают других работать во имя своих интересов.

— Еще вопрос. Тогда, на побережье, они знали уже, с кем имеют дело?

— Они обнаружили наши корабли на окололунных и марсианских орбитах.

— Они сбили бот, — сказал я. — Селфридж был атлантом, во всяком случае, этот доблестный офицер присвоил себе чужое имя, чужую судьбу и, возможно, убил своего предшественника. Вы уже знаете это… или нет?

— Да, но помог нам ты.

— Хорошо, что научились читать мысли с помощью светового кода.

— Мысли передаются чаще всего не кодом, а непосредственно, трансляцией образов. Иначе говоря, нет таких посредников, какими являются слова в языке, порой те только ограничивающие возможность обмена мыслями, но и прямо искажающие смысл, содержание. Код нужен для передачи некоторых абстрактных понятий, он является вспомогательным средством, как, например, линейки в тетради для письма.

— Недаром, оказывается, слова «свет» и «мысль» издревле рядом. Вот на чем основана техника телепатии!

— Есть еще одна возможность. Свет фонаря, горящей спички или автомобильной фары хаотичен, число фотонов, испускаемых в единицу времени, случайно, хотя и близко к какому-то среднему. Поэтому фотоны могут образовать последовательность, похожую на сигнал. Такой случайно возникший сигнал может длиться, скажем, всего одну сотую долю секунды, но для нас этого может оказаться вполне достаточным.

— Скажи, задержка вашего бота в распадке… помогла атлантам?

— Разумеется. Это означало еще одну их экспедицию по сбору материалов о прошлом, как они это называют.

ТРЕЗУБЕЦ НЕПТУНА

Около восьми утра позвонил Леня. Мы должны были осмотреть раскопки палеолитической стоянки.

— Километров четыреста. Три часа езды.

— Леня, ты преувеличиваешь возможности твоей машины. И свои — тоже.

— Нет, — лаконично парировал он выпад.

Я собираюсь. Вспоминаю, что палеолит — это канун великой Атлантиды. Теперь, когда атланты вернулись и похитили многое из того, что могли раскопать ученые близ их метрополии, остается одно: надеяться на косвенные доказательства. Об Атлантиде могут рассказать океанские отложения, частицы вулканического пепла, сохранившиеся в земле, камни, отшлифованные рукой человека. В простой глиняной фигурке я смогу увидеть след влияния другой, далекой культуры. Рисунок на глиняном черепке подскажет, куда приставали древние корабли, как выглядели пришельцы, высаживающиеся на берег. Даже раковины и моллюски, служившие лакомством в незапамятные времена, красноречиво свидетельствуют о многом. Существует целая наука о раковинах моллюсков — конкология. Тихоокеанские раковины каури найдены в скифских курганах. Раковины из Атлантики — уж это-то я давно знал назубок — находят в этрусских гробницах. В Крыму обнаружены гости из Индийского океана, окаменевшие останки пантеровой ципреи и близких к ней видов.

Разговор с Леней в машине:

— На Японских островах найдены черепки глиняной посуды, изготовленной тринадцать тысячелетий назад. — Я откидываюсь на спинку сиденья и вполголоса добавляю: — Это предшествует расцвету Атлантиды на другом конце земного шара.

— Откуда ты это знаешь? — неожиданно спрашивает Леня, не поворачивая головы, и сам себе отвечает: — Впрочем, ты ведь археолог…

— Жаль, но археологи об этом даже не слышали.

— Как это?

— А так. Об Атлантиде написал Платон. И все. Никто из археологов не принимает всерьез им написанное.

— А ты?

— Я верю ему.

— Мне говорили, что на нашей стоянке тоже обнаружены какие-то древности. Им десять тысяч лет или даже больше.

— Это время атлантов. — И я ловлю себя на мысли, что подчеркиваю, как будто нарочно, свою приверженность теме Платона, но в конце концов Леня не сможет догадаться, какие у меня на этот счет есть основания. Жаль, что нельзя с ним поделиться всем, что я знаю. Он не поверит. Я сам иногда спрашиваю себя: уж не привиделось ли все это во сне?

И вот вдали лагерь археологов: брезентовые палатки, рубленый дом поодаль, дым из трубы которого стелется над пихтовой рощей.

Роща подступает к реке, оставляя то тут, то там лужайки, поляны, галечники. Выше по течению угадывается обширное болото.

— На этой террасе нашли сразу две стоянки, — поясняет Леня.

Он останавливает машину. Мы бродим по лагерю никем не замеченные. Потом проглядывает солнце сквозь белесую пелену, и к нам подходит бородач с пустым закопченным котелком в руке. Леня здоровается с ним. Бородач отвечает кивком. Леня провожает его до реки, потом возвращается, ведет меня дальше, к самой стоянке. Бородач возвращается, показывает пластины и заготовки из обсидиана, ножи и остроконечники. Темный блестящий камень гладок и прохладен на ощупь. Попадаются пластины и резцы почти прозрачные, светлого, дымчатого цвета.

— Похоже на ювелирные поделки, — говорит Леня.

— Это древняя дальневосточная традиция обработки камня. — Бородач любуется вместе с нами скребками и наконечниками копий, показывает бусины из воскового агата, оникса, почти прозрачного опала.

— Им больше десяти тысяч лет, — произношу я вслух.

— Около пятнадцати тысяч лет, — поправляет бородач. — Кое-что пропало. Пашня отняла у нас самый верхний горизонт. Культурный слой был нарушен… и все же это настоящий палеолит. А чай, наверное, уже готов. Приглашаю. — Он сделал любезное движение рукой.