Чаша и крест

— Пусть только кто-нибудь попробует тронуть ее хоть пальцем!

Он поднял правую руку, сжав ее в кулак. Вывести из себя брата Эдмунда было не так-то просто, но когда это все-таки случалось, в гневе он бывал страшен.

Громила угрожающе набычился и двинулся на нас. А вместе с ним и вся его банда.

Вдруг сзади послышался громкий топот. Десятка два человек бежали к нам по улице от Винчестер-Хауса, некоторые размахивали палками.

— А ну убирайтесь прочь! — кричал седовласый священник. — Прочь, вам сказано!

Головорезов сразу как ветром сдуло. Только главарь остановился на перекрестке, обернулся и крикнул:

— Думаете, мы забудем, что ваш епископ Гардинер встал на сторону папистов? Как бы не так!

— Это брат Освальд, бывший монах цистерцианского ордена, — сообщила я священнику, который столь вовремя появился из особняка Гардинера. — Он ранен, вы должны отнести его в Винчестер-Хаус и обеспечить ему уход и лечение.

— Ну уж нет! — резко возразил священник. — Мы и так сделали для вас все, что могли. А дальше уже ваше дело: можете оставить его здесь или забрать с собой, как хотите. Но я настоятельно советую: уходите отсюда поскорей, пока эти негодяи не вернулись с подмогой. А они это сделают, можете не сомневаться.

И люди Гардинера исчезли так же быстро, как и появились. Брат Эдмунд опустился на колени перед истекающим кровью монахом. Осторожно поднял ему голову.

— Брат Освальд, вы слышите меня? Вы помните меня? Я Эдмунд Соммервиль. Мы познакомились во время паломничества в Стоунхендж.

Веки цистерцианца задрожали.

— Эдмунд… да. Помню.

Он несколько раз моргнул.

— А это кто с вами? Джоанна?

— Да, — кивнула я.

— Мы сейчас отнесем вас в безопасное место, — сказал брат Эдмунд.

— Да благословит вас Бог, — отозвался брат Освальд. — Бог Отец и наш искупитель… это они спасли меня. — Он попытался осенить себя крестным знамением, но рука его бессильно упала в грязь.

— Вряд ли он сможет идти, — прошептала я.

— Вы здесь один? — спросил его брат Эдмунд. — А где же ваши друзья?

В прошлый раз мы встретили брата Освальда, когда он вел за собой еще с дюжину оставшихся без места монахов; они шли пешком через всю Англию, пытаясь найти ответы на свои недоуменные вопросы при помощи молитвы и паломничества по святым местам.

— Остальные ждут меня у реки, — ответил брат Освальд. Он сморщился, потер бок и закашлялся. — Их пятеро. Они сейчас возле ямы, где травят медведей. Мы направляемся в Кент, в Элсвортский монастырь.

— Дартфорд как раз по пути в Элсворт, — вставила я.

Брат Эдмунд взвалил на себя брата Освальда. Лицо его покраснело от натуги.

— Хотелось бы довести их всех до Дартфорда, — сквозь крепко сжатые зубы сказал он. — Думаете, мы сможем, сестра?

Меня охватило волнение.

— Сможем, обязательно сможем.

— Но как? Даже с помощью остальных братьев пронести раненого такое расстояние… это немыслимо.

Я похлопала по карману плаща, на котором виднелись пятна крови.

— Наймем повозку. У меня здесь есть несколько монет. Катрин Говард отдала мне свой кошелек. Денег немного, но, думаю, нам хватит.

— Вы хотите потратить все свои деньги?

— Да. Богом клянусь, лучшего применения им не найти.

Глаза брата Эдмунда исполнились гордости за меня и решимости.

— Итак, в Дартфорд, — кивнул он.

32

— Джанна! Джанна! — кричал Артур, стоя в дверях дома Соммервилей. И малыш с такой силой бросился мне на шею, что чуть не уронил меня.

Смеясь, я крепко прижала его к себе. Сестра Винифред плакала, нежно обнимая старшего брата.

— Ну-ну, успокойся, я вернулся. Видишь — вернулся, — говорил он ей. — Теперь все будет хорошо.

День прошел в слезах и новых счастливых объятиях, а вечером я с наслаждением юркнула в свою постель. Однако меня всю ночь преследовали бесконечные кошмары. Утром я проснулась совершенно не отдохнувшая и с тяжелой головой. Но взяла себя в руки и отправилась в строительную контору, чтобы получить наконец свой ткацкий станок.

Жаккард Ролин, молодой протестант из Нидерландов, сразу же повел меня на склад. Там меня действительно поджидали недостающие детали: вторая деревянная перекладина, вал и педали для трех ткачей.

— Прекрасные вещи делают в Брюсселе, n’est-ce pas? [12] — сказал Жаккард, по праву гордясь тем, что создается в мастерских его соотечественников. [13]

Он приказал мальчишке немедленно привести четырех крепких парней, чтобы те отнесли станок ко мне домой. Как только мальчишка умчался выполнять его поручение, в дверях склада появился какой-то пожилой человек.

12

Не правда ли? (фр.)

13

В описываемый исторический период Брюссель принадлежал Бургундии, которая наряду с Нидерландами входила в состав Священной Римской империи.

— Чем могу быть полезен, господин Брук? — спросил Жаккард.

Я невольно напряглась. Так вот каков он, муж госпожи Брук, которая мучила меня в последний день перед отъездом в Лондон. Это ему было поручено нанимать рабочих и надзирать за строительством нового королевского дворца, который возводили на фундаменте разрушенного Дартфордского монастыря.

— Тимоти ждет вас в четыре часа, — объявил господин Брук.

— Я обязательно буду. Надеюсь, что этому ничто не помешает, — откликнулся Жаккард.

Посетитель ушел, а голландец сообщил мне, что Тимоти, старший сын Брука, два месяца назад закончил школу и вернулся домой горячим сторонником протестантского учения. Он имеет привычку, забравшись на пенек, который торчит на лужайке возле их дома, проповедовать слово Божье всем, кто приходит его послушать.

— Прямо с пенька? — изумилась я.

Вот чего я никак не могла понять, так это презрения сторонников Реформации к величественным зданиям соборов или монастырских церквей с их прекрасными витражами и статуями, к храмам, где богослужения совершаются с использованием специальной посуды и утвари, украшенной драгоценными камнями. Ну почему протестанты предпочитали служить Богу на лужайках или собираться в простых комнатах с голыми стенами?!

— Слышали бы вы, как вдохновенно он трактует Священное Писание! — продолжал Жаккард.

Довольно тонкие черты лица его даже преобразились, засияли внутренним светом, наполнившим душу истинно верующего человека.

— Послушать проповеди Тимоти с каждым разом приходит все больше народу, и все принимают участие в обсуждении текстов Евангелия, — продолжал мой собеседник.

Тут явились за станком четверо парней, и Ролин настоял на том, что он лично поведет их к моему дому. В тот день на Хай-стрит было довольно много народу. Шагая рядом с Жаккардом, я старалась делать вид, что ничего особенного не происходит, но в глубине души тревожилась, вспоминая наш с сестрой Беатрисой первый неудачный рейс. Нелепо, конечно, бояться простых жителей Дартфорда. И все-таки я никак не могла успокоить расшалившиеся нервы.