Чаша гнева

Жослен Храмовник устроил лагерь в длинной расселине, потянувшейся с запада на восток. Тропка входила в нее с одной стороны, а с другой была видна плоская, как стол, равнина. Высокие стены расселины неплохо прикрывали от полуденного солнца. Большая часть ее дна была в тени.

– Располагайтесь, сеньоры братия, во имя Божие! – возгласил брат Анри, и воины Храма начали спешиваться.

– Монсеньор Анри! – из-за палаток своих воинов появился Храмовник. Глаза его возбужденно сверкали, а речь была торопливой. – Клянусь мечом архангела Михаила, я рад вашему прибытию!

– Взаимно, монсеньор Жослен, – ответил де Лапалисс. – Когда ожидается караван?

– Мои друзья из рода Абу Тайи обещают, что не позднее завтрашней ночи. Так что в худшем случае нам придется проскучать здесь пару дней!

– Ничего страшно, – брат Анри улыбнулся. – Надеюсь, что вода тут есть?

– Конечно! – Жослен аж подпрыгнул. – У меня три десятка рыцарей! А в вашем отряде сколько?

И ухватив собеседника за руку, неугомонный правитель Горной Аравии практически потащил его за собой.

Рыцари стучали молотками, вколачивая колышки своих палаток, в то время как оруженосцы развьючивали лошадей. Сержанты, которым по уставу положено ночевать под открытым небом, помогали и тем и другим.

Лагерь, в центре которого расположилась чуть большая по размерам палатка командора, возник с ошеломляющей быстротой. Снаряжение было помещено внутрь палаток. Но бездельничать братии не дал де Лапалисс. Узнав все, что нужно, от Храмовника, он вернулся к воинам Храма со словами:

– На молитву, братья, на молитву!

Ворча и зевая, невыспавшиеся рыцари и сержанты собирались к палатке командора.

21 июня 1207 г.

Горная Аравия, горы и пустыня к юго-востоку от Крак де Монреаль

Ночь опустилась на пустыню мягко, точно огромная черная сова – на жертву. Скрылось за горизонтом яростное светило, и только скалы пыхали теплом, отдавая собранный за день жар.

После повечерия де Лапалисс собрал рыцарей и сержантов.

– Во имя Господа, братья, – сказал он. – Днем стражу несли воины сеньора Жослена. Сейчас наша очередь. Нам нужно выставить пять дозоров…

Робер, к собственному удивлению, оказался в паре с братом Готье. Им выпало идти на восток, к самой дороге, на которой рано или поздно должен появиться караван.

Пожилой сержант критически осмотрел молодого рыцаря с головы до ног.

– Меч и щит брать не стоит, – сказал он, хмыкнув. – Ограничься кинжалом и турецкой палицей [114] . Возьми также у кого-нибудь из сержантов легкую кольчугу без рукавов. Для ночного дозорного главное – не вооруженность, а подвижность.

114

нанизанный на деревянную ручку и наполненный свинцом шар с торчащими во все стороны шипами

Вздохнув, Робер отправился выполнять распоряжения ветерана. Пусть он всего лишь сержант, но зато выжил в десятках стычек с неверными. Вскоре молодой рыцарь был готов.

– Хорошо, – на этот раз во взгляде брата Готье оказалось несколько больше дружелюбия. – Иди за мной…

Ступая след в след, они вышли из лагеря и двинулись вниз по склону. Пожилой сержант шагал почти бесшумно, под сапогами же Робера то и дело скрипели камни. Ему приходилось прилагать усилия для того, чтобы перемещаться тихо. Когда ступили на песок, стало немного полегче. Но здесь обнаружилась новая трудность – ноги стали увязать.

– Тихо! – неожиданно сказал брат Готье, останавливаясь. Робер прислушался: откуда-то с юга, из невообразимой дали донесся странный полувой-полуплач.

– Кто это? – спросил молодой рыцарь.

– Шакалы! – и брат Готье пошел дальше.

За горизонтом готовилась взойти луна, и они шли навстречу вырывающемуся из-за края земли призрачному, бледному сиянию. Но свет этот скорее мешал, чем помогал. Тени от барханов бежали по пустыне, делая ее пейзаж обманчивым. Там, где глаза видели яму, могла быть ровная поверхность, а там, где должна быть возвышенность, вдруг обнаруживался провал.

– Зрению лучше не доверять, – сказал брат Готье, когда воины Храма добрались до дороги и залегли около нее за грядой круглых, обточенных ветром, камней. – Как и слуху. Песок все время движется, и шорох его под ногами мало отличен от шороха под ветром.

– Как же быть?

– Развивать чутье, – ответил сержант, небрежно опершись спиной о камень. Он, казалось, совсем не обращал внимания на окружающее. – Оно всегда подскажет тебе, что вот тот камень – это камень, а не затаившийся лазутчик, а что шум за тем барханом – оттого, что там ползет змея, а не сарацин.

– А если у меня нет чутья? – Робер усмехнулся.

– Тогда твои шансы на выживание не очень велики, – сержант улыбнулся, в полутьме блеснули его на удивление хорошо сохранившиеся зубы. Ровесники брата Готье обычно могли похвастаться разве что несколькими сточенными пеньками, старый воин же сохранил практически все, чем наделил его Бог.

Некоторое время лежали молча. Робер упорно пытался определить, есть у него чутье или нет, вслушиваясь и вглядываясь в окружающий мир. Все было тихо, барханы равнодушно серебрились под звездами, и тянулась мимо дорога, мертвая и пустая, словно по ней не ездили уже сотни лет.

Признаков чутья не находилось.

Наконец Робер сдался. С шумным вздохом он уселся на песок и, копируя позу старшего товарища, привалился спиной к камню, который среди ночной прохлады показался почти горячим.

– Не беспокойся, – проговорил брат Готье чуть насмешливо. – Нам нужно следить только за дорогой, а если на ней кто появится, я услышу издалека. Из песков же к нам никто не подкрадется, кроме ящериц и пауков…

Он сделал молниеносное движение рукой. Тускло сверкнул, отражая звездное небо, кинжал, и когда лезвие стало видно вновь, на его кончике бессильно дергал лапами огромный мохнатый паук.

– Ничего себе, во имя Господа! – сказал Робер, глядя, как сержант аккуратно кладет паука на камень и придавливает другим.

Несмотря на то, что во тьме могли скрываться и другие, еще более опасные твари, тихая пустынная ночь дышала покоем. Невероятным казалось, что в любой момент придется обнажить оружие и с кем-то сражаться. Равнодушно светили звезды, медленно поднимался к зениту умирающий месяц, тихо-тихо посвистывал ветер. Поддавшись общему умиротворяющему настрою, Робер набрался смелости: