Чаша и крест
Шрифт:
Мне показалось, что говорить сейчас совершенно бессмысленно: слова не могли выразить то, что я чувствовала.
Он отправляется в Тауэр, а я, как это ни странно, получила свободу. Да и кто мы друг другу? Никто. Даже не дальние родственники.
— Я буду за вас молиться, — пообещала я.
На губах барона показалась улыбка.
— Ах да, вы ведь у нас без пяти минут монахиня. Женщина, из-за которой двое мужчин сегодня готовы были перерезать друг другу глотку. Просто невероятно. — Он взял мою руку и поцеловал ее.
Люди герцога Норфолка помогли мне выбраться из фургона. Спускали меня
— Найдите ей лошадь! — крикнул он. И подошел к своему жеребцу, не переставая отдавать команды.
— Прощайте, — прошептала я Монтегю.
Он кивнул, а потом позвал герцога Норфолка:
— На два слова, ваша светлость!
Норфолк уже собирался вскочить на лошадь, но все-таки подошел к фургону. Прежде я что-то не замечала, чтобы он кому-нибудь оказывал такое почтение, исключая епископа Гардинера и, разумеется, самого короля.
— Теперь не осталось никого, кроме вас, Говард, — сказал ему Монтегю. — Будьте готовы.
Герцог едва заметно вздрогнул (только мы с бароном могли это видеть), потом поклонился. Хлыст щелкнул по спинам лошадей, запряженных в фургон Поулов. Норфолк размахнулся. Фургон дернулся, но Норфолк ударил по нему с такой силой, что сам едва удержался на ногах.
Однако Монтегю уже отвернулся. Виден был только его гордый профиль. Мне очень хотелось надеяться, что эта его хваленая гордость, столь многими принимаемая за высокомерие, в трудную минуту сослужит барону добрую службу. Ведь больше у него ничего не осталось.
Я посмотрела на стоявшего всего в нескольких дюймах от меня Норфолка. Он казался ужасно высокого роста, но только пока не подойдешь к нему поближе. Лицо его было перекошено гримасой.
Заметив, что я его разглядываю, герцог сердито сверкнул глазами:
— Поехали!
— Куда?
Подошел один из людей Норфолка. Лицо его украшала огромная рыжая борода.
— Ваша светлость, тут пришел какой-то человек, он…
— Послушай, Ричард, ты когда-нибудь научишься решать проблемы сам? — раздраженно перебил его герцог. В голосе Норфолка чувствовалась злость, смешанная с крайней усталостью. Последние слова барона Монтегю, равно как и страшная участь, постигшая представителей нескольких наиболее знатных людей королевства, похоже, потрясли его.
— Это касается вот ее! — Ричард протянул руку в мою сторону.
«Ага, — догадалась я, — это наверняка Джеффри. И точно, вон он стоит, освещенный факелом, за спинами выстроившихся в шеренгу людей в черных с золотом ливреях».
Джеффри низко поклонился герцогу и заговорил уверенным и вместе с тем почтительным голосом:
— Ваша светлость, касательно дела госпожи Джоанны Стаффорд, я…
— Стойте! — Норфолк поднял руку. — Кажется, я вас знаю.
Сердце мое сжалось. Как мог герцог узнать Джеффри, если прошло уже больше года с тех пор, как он допрашивал его, да и допрос длился от силы час?! Пока Норфолк пытался вспомнить, где он мог видеть Сковилла, мы с ним ждали, не осмеливаясь даже взглянуть друг на друга.
— Да, точно, мы с вами встречались в подвалах Тауэра, и… — Норфолк резко повернулся и посмотрел на меня. — Он был арестован вместе с вами на Смитфилде. И вы тогда еще сказали, что он вам никто,
просто человек из толпы. Помнится, вы говорили о нем, как о каком-то насекомом.Я вздрогнула. Да, верно, я сказала тогда, что незнакома с Джеффри. Это была отчаянная попытка отвести от констебля подозрение. И уловка удалась: Джеффри освободили, но мои слова тогда глубоко уязвили его ранимую душу.
— Ладно, это мы выяснили. Ну же, говорите, наконец, в чем дело? — спросил Норфолк.
Я заговорила первая. Нет уж, теперь я от Джеффри не отрекусь.
— Констебль Джеффри Сковилл — мой друг.
Герцог Норфолк смотрел на меня недоверчиво. Остальные тоже недоуменно нас разглядывали: меня в рваном платье из дорогой серебристой материи и Джеффри в наряде простолюдина.
— Черт меня побери… — сказал герцог и вдруг рассмеялся.
Кажется, он очень обрадовался, узнав, что мы с Джеффри каким-то образом связаны. Всю скорбь, вызванную тягостным зрелищем ареста, как рукой сняло. Господи, каким же отвратительным показался мне этот его грубый, глумливый гогот.
— Кажется, Монтегю и понятия не имеет, что делил вас с этим молодым самцом? — съязвил герцог.
— Попрошу вас выбирать выражения и в присутствии дамы держать себя достойно! — парировала я.
— Так вы считаете меня — меня! — человеком недостойным? — изумился Норфолк.
— Ваша светлость, — сказал Джеффри, стараясь сохранять спокойствие, — будучи законным и полномочным представителем города Дартфорда, где проживает госпожа Стаффорд, а я исполняю должность констебля, прошу вашего позволения сопровождать ее и ее малолетнего племянника Артура Булмера домой.
Герцог нахмурился:
— Какого еще Артура Булмера?
— Сына Маргарет, — пояснила я. — Он сейчас в «Алой розе», спит в своей спальне наверху. Родители мальчика умерли, и теперь я воспитываю его.
Норфолк мигом изменился в лице. Это он в свое время арестовал родителей Артура на севере Англии, когда командовал там королевскими силами, подавлявшими восстание. Он же доставил обоих супругов в Лондон, где их предали суду. Покойная Маргарет была единокровная сестра его жены.
С минуту герцог размышлял:
— Значит, так. Артур Булмер вернется в Дартфорд. Констебль отвезет мальчика туда и позаботится о нем. А вы, Джоанна Стаффорд, отправитесь со мной.
— Но с какой стати? — вскричала я. — Вы же сами только что сказали лорду Дадли, что я не виновна ни в каком преступлении, что мое имя никогда не упоминалось в расследованиях по обвинению в государственной измене.
— Ну, если уж вы слышали это, то должны были услышать и другое: что я принял решение относительно семьи Стаффордов, — ответил Норфолк.
Я снова попробовала протестовать, а Сковилл сделал еще одну попытку вмешаться. Однако герцог Норфолк своего решения менять не собирался.
Я обернулась к Джеффри.
— Артур с ума сойдет, когда, проснувшись, увидит, что меня нет рядом, наверняка расплачется, станет кричать. Слава богу, он помнит вас по монастырю, но учтите, вам придется с мальчиком нелегко.
— Ничего, Джоанна, я справлюсь, — заверил он меня.
— Прошу вас, сразу же сходите с ним повидать сестру Винифред и брата Эдмунда, — продолжала я как безумная.